Оперативный простор

— А может ты нам горбато лепишь? — зло прищурился Шуляк.

— Командир, правду говорю. Мне этот Лёнька никто, к тому же он из ваших, мусорских, хоть и бывший. Такого сдать не западло! — заверил налётчик.

Шуляк нашёл телефон и вызвал из угрозыска машину, в которую погрузили обоих задержанных. Больше они нам взяток не предлагали.

— Жора, извини, но тебе придётся ехать с нами, — извиняющимся тоном произнёс Шуляк. — Придётся оформляться.

— Ага, а как я вашим объясню, почему оказался в чужой квартире? — загрустил я.

— Так всё в соответствии с прежней версией — увидел открытую дверь и зашёл. И не журись: я поговорю с Ветровым, чтобы дело Хвылиной у Иджилова забрали. Кто следователь по убийству её мужа?

— Ваня Самбур.

— Ему и передадим. Уверен, эти два дела надо объединять. Ты только ему всё по пунктам распиши, он поймёт, — предложил Шуляк.

— Такой расклад мне по душе, — обрадованно сказал я. — Тебе что-то удалось нарыть?

— Времени было мало, — вздохнул Шуляк. — Только во вкус вошёл, как тебе вдруг вздумалось мировую войну устроить: пальбу на всю парадную затеял…

— Так что — совсем-совсем ничего? — с досадой бросил я.

— Ты в машину полезай, я тебе всё расскажу, — попросил Шуляк.

Мы разместились на лавке в открытом всем ветрам кузове грузовика.

Машина еле-еле ползла по вечерним улочкам Петрограда, трясясь на камнях мостовой.

— Так что тебе удалось выяснить? — склонился я над ухом Шуляка.

— Всего два момента. Первый: в тот день, когда погибла Хвылина, у неё были гости. Кто именно — мужчина или женщина, установить не удалось. Второй: дворник примерно в то же время видел во дворе подозрительного типа. Тот зачем-то шатался под окнами. Дворник припугнул его, что вызовет милицию, мужчина ушёл.

— Удалось составить словесный портрет? — подался вперёд я.

— Было темно, дворник мало что разглядел. Но одна деталь в глаза бросилась — у этого типа была заячья губа.

Я напрягся. Где-то мне уже на глаза попадалась эта особая примета, причём совсем недавно…

Есть!

— Слушай, а про рост ничего не выяснил? Этот тип случайно не высокий и сутулый, а волосы короткостриженые?

— Про волосы не скажу, вроде как тип в кепочке был. Про рост тоже информации нет, а вот с сутулостью ты прямо в точку. Дворник упоминал, что незнакомец сутулился, причём сильно. А что — есть подходящая кандидатура?

— Есть! — радостно сказал я.

Кажется, что-то нащупывалось. И пусть пока это было всего-навсего предположение, не подкреплённое ничем, кроме догадок, я вдруг осознал, что напал на след, причём след горячий, по которому надо идти до конца.

— И кто таков? — с некоторой ревностью поинтересовался Шуляк.

Его можно было понять. По идее, это он — местный опер должен знать все здешние уголовные кадры, а не я — залётный из другого города. Тут любой станет ревновать.

— По описанию очень похож на беглого преступника Фёдора Капустина. Я с ним по пути в Петроград пересёкся, он у меня практически из-под носа ушёл.

— Капустин? — оперативник задумался. — Да, есть такая ориентировка. И как мне сразу в голову не пришло сопоставить?

— Потому что у тебя в день сто таких ориентировок. Тут у любого нормального человека голова кругом пойдёт. А я лично на него напоролся, причём, как понимаешь, потерпев фиаско. Ну и пока не на все сто процентов уверен в догадке. Мало ли случайной публики, страдающей искривлением осанки и дефектами губы. Покажи фотку Капустина дворнику, — попросил я. — Если опознает, значит, я прав — под окнами дома зачем-то крутился беглый уголовник. И, если так, надо понять, что его связывает с этим делом. Не думаю, что его появление было случайным.

— Ох, Быстров! Теперь я понимаю, почему твоё начальство с таким удовольствием от тебя избавилось, пусть и временно, — покачал головой Шуляк. — Умеешь ты устраивать весёлую жизнь товарищам по работе! Сдаётся мне, что ты бандитов даже во сне ловишь, а днём действуешь на них как магнит…

Я промолчал, отвернувшись в сторонку. Определённая правда в словах Шуляка была: стоило только мне оказаться в этой эпохе, как меня засосало в такую воронку событий, что я уже не мыслил дельнейшей жизни без постоянного драйва и движухи вокруг меня. А ещё говорили, что темпоритм двадцать первого века просто сумасшедший.

Три раза «ха», уважаемые: по сравнению со времечком, куда я попал, это всё равно что их столяры, супротив наших плотников.

Да тут всё просто бьёт ключом и брызжет энергией! Целый мир меняется: где-то к лучшему, где-то к худшему, но масштабы потрясения таковы, что их сложно вообразить неподготовленному человеку.

В чём-то мне, как обычному гражданину, который пережил катаклизмы перестройки (будь она неладна), распад огромного могущественного государства (чтоб вам пусто было, сволочи, что когда-то собрались в Беловежской пуще и подписали тот изуверский договор!), криминальные девяностые — было чуточку легче.

Но именно, что только чуточку.

И, если мне будет суждено застрять здесь надолго, я сделаю всё, что в моих силах, чтобы мир, который мы строим, в какой-то степени можно было назвать словами братьев Вайнеров — Эпоха милосердия.

Грузовик остановился у знакомого особняка губернского уголовного розыска.

Ну вот, пока задумался, время пролетело практически незаметно. Со мной так бывает.

— Ты как, будешь их колоть? — спросил Шуляк, указывая на племяша и его дядечку.

— Нет, это уже твоя епархия. Тряси сам, как хочешь. Ты, главное, по-быстрому с меня письменные показания возьми, а потом отпусти домой: сестра уже заждалась. Переволновалась вся, — попросил я.

— Сделаем в лучшем виде, — пообещал Шуляк. — И с Ветровым насчёт Хвылиной переговорю. Думаю, всё сладится. Ваня Самбур, конечно, поупирается чуток, но мы на него Серёгу Кондратьева напустим. Тот, кого хочешь уломает.

Тут взгляд Шуляка потеплел.

— Привет, Ваня!

Я сначала подумал, что он увидел Самбура, но это был тёзка следователя — опер Иван Бодунов (только сейчас я вдруг сообразил, что это живой прототип другого известного героя — Ивана Лапшина из повести Юрия Германа, которую потом экранизировал сын писателя — Алексей).

— Кого это вы привезли? — пристально рассматривая парочку арестованных нами урок, спросил Бодунов.

— Да налётчики: квартиры обносили под прикрытием удостоверений ГПУ. Наглые — просто жуть. Спасибо Жоре — взял их прямо на месте преступления, — пояснил Шуляк.

— Рад тебя видеть, Жора! — усмехнулся Бодунов. — Ты, как всегда, в своём репертуаре. Скоро после тебя у нас в Петрограде совсем преступный элемент повыведется, а нас сократят к едреной фене.

— Так я вам оставлю чуток — для развода, — хмыкнул над этой добродушной подначкой товарища я.