Операция Наследник, или К месту службы в кандалах

Открыв калитку, Гартинг осторожно двинулся по посыпанной песком дорожке, представляя себе, как сейчас поляк откроет ему дверь и скажет: «Мне кажется, господин Ландезен, я оставил вам немного денег на дорогу из Лондона в обмен на ваше обещание убраться в Бельгию и больше не вставать у меня на дороге. Зачем вы опять появились здесь?» А он ответит ему: «У меня к вам выгодное предложение от господина Рачковского. Мы одни дома?» И тогда Фаберовский, кивнув утверждающе, пригласит его в дом. Он пойдет впереди по коридору, провожая нежданного гостя в гостиную или столовую. За это время можно будет понять, действительно ли нет слуг в доме. От лестницы на второй этаж хорошо просматривается и столовая, и кухня. Тогда останется достать револьвер и разрядить его в мерзкую очкастую голову поляка.

Поднявшись на крыльцо по ступенькам, Гартинг протянул руку к дверному молотку, но тут дверь сама собой распахнулась и оттуда из темноты коридора сверкающей молнией вылетела навстречу его лоснящемуся от пота лбу начищенная до блеска чугунная сковородка.

— Надеюсь, у вас хватит мозгов, мсье Ландезен, по выходе отсюда не обращаться в полицию, ведь вы все еще приговорены французским судом к пяти годам тюрьмы, — сказал Фаберовский, когда Гартинг пришел в себя, сидя у поляка в столовой в старом глубоком кресле. — Нет-нет, не стоит хвататься за карман, ваш револьвер я оттуда забрал. Вот он, у меня в руках.

Застонав от ярости и боли, раскалывавшей его череп, еврей опустился в кресло.

— Я заметил вас из кабинета, мсье Ландезен, — продолжал поляк. — И поскольку от вас мне ничего хорошего ожидать не приходилось, пришлось слегка обезопасить себя.

Гартинг осторожно ощупал огромную шишку, украшавшую его лоб.

— Когда-то в этом кресле с вот такой же шишкой сидел господин Гурин. Вы так на него сейчас похожи. Если сильно болит, приложите что-нибудь металлическое.

Гартинг пошарил взглядом вокруг и наткнулся на огромную сковородку на длинной, как у ухвата, ручке.

— Клин клином, как говорят русские, мсье Ландезен. Сковородка слишком тяжелая, но если положить ее на пол и встать рядом на четвереньки, можно приложиться к ней лбом. Не хотите? А зря. Пенни, ты не принесешь джентльмену мокрое полотенце на лоб?

Только тут Гартинг разглядел, что позади Фаберовского стоит молодая женщина, лицо которой показалось ему знакомым. Наличие женщины в данной ситуации показалось ему благом — ведь не станет же поляк стрелять при этой женщине, кем бы она ему не приходилась.

— Может быть вы все-таки позволите мне встать? — спросил он у Фаберовского, продолжая разглядывать женщину. — У вас в руках заряженный револьвер и сковородка под рукою, а у меня ничего нет, вы можете меня не опасаться. Я не привык сидеть в присутствии дам.

И не дожидаясь разрешения поляка, Гартинг вскочил на ноги.

— Позволь тебе представить, Пенни, — сказал Фаберовский. — Господин Ландезен, русский шпион и террорист. В июне этого года он приговорен французским судом к пяти годам тюрьмы за подготовку взрывов, но убежал.

— Вы наверно и не знаете, мадемуазель, — Гартинг заметил на руке Пенелопы кольцо и поправился: — Простите, мадам, — что этот господин и есть тот самый Джек Потрошитель, который убивал массу женщин в Лондоне, — отпарировал Гартинг, морщась от боли и растирая лоб рукой.

— Я хорошо это знаю, — спокойно ответила Пенелопа, — мой отец, доктор Смит, все время только об этом и говорит. Так что все эти басни не представляют для меня ничего нового. Мне кажется, что я вас где-то видела раньше?

— Ну да! Ну да! — вскричал Гартинг. — Я видел вас два года назад в Уайтчепле, как раз когда происходили эти зверские убийства.

— Нет, нет, — обеспокоено сказала Пенелопа, узнав Ландезена, который два года назад был свидетелем их препровождения в участок после того, как они пытались вместе со своей мачехой поймать Джека Потрошителя. Эта позорная страница в ее жизни была единственной, которую она сохранила в тайне от мужа.

— Помните нашу ночную поездку в Уайтчепл в октябре восемьдесят восьмого? — спросил еврей, целуя молодой женщине ручку. — Для вас она окончилась только разодранным платьем, а для меня — сломанной рукой и двумя ребрами. Жалко, что мы больше не встречались с вами после того, как расстались в полицейском участке!

— В каком еще участке? — не понял Фаберовский, с подозрением глядя то на жену, то на Гартинга.

Этот вопрос подхлестнул еврея, который почувствовал, что нащупал больное место поляка.

— У вас очень красивая жена, — сказал он, приглаживая усы. — Я не польщу ей, сказав, что она прелестна, особенно в зеленоватом свете газовых фонарей в Уайтчепле.

— Это становится интересно, — промолвил поляк, пристально глядя на Пенелопу. — Я не знал, что ты была знакома с этим хлыщом и проводила с ним время в Уайтчепле.

— Мы с Эстер пытались поймать Потрошителя. Стивен, я тебе потом все объясню.

— Так он еще и с моей драгоценной тещей знаком?! О сколько нам открытий чудных… — поляк подошел к окну и уставился невидящим взглядом в сад.

Злорадно улыбаясь, Гартинг встал рядом и тоже взглянул в окно.

— Где же тут был дом?

— Ваш динамит, мсье Ландезен, которым, к сведению моей жены, вы собирались взорвать меня и всех бывших со мною в доме, был закопан перед нашим отплытием в саду соседнего дома и в мое отсутствие взлетел на воздух вместе с тем домом.

— Я действительно хотел взорвать вашего мужа, мадам — целую ваши нежные ручки, — но мне помешал один джентльменчик, возможно, вы даже его знаете: некий Гурин.

— Еще бы я его не знала!

— Так вот этот Гурин умудрился разбить стеклянный резервуар с электролитом и спутать и разорвать все наши провода!

— Но зачем вам нужно было убивать Стивена?

— Видите ли, мадам, два года назад ваш муж был нанят начальником русской тайной полиции в Париже мсье Рачковским для компрометации русских революционеров в Лондоне.

— Пенни, тебе стоит уйти. А вам, Ландезен, я посоветовал бы помолчать.

— Ну почему же, Стивен, пусть продолжает. Не только же тебе узнавать страшные тайны обо мне. Должна же и я узнать о тебе что-то такое, что ты тщательно скрываешь.

— Ваш муж, мадам Пенелопа, благороднейший человек. Он перешел дорогу господину Рачковскому, чем вызвал его ненависть. А я лишь маленький исполнитель при всех моих остальных мужских качествах. И вы знаете, я рад, что мне не удалось осуществить план Рачковского, искренне рад. Рачковский жестокий и неблагодарный человек, он совсем не дорожит своими людьми. Если вы читали о парижском процессе против русских бомбистов, то знаете, что он бросил меня на произвол судьбы, а все потому что не захотел простить мне, что я не убил вашего мужа. Порою лучше иметь настоящего врага, как ваш муж, чем такого друга, как Рачковский.