Оперативное вмешательство
Шрифт:
Окрестности Чернигова. Украина. 16 июля
– Давай, давай! Все, харэ!
Савва Фокин медленно пятился спиной, указывая механику-водителю Косте Горелкину на край платформы.
«Барс», последний раз свистнув турбиной, встал как вкопанный.
– Лады! Приехали! Теперь крепим.
Натянув перчатки, Савва и наводчик Витя Суханов по кличке Ноздря споро засунули под гусеницы увесистые тормозные башмаки и стали протягивать витые из толстой проволоки крепежные тросы.
Свое прозвище Суханов получил на заре своей молодости, когда,
– Давай быстрее, Савва! Вон Карп с зампотехом чешет!
Обернувшись, сержант увидел идущих вдоль эшелона командира роты капитана Карпа и прапорщика Ващенко.
По внешнему виду Карпа можно было понять, что он только что побывал в штабе батальона и получил нагоняй за медлительность.
Двадцатую отдельную танковую бригаду сдернули по боевой тревоге больше суток назад. Бригаде предстояло совершить тридцатипятикилометровый марш и с ходу начать погрузку на эшелоны, идущие в неизвестном им направлении. Как и следовало ожидать, тут же начался бардак, несмотря на многочисленные ротные и батальонные учения. Все-таки тренировки – это одно, а когда всю танковую бригаду одновременно ставят «в ружье» и выгоняют из пункта постоянной дислокации, то все уже совсем по-другому складывается. На шоссе, ведущем к Чернигову, немедленно воцарился хаос, когда маршевые колонны потянулись к станции. Через пару часов у горожан создалось впечатление, что Чернигов подвергся нашествию механизированной пятнистой орды.
Начальник станции, толстенный вислоусый хохол с характерной фамилией Нечай, пытался что-то блеять и упорно отказывался выделить для погрузки армейских эшелонов две платформы, ссылаясь на отсутствие приказа по своему ведомству.
Орущего и потеющего Нечая взял в оборот заместитель комбрига, полковник Игорь Громов, который вломился к железнодорожнику вместе с отделением автоматчиков из комендантской роты.
Глотка у Громова, несмотря на интеллигентный вид, была просто луженая, и он вмиг заткнул Нечая, пригрозив пристрелить его на месте.
Нечай сразу как-то «сдулся» и, покосившись на стволы «АК-12», обреченно махнул рукой.
– Война, что ли, началась? – только и смог спросить Нечай.
– Если бы началась война, господин Нечай, я бы вас просто застрелил. Прямо здесь, на месте, за попытку саботажа! – отрезал Громов.
Бригада грузилась уже вторые сутки, все бегали в мыле, начиная от последнего солдатика до комбрига Разумовского и его штабных. По нормативу погрузка батальона занимает шесть часов, но теперь ее сократили на час, стараясь как можно быстрее выпихнуть бригаду из Чернигова.
– Быстрее, Фокин, что вы копаетесь! – рявкнул Карп, уставившись своими пустыми рыбьими глазами на танкистов. – Где ваш взводный Черемисов?
– Не могу знать!
– Тьфу! – сплюнул себе под ноги Карп и еще раз повторил: – Быстрее, мать вашу! Каждая секунда на счету.
– Похоже, хана настает Черемису! – процедил Ноздря. – Сожрет его Карп!
– Сожрет, значит,
за дело! Нельзя же быть таким раздолбаем! Мы грузимся, а взводный слинял.– Поди, к очередной хохлушке под бочок «отскочил», – встрял в разговор Горелкин.
– Если завидно, так завидуй молча! – заявил Ноздря. – Тебе-то что Черемис плохого сделал?
– Вопрос, что он сделал хорошего? – философски ответил Горелкин, явно нарываясь на скандал.
– А ну цыц, оба! – прикрикнул Фокин. – Давайте тащите еще трос, будем ствол стопорить.
Старший лейтенант Сергей Черемисов, переведенный в роту Карпа откуда-то с Урала из территориальной части, по непонятной причине пользовался бешеной популярностью у местных барышень. То ли язык у него был хорошо подвешен, то ли еще что, но у Черемисова подружки менялись едва ли не каждую неделю. Свое офицерское жалованье он почти целиком спускал в черниговских кабаках и на какие средства жил дальше, никому не известно.
К службе лейтенант относился «с прохладцей», чем доводил Карпа, похожего внешностью и характером на прусского юнкера, до исступления. От расправы и вылета на гражданку с «волчьим билетом» Черемисова спасало только одно: он был отменный стрелок. Если танк под командованием старлея выходил на огневую директрису, то ему равных не было во всей бригаде, а может, и корпусе.
Наконец «Барс» был намертво закреплен и готов к транспортировке.
– Слышишь, Ноздря, сгоняй, посмотри, где там кухня. А то из меня сейчас «сухпай» через уши полезет!
Довольно кивнув, Ноздря спрыгнул на насыпь и мгновенно растворился в станционной суете.
Едва он исчез, как возле эшелона снова нарисовался зампотех роты, идущий вместе с батальонным «технарем», старшим прапорщиком Кацурой, они тщательно осматривали закрепленные танки и БМП.
– Господин старший прапорщик, разрешите обратиться! – вкладывая во фразу максимум уважения к старшему по званию, спросил Фокин.
– Слушаю, сержант. У вас есть минута, – отозвался замотанный и раздраженный Кацура, сверля Савву недобрыми серыми глазами.
– Из-за чего нас по тревоге подняли? Большие маневры? Или что-то…
Кацура, услышавший вопрос уже, наверно, тысячный раз на дню, взорвался:
– Ты дебил, что ли, сержант?! Когда надо будет, тогда все и скажут. Задрали уже со своими вопросами! Показывай лучше, как агрегат свой закрепил!
Осмотрев намертво прикрученный «Барс», Кацура успокоился и, буркнув что-то типа «молодцы», пошел дальше. Стоящий чуть дальше Ващенко показал Фокину чумазый кулак и выразительно провел ладонью по горлу.
– Че, нарвался, сержант? – заныл Горелкин.
– Не нарвался! Чего скулишь-то заранее? Что ты за человек, Горелкин? Еще ничего не случилось, а ты уже ноешь? А если завтра война? Как тогда, четыре года назад из-за Украины? Тогда тоже, как сейчас, по тревоге сдернули и сразу – в бой.
Ноздря появился так же неожиданно, как и исчез, вынырнув из мельтешащего круговорота людей в камуфляже. Он был насуплен и зол как черт.
– Хрен нам, а не кухня! – с ходу заявил он. – Сейчас с гренадерами потер, так они говорят, что тыловиков и дивизион ПВО первыми отправили еще ночью… Так что жрать будем сухпай, пока на место не прибудем.