Опиумная война
Шрифт:
— Три месяца… — поразилась Рин. — А Катай говорил, что ты никогда не сможешь ходить.
— Он преувеличивал, — сказал Нэчжа. — Мне повезло. Клинок прошел точно между желудком и почкой. И ничего не проткнул на пути. Боль дикая, но все зажило. Хотя шрам уродливый. Хочешь посмотреть?
— Нет, не снимай рубаху, — поспешила ответить Рин. — И все-таки, три месяца? Потрясающе.
Нэчжа отвернулся, рассматривая тихую полоску города под крепостной стеной — зону их патрулирования. Он колебался, словно решал, стоит ли что-то сказать, но потом резко сменил
— Такие вопли в скалах — это тут считается нормальным?
— Это всего лишь Суни. — Рин отломила половину пшеничной лепешки и предложила ее Нэчже. Хлеб теперь выдавали аж дважды в неделю, стоило побаловать себя, пока есть возможность. — Не обращай на него внимания.
Нэчжа взял хлеб, пожевал и скривился. Даже в военное время Нэчжа вел себя так, будто ждал чего-то более роскошного.
— Довольно трудно не обращать внимания, когда он орет прямо за твоим шатром.
— Я попрошу Суни держаться от него подальше.
— Правда?
Рин искренне обрадовалась приезду Нэчжи. Пусть они и ненавидели друг друга в академии, Рин приятно было видеть однокурсника на другом краю страны, так далеко от Синегарда. Приятно, когда рядом человек, способный хоть как-то понять, через что она прошла.
Хорошо, что Нэчжа перестал вести себя так высокомерно. В некоторых война пробуждает худшие качества, но Нэчжу она изменила в лучшую сторону, избавив его от снобизма. Теперь казалось мелочным помнить старые обиды. Трудно ненавидеть человека, который спас ей жизнь.
Рин не хотелось этого признавать, но Нэчжа выглядел даже милым по сравнению с Алтаном, который в последнее время взял в привычку швырять все, что попадется под руку, при малейшем признаке неповиновения. Рин удивлялась, почему они с Нэчжой не подружились раньше.
— Ты ведь в курсе, что вас считают сборищем чудиков? — сказал Нэчжа.
Ну конечно, он должен был это сказать. Рин ощетинилась. Да, они чудики, но это ее чудики. Только цыке имеют право говорить так о других цыке.
— Они лучшие воины во всей армии.
Нэчжа поднял брови.
— А разве кто-то из вас не взорвал иностранное посольство?
— Это случайность.
— А разве этот волосатый здоровяк не душил вашего командира в столовой?
— Ладно, Суни довольно странный, но остальные — совершенно…
— Совершенно нормальные? — громко засмеялся Нэчжа. — Серьезно? Ваши люди просто случайно принимают наркотики, разговаривают с животными и вопят по ночам?
— Побочные эффекты боевых способностей, — ответила Рин как можно легкомысленней.
Нэчжу это не убедило.
— А выглядит так, будто боевые способности — это побочный эффект безумия.
Рин не хотелось об этом думать. Это было кошмаром возможного будущего, и она понимала, что это не просто слухи. Но чем больший ужас ее охватывал, тем хуже получалось вызывать Феникса и тем более раздраженным становился Алтан.
— Почему у тебя не красные глаза? — вдруг спросил Нэчжа.
— Что?!
Он протянул руку и дотронулся до ее щеки под левым глазом.
— У Алтана красные глаза.
Я думал, у всех спирцев такие.— Не знаю, — смущенно ответила она. Рин никогда об этом не задумывалась, а Алтан никогда об этом не говорил. — У меня всегда были карие глаза.
— Может быть, ты не спирка.
— Возможно.
— Но они были красными, — озадаченно произнес Нэчжа. — В Синегарде. Когда ты убила генерала.
— Ты же был без сознания. У тебя из живота торчал клинок.
Нэчжа поднял брови.
— Я помню, что видел.
За их спинами послышались шаги. Рин подскочила, хотя у нее не было причин чувствовать себя виноватой. Она всего лишь несла караул, болтовня в карауле не запрещалась.
— Вот ты где, — сказал Энки.
Нэчжа поспешил встать.
— Я пойду.
Рин смущенно посмотрела на него.
— Нет, в этом нет необходимости…
— Он должен уйти, — сказал Энки.
Нэчжа резко кивнул Энки и быстро скрылся за углом стены.
Энки подождал, пока шаги Нэчжи вниз по лестнице затихнут, и посмотрел на Рин, стиснув губы в строгую ниточку.
— Ты не сказала, что сын наместника провинции Дракон — шаман.
Рин нахмурилась.
— О чем это ты?
— Об эмблеме. — Энки показал на свою спину, в том месте у Нэчжи на рубахе был вышит семейный символ — гребень дракона. — Это отметина дракона.
— Это всего лишь гребень.
— А разве в Синегарде его не ранили? — поинтересовался Энки.
— Да.
Интересно, откуда Энки узнал? Но Нэчжа все-таки был сыном наместника, в ополчении прекрасно знали подробности его личной жизни.
— И ранение было серьезным?
— Не знаю, — ответила Рин. — Я сама была в полубессознательном состоянии, когда это случилось. Генерал дважды его проткнул — вероятно, в живот. А какая разница? — Ее и саму удивило быстрое выздоровление Нэчжи, но Рин не понимала, почему Энки ее расспрашивает. — Жизненно важные органы не были задеты, — добавила она, хотя звучало малоправдоподобно.
— Две раны в живот, — повторил Энки. — Две раны от опытного генерала Федерации, который вряд ли промахнулся бы. И через пару месяцев он уже ходит?
— Знаешь, учитывая, что один из наших живет в бочке, везение Нэчжи не кажется таким уж странным.
Энки это не убедило.
— Твой друг что-то скрывает.
— Так спроси его сам, — раздраженно бросила Рин. — Тебе что-то нужно?
Энки задумчиво нахмурился, но кивнул.
— Тебя хочет видеть Алтан. В своем кабинете. Прямо сейчас.
В кабинете Алтана был страшный беспорядок.
На полу валялись книги и кисти. По столу разбросаны карты, все стены утыканы картами города. И повсюду на них неровные и неразборчивые пометки Алтана, наброски стратегических планов, непонятных никому, кроме Алтана. Он настолько густо обвел некоторые важные зоны, что выглядели они так, будто Алтан процарапал их ножом на стене.
Когда вошла Рин, Алтан сидел за столом в одиночестве. Под его глазами были темные синяки.
— Вызывал? — спросила Рин.