Операция «Северный полюс». Тайная война абвера в странах Северной Европы
Шрифт:
Я засунул три шифрованных сообщения в карман и вышел из дома, не оставив ничего подозрительного, кроме самого передатчика. Наши нервы были напряжены до предела, но мы, спокойно разговаривая, прошли несколько сотен метров по Фаренгейтстрат в сторону Лан-ван-Мердерворт, не увидев ничего необычного. Казалось, худшее позади. Мы не могли оглянуться и посмотреть, что происходит у нас за спиной, так как это выглядело бы подозрительно. Однако, поворачивая на Кипрессестрат, нам удалось бросить взгляд за спину. Похоже, никто не заметил нашего ухода: все было спокойно.
Ускорив шаг, мы поспешили прочь по Кипрессестрат, и тут нас нагнали две машины. Из них, крича и размахивая пистолетами, выскочили около десяти человек и окружили нас, мгновенно поставили к стене и обыскали, но никакого оружия не нашли. Несколько недель назад я одолжил свой револьвер капитану ван ден Бергу и не получил его обратно. Но при мне обнаружили
Целью моей недобровольной поездки оказалась квартира Теллеров, где несколько немцев уже внимательно изучали передатчик, а остальные обшаривали комнату в поисках подозрительных материалов. Я знал, что их усилия окажутся тщетными, так как ничего подобного там не имелось. Так или иначе, ситуация была совершенно ясна – мой передатчик, три шифрованных послания и явно фальшивый пропуск недвусмысленно объясняли, кто я такой и чем занимаюсь. Я не мог сдержать широкой ухмылки, когда полицейский-недомерок с крайней торжественностью предъявил своему начальнику секретную бумагу, одновременно бросив на меня торжествующий взгляд. Настолько я мог судить, это была математическая формула, вырванная из блокнота лейтенанта Теллера. Со злостью и разочарованием полицейский увидел, как на лице его начальника промелькнуло выражение удивления и едва заметная улыбка. Поразительно, но этот немец явно обладал чувством юмора!
Так я впервые встретился с Гискесом. В течение следующих недель и месяцев я научился опасаться его проницательности, однако медленно и против своей воли проникся к нему чувством явного уважения.
Первые полчаса после ареста не были сколько-нибудь тягостными. Меня ни о чем не расспрашивали, лишь признали мою отвагу, необходимую для выполнения опасного задания в сложных обстоятельствах. И хотя мне очень не повезло, особых причин для беспокойства о будущем не имелось. Но вскоре такое отношение изменилось. Немцы попытались воспользоваться моим потрясением, чтобы выпытать как можно больше подробностей об использовавшихся мною шифрах. Ниже я более подробно опишу, как и почему врагам удалось достичь успеха.
Когда первый допрос привел к желаемому результату – я выдал шифр, – интерес к моей персоне уменьшился. Меня отвезли в штаб полиции безопасности, надеясь вытянуть из меня новую информацию. Теперь все зависело от того, смогу ли я уберечь от опасности Такониса и других моих товарищей.
Вскоре после нашего прибытия в Голландию мы с Таконисом обсуждали, как нам вести себя, если мы попадем в руки врагов. Мы договорились, что тот из нас, кто будет арестован, должен дать другому по крайней мере сутки на то, чтобы уйти в подполье и обезопасить организацию, а после этого может поступать так, как диктуют обстоятельства, но по возможности не выдавать своих товарищей. Нас с Таконисом сбросили одновременно над Стагервелдом в районе Оммена. Там же мы закопали свои парашюты. Если бы в случае ареста один из нас признался, что попал в страну по воздуху, и если бы немцы нашли оба парашюта – что было весьма вероятно, – то враги узнали бы о существовании второго агента. Поэтому мы собирались заявить, что нас высадили с торпедного катера.
Итак, договорившись о том, как объяснить наше появление в Голландии, осталось только определить время, когда это произошло. Так как не следовало выдавать врагу нашу истинную цель и поставленные перед нами задачи, имена своих английских руководителей называть было нельзя. Понятно, что мои показания должны были звучать достоверно и не противоречить фактам, уже имевшимся в распоряжении СД. К счастью, враги сами помогли мне в этом. Во время допроса на Фаренгейтстрат один из немцев – как позже выяснилось, лейтенант Гейнрихс – заявил, что они перехватили мое первое сообщение в Англию от 3 января 1942 года, и заметил одному из своих помощников, что я вполне могу быть «одним из людей Дерксемы». Во время пребывания в Англии у меня были кое-какие контакты с той разведслужбой, в которую входил капитан Дерксема. В Голландии из разговора с агентом по имени
Тазелар мы с Таконисом узнали, что капитан Дерксема ушел из разведки и создал собственную организацию. У меня появилась надежда, что эта информация мне поможет.В течение нескольких дней и ночей после ареста я часами диктовал свои показания криминал-секретарю Бауэру. Суть этих россказней можно обрисовать в нескольких словах. Я утверждал, что в ночь на Новый, 1941 год меня высадили с торпедного катера на побережье в Нордвейке, после чего по заданию голландской разведки, полученному мной в Англии, я встретился в амстердамском кафе с неизвестным человеком, которого больше никогда не видел. В его задачу входило передать мне сообщения для отправки по радио. Таким образом я добился своей цели – сохранить в тайне имя моего начальника в Англии и связных в Голландии. Судя по всему, мои показания, полные интересных подробностей, произвели на немцев хорошее впечатление. Впрочем, Бауэр три недели спустя вернулся и обвинил меня в том, что «все это ложь».
Теперь я должен сказать несколько слов о той подготовке, которую получали в Англии будущие агенты, чтобы читателю было легче разобраться в последующих событиях.
В Англии имелось немало школ по подготовке агентов. Каждый потенциальный агент должен был пройти через несколько подобных заведений, чтобы полностью ознакомиться со всеми сторонами своей профессии, а затем получал специальную подготовку. Из-за нехватки времени обучаться во всех этих школах не было ни возможности, ни особой необходимости. Но одна из школ была обязательной для всех. Я говорю о Школе безопасности, где обучали тому, как защитить себя, свои шифры, организацию и т. д. В противоположность другим школам, где инструкторами в основном служили офицеры британской армии, с методами секретной службы нас знакомили люди, в прошлом сами какое-то время работавшие агентами. Естественно, на занятиях заходила речь о том, что случится, если агент попадет в плен к врагу, что именно в подобном случае враг постарается узнать в первую очередь, какими методами он воспользуется, чтобы добыть желаемую информацию, и как агент должен себя вести.
Главный инструктор изложил вражескую тактику следующим образом. В первую очередь враг постарается завладеть шифром. Он начнет дружескую беседу, будет гуманно обращаться с пленником и щедро давать обещания, затем перейдет к угрозам, а потом и к пыткам. При этом инструктор отмечал, что, даже если агент полон решимости не выдавать шифр, в распоряжении гестапо имеются такие средства, которые сломают сопротивление даже самого стойкого человека. В итоге враг не только получит шифр со всеми вытекающими последствиями, но и сломленный агент выдаст куда более важные сведения, такие, как личные контакты и опознавательные знаки. Опознавательный знак – единственная возможность сообщить в Англию о своем аресте, поэтому его нельзя выдавать ни при каких обстоятельствах. Следовательно, мы должны всячески избегать допроса третьей степени и, не дожидаясь его, выдать шифр, подчинившись непреодолимой силе.
Узнав шифр, враг попытается начать ответную игру на передатчике и заручиться нашим сотрудничеством, чтобы повысить шансы на успех. Иными словами, нас попытаются «перевербовать» и использовать передатчик в своих интересах.
Главный инструктор дал нам понять, что, хотя, разумеется, честь не позволит нам идти на соглашение со врагом, подобное поведение окажется не сколько похвальным, сколько неразумным. Пока врагу неизвестен опознавательный знак, шансы на успех радиоигры у него нулевые. Он попытается начать радиоигру и без нашего содействия. Если же мы сделаем вид, что согласны помочь, то враг проникнется к нам известным доверием и у нас появится возможность совершить попытку к бегству.
Подобное развитие событий не слишком желательно. Верховное командование союзников в первую очередь заинтересовано в установлении радиоконтактов со врагом, которые бы не внушали никаких подозрений, но это произойдет лишь в том случае, если у врага создастся ложное впечатление, что радист полностью «перевербован».
После ареста я убедился в верности слов инструктора. Шифр у меня начали выпытывать еще на Фаренгейтстрат. Гейнрихс упоминал многие подробности применявшейся мной системы шифровки и заявил, что и без моей помощи может расшифровать найденные при мне сообщения. Он утверждал, что хочет дать мне возможность спасти шкуру, если я добровольно выдам шифр, и прибавил, что тем самым я избавлю его от многих хлопот. Я счел разумным пойти навстречу этому предложению и пообещал, что выполню его просьбу, если ему удастся расшифровать одно из трех найденных при мне сообщений. К моему удивлению, он немедленно согласился, сел за стол, сделал вид, что полностью погружен в свой «пасьянс», и минут через двадцать с торжеством объявил: «Крейсер «Принц Евгений» стоит в Схидаме – верно?» Одно из сообщений действительно читалось именно таким образом!