Операция «Маскарад»

Тут же приступ тошноты накрыл ее липкой, удушливой волной. Осторожно сглатывая, она усилием воли заставляла себя смотреть, не отводя глаз, на лежащее внутри тело, а в это время в мозгу ее проносились кошмарные воспоминания — молодой человек с размозженной пулей головой, мощная отдача «беретты», ударившая в руку и плечо… И непередаваемое ощущение силы и власти, позволяющее отнять жизнь у себе подобного.

С трудом справившись с дурнотой, Сара встряхнула головой, избавляясь от навязчивых видений. Она знала, что Лиз Сансборо никогда не почувствовала бы ничего подобного, никогда не допустила бы бессмысленной потери времени, которая таила в себе опасность. Но Сара Уокер была иной — ее переполняли смятение и жалость.

Наконец она глубоко вздохнула и еще раз, теперь уже внимательно, осмотрела лежащий в багажнике труп. Он принадлежал молодой брюнетке. Волосы ее были растрепаны, на лице застыло умоляющее выражение. Под телом был расстелен черный пластик. Грудь и живот несчастной обильно заливала кровь, особенно резко выделяющаяся на фоне белой футболки. По всей видимости, убитая была сотрудницей центра — об этом говорили ее белая униформа и прикрепленный к ней запятнанный кровью пластиковый прямоугольник с именем. Сара машинально приложила пальцы к шее убитой в том месте, где проходит сонная артерия, — она не могла так просто примириться с очевидным. Увы, пульса не было.

Теперь ее охватил гнев. Что происходит с миром, если в нем творится такое? Она ничуть не сомневалась, что смерть женщины была так или иначе связана с деятельностью Бремнера, Гордона и их соучастников из Лэнгли. А теперь еще выясняется, что во всем этом каким-то образом замешан премьер-министр Франции!

Где-то внутри особняка послышались голоса. Они приближались. Сара быстро отколола табличку с именем от футболки убитой женщины и спряталась в темноте между двумя машинами.

Прошло несколько секунд, и в дверях появились двое мускулистых мужчин в белых футболках и брюках, несущие еще одно маленькое окровавленное, обмякшее тело. Они аккуратно уложили второй труп на расстеленный в багажнике пластик и захлопнули крышку. Как только они ушли в дом, Сара вытерла кровь с плексигласовой таблички и, повернув ее к свету, прочла надпись: «Шантель Жуайо, массажистка». Это имя ей ничего не говорило.

Мужчины появились снова. На этот раз они были одеты в камуфляжного цвета рубашки и брюки. Их сопровождал человек в костюме шофера. Все трое быстро сели в «кадиллак». Вспыхнули фары, и автомобиль, проехав по булыжной дорожке, растворился в ночи. Двери особняка остались открытыми, в лучах света роились мотыльки. Сара теперь была спокойна, рассудок ее работал четко, как никогда. Она чувствовала, что ответы на все волновавшие ее вопросы следовало искать внутри этого дома.

Почти пустая площадка не давала возможности надежно укрыться, поэтому она нырнула в растущие вокруг особняка кусты. И тут вдруг где-то наверху вспыхнули прожекторы, залив все вокруг водопадом света. Захваченная врасплох, Сара пригнулась. В этот момент на мощеной дорожке резко затормозил фургон. Еще до того как он полностью остановился, из него выскочили одетые в черное люди и бросились к Саре. Все произошло так быстро, что она даже не успела поднять пистолет. Еще двое вынырнули из дверей дома. Люди в черном действовали так согласованно, словно Сара попала в заранее подготовленную засаду. В мгновение ока на нее уставились стволы сразу нескольких автоматических винтовок.

Вырвав у нее «беретту», Сару поволокли в дом. В тускло освещенном коридоре ее передали с рук на руки четырем весьма внушительных пропорций работникам центра, одетым все в те же белые футболки и брюки. Люди в черном с автоматическими винтовками куда-то исчезли, прожекторы погасли. Снаружи снова стало темно и тихо, словно ничего не произошло. Щелкнув замками, закрылись двери особняка.

Сара услышала чьи-то шаги и обернулась. В коридоре появился высокий бледный человек. Охваченная ужасом, она увидела перед собой длинное, костистое лицо доктора Аллана Левайна.

— Ну что же, Лиз, добро пожаловать в салон «Я дома», — произнес он.

Все ее тело словно поразил паралич, даже губы с трудом шевелились, когда она едва слышно сказала:

— Сара. Меня зовут Сара Уокер.

— Ах вот как? — понимающе кивнул доктор Левайн. — Значит, вы все знаете. Тогда нам придется кое-что предпринять, не так ли?

Такого страха, как сейчас, она еще не испытывала.

Глава 38

Россыпь звезд сверкала над садом помпезного отеля «Матиньон». Энергичный, полный сил управляющий Банк де Франс Анри ле Пети с восхищением следил, как восходящая луна заливает все вокруг холодным мягким светом. Затем он обвел собравшихся гордым взглядом. Их было не более двадцати человек, самых влиятельных представителей политических и деловых кругов. Все они пришли сюда, чтобы в узком кругу отпраздновать событие особой важности.

— Где же он? — раздался чей-то голос рядом с Анри. Это был Рене Кристиан Мартэн, министр финансов. — Мы все собрались, а его нет. Что-нибудь случилось?

— Винсан весь день был очень занят, мой друг. Как и всем нам, ему очень многое надо сделать к понедельнику. Кому, как не вам, это знать, — усмехнулся Анри. — У него сегодня очень плотное расписание, и он довольно поздно попал в оздоровительный центр. После сеанса у него была еще деловая встреча. Но сейчас он уже наверху и одевается.

Глава центрального банка улыбнулся и увидел, как едва заметная морщинка беспокойства между бровей министра разгладилась. Рене великолепно выглядел, мускулистый и гибкий одновременно. Еще недавно, во время его стремительного взлета, закончившегося назначением на один из ключевых постов в правительстве, он находился на грани нервного срыва, но теперь от этого состояния не осталось и следа — министр выглядел внимательным и собранным, но отнюдь не возбужденным.

— И Луиз Дюпьи тоже нет, — заметил Рене.

— Да. Винсан сказал, что она появилась в салоне здоровья незадолго перед его отъездом оттуда. Вероятно, она все еще там.

Луиз Дюпьи была одной из наиболее популярных ведущих французского телевидения. Весь понедельник ей предстояло заниматься освещением подробностей великого события — резкой смены курса политики правительства.

— А вот и Мартин! — воскликнул Рене. Анри ле Пети наблюдал, как министр финансов склонился, целуя унизанные бриллиантами холеные пальцы женщины, которой, по его подсчетам, должно было уже исполниться восемьдесят лет. Тем не менее за последние восемнадцать месяцев, усердно посещая салон «Я дома», она поразительно помолодела и теперь выглядела как весьма привлекательная особа лет пятидесяти. Энергичные движения, великолепные белокурые волосы с кокетливыми завитками около ушей — все это исключало саму мысль о преклонном возрасте. Мартин Тиза владела компанией, которой принадлежало сорок процентов французских газет и журналов, и правила подвластной ей империей средств массовой информации железной рукой.

Неподалеку от нее стоял Жак Мье, нефтяной магнат, поджарый и гибкий, словно пантера, в отличном смокинге. Он разговаривал с Роже Клюни — тот в свои неполные тридцать лет благодаря умению безошибочно угадывать вкусы подростков уже был самым высокооплачиваемым консультантом компаний, производящих товары для молодежи. Третьим участником беседы была легендарная кинозвезда Клодет Кошти, в последнее время приобретшая известность своей благотворительной деятельностью в пользу детей и животных. Злые языки даже поговаривали, что не за горами ее причисление к лику святых.

Анри был горд тем, что здесь, в саду, под звездами, собрались лучшие люди страны. Было весьма символично, что именно они поведут Францию к новым вершинам, к ее блестящему будущему. Банкир с удовольствием купался в атмосфере благожелательной болтовни, смеха, рукопожатий. Это была особая ночь, и приглашенные сюда, в этот сад, избранные наслаждались каждой ее минутой.

Когда наконец появился премьер-министр и поприветствовал собравшихся, наступила тишина. Все взгляды были обращены на него, импозантного мужчину в смокинге, с седыми волосами, эффектно оттеняющими гладкую загорелую кожу лица. Франция на пороге золотой эпохи, процветания, уготованного ей самой судьбой, и проложить путь к этому процветанию должен был он — премьер-министр Винсан Вобан.