Операция «Валгалла»
Шрифт:
Это носило форму приказа, и Гоффер реагировал соответственно: вытянулся, щелкнул каблуками:
— Слушаюсь, штурмбаннфюрер.
Риттер поднял глаза на Сорсу.
— Есть возражения?
— Это что-то изменит, если они у меня есть? — спросил Сорса.
— Нет, пожалуй. Всех нас приводит в ад та же дорога.
— В Финляндии тоже так говорят.
Риттер кивнул.
— Лучше оставить главного сержанта Гештрина и четверых ваших лучших людей здесь, держать оборону, пока нас не будет. Возвращайтесь в лагерь. Я присоединюсь к вам через некоторое время.
— А герр Штрассер?
— Не
— Думаю, да, штурмбаннфюрер.
— Это хорошо, потому что, будь я проклят, если сам понимаю это. — Риттер встал и подошел к бару, взял бутылку шнапса. — Я узнал множество хороших людей за эти пять-шесть лет, их нет больше с нами. И в первый раз я задался вопросом: почему. — В лице его появилось выражение отчаянья. — Почему они умерли, Сорса? Ради чего? Вы можете мне сказать?
— Боюсь, что нет, — ответил спокойным голосом Сорса. — Видите ли, я воевал за зарплату. Мы принадлежим к разным клубам, вы и я. Еще что-нибудь? — Риттер покачал головой. — Тогда я вернусь к своим парням.
Огромный финн отсалютовал ему по-армейски и вышел. Риттер пошел к камину, глядя на пламя.
— Почему, Эрик? Ради чего?
— Что это с вами, майор Риттер? — спросил Штрассер из дверного проема. — Поздновато для философии на мой взгляд.
Риттер обернулся к нему, темные глаза полыхнули на бледном лице.
— Больше никаких игр, рейхсляйтер. Мы уже слишком далеко зашли, вы и я.
— Да, неужели? — Штрассер зашел за стойку и налил себе бренди.
— Борман ли в Берлине, а Штрассер здесь, или наоборот? — спросил Риттер. — С другой стороны, какая разница?
— Теперь дошла очередь до речей?
— На мой взгляд, я это заслужил хотя бы тем, что наблюдал за этим тошнотворным спектаклем с этой женщиной, де Бевилль. Вы низвели ее до уровня последней шлюхи из Сан-Паули. Вы ей ничего не оставили.
— Я сделал то, что должен был сделать.
— Во имя Бога, Фюрера и Рейха, или я разместил их не в том порядке? — Риттер игнорировал выражение ужаса, появившееся на лице Гоффера. — Сотни тысяч молодых немцев погибли, сливки нации, те, что верили. Те, у кого была вера и идеалы. Кто думал, что они выводят страну из упадка и нищеты двадцатых в новый век. Сейчас я понял, что они умерли напрасно. Того, во что они верили, не существовало с самого начала. Вы и вам подобные позволили, себе на горе, сумасшедшему человеку завести немецкий народ на дорогу в ад, а мы следовали за вами с радостью в сердце.
Штрассер сказал:
— Послушайте меня, Риттер. Это сентиментальная чушь в худшем виде, и не вам, человеку, который служил Рейху, как немногие, ее повторять. Вы полагаете, что нам конец? Если так, то вы сильно ошибаетесь. Нет, мы живы. Только теперь начинается «Камараденверк», и для вас там есть место. Почетное место.
Риттер повернулся к Гофферу.
— Мы сейчас уходим, Эрик.
Гоффер вышел. Штрассер спросил:
— Что вы намерены делать?
— В семь часов я атакую. Всей мощью пойдем на приступ. Используем бронебойные фаустпатроны, чтобы разорвать цепи подъемного моста. Гарантировать успех не могу, но может и получиться. Здесь держать оборону оставляю главного сержанта Гештрина и с ним еще
четверых.Вернулся Гоффер и подал ему куртку и пилотку. Штрассер сказал:
— Подождите, я только схожу за пальто. Я пойду с вами.
— Нет! — сказал Риттер категорически. — Я командую, и я говорю, что вы остаетесь здесь. — Пока он застегивал куртку, Штрассер спросил:
— Если ваши чувства настолько определенны, как вы говорите, зачем вы это делаете?
— Большинство моих друзей погибли, так почему мне должно это сойти с рук? — И он вышел.
Арни спокойно спал. Единственным видимым свидетельством сурового испытания, через которое ему пришлось пройти, были темные круги под глазами, похожие на кровоподтеки. Гайллар положил руку мальчику на лоб. Он был прохладным и впервые за сутки пульс тоже был в норме.
Он зажег сигарету, подошел к окну и приоткрыл его. Было довольно темно, только из окна кухни через двор напротив лился свет. Шел снег. Гайллар глубоко вдыхал холодный живительный воздух.
В дверь постучали, и вошел Майер с кофе на подносе. Финский часовой остался снаружи. Гайллар мог его видеть. Тот сидел на стуле по другую сторону коридора и курил сигарету.
— Как он, герр доктор? — спросил Майер, наливая кофе.
— Температура спала, пульс в норме, спит спокойно, как вы сами видите. — Гайллар выпил кофе и поблагодарил. — Теперь мне нужно взглянуть на мадам де Бевилль.
Майер сказал тихо:
— Они собираются в семь атаковать замок.
— Вы уверены? — спросил Гайллар.
— Я совсем недавно слышал, как майор Риттер и герр Штрассер говорили об этом в баре. Майор Риттер уже уехал к замку.
— А Штрассер?
— Они схватились, Штрассер хотел идти, но Риттер был против. Так что он остался здесь с пятью охранниками.
Гайллар повернулся и облокотился на подоконник, очень взволнованный.
— Если они пойдут на приступ, там наверху нет никаких шансов устоять. Мы должны что-то предпринять.
— Что мы-то можем сделать, герр доктор. Ситуация безнадежная.
— Нет, если кто-то сможет сообщить о том, что здесь случилось. Теперь в районе Арлберга должно быть много подразделений Союзников. Вы могли бы пойти, Йоганн. — Он протянул руку и ухватил Майера за пальто. — Вы можете выскользнуть отсюда.
— Я очень сожалею, герр доктор, я перед вами в большом долгу, возможно, я обязан вам жизнью моего сына, но если я пойду, мальчику может грозить опасность. — Майер покачал головой. — В любом случае, с этими финнами перед домом угнать штабную машину невозможно, а пешком далеко ли уйдешь?
— Безусловно, вы правы. — Гайллар в унынии снова повернулся к окну и увидел внизу во дворе нечто, мгновенно возродившее в нем горячую надежду. К стене рядом с окном кухни была прислонена пара лыж.
Ему с трудом удалось остаться невозмутимым.
— Налейте мне еще кофе прежде, чем часовой решит, что вы здесь уже слишком долго, и слушайте. Там внизу стоят лыжи, они ваши?
— Да, герр доктор.
— Вы правы, друг мой, вы передо мной в долгу, и теперь у вас есть возможность отдать мне долг. Возьмите эти лыжи, куртку, перчатки и ботинки и оставьте их в дровяном сарае наверху. Это все, о чем я прошу. Отсюда я выберусь сам.