Опиумная война
Шрифт:
Удивительно, но Цзюнь не стал спорить.
— Мы переместим штаб вглубь, на склад Сиханя, — продолжил Алтан. — А пленника можем поместить в подвал.
Рин вскинула голову.
— Какого пленника?
Она смутно осознавала, что ей не следует встревать, она всего лишь рядовой цыке и не участвует в совещании, а сейчас влезла не к месту. Но она была слишком поглощена горем, слишком устала, чтобы ее это беспокоило.
Юнеген наклонился к ней и прошептал на ухо:
— Солдат Федерации, Алтан стянул с него маску во время газовой атаки и притащил сюда.
Рин изумленно
— Ты вернулся туда? — спросила она, и собственный голос отдался звоном в ушах. — У тебя была маска?
Алтан бросил на нее раздраженный взгляд.
— Сейчас не время, — сказал он.
Рин встала.
— И ты оставил одного из наших умирать?
— Мы обсудим это позже.
Теоретически она понимала, что захват вражеского пленника дает стратегическое преимущество. Последних солдат Федерации, которых захватили на берегу, когда они там что-то разнюхивали, разъяренная толпа разорвала на части. И все же…
— Поверить не могу, — сказала Рин.
— Мы займемся эвакуацией штаба, — громко произнес Алтан, не обращая на нее внимания. — Перегруппируемся на складе.
Цзюнь быстро кивнул и буркнул что-то своим офицерам. Те отдали честь и выбежали из штаба.
Алтан тем временем отдавал приказы цыке.
— Кара, Юнеген, Рамса, обеспечьте нам безопасный путь на склад и проводите туда офицеров Цзюня. Бацзы и Суни, помогите Энки собраться. Остальные — на позиции, на случай новой газовой атаки. — У двери он задержался. — Рин. Останься.
Она остановилась, а все остальные ушли. Напоследок Юнеген бросил на нее беспокойный взгляд.
Алтан дождался, пока они останутся наедине, и закрыл дверь. Он пересек комнату и оказался почти вплотную.
— Не смей мне перечить, — тихо сказал он.
Рин скрестила руки на груди.
— Вообще или только в присутствии Цзюня?
Алтан не заглотил наживку.
— Ты будешь отвечать мне, как рядовой своему командиру.
— Вот как? Может, заставишь Суни вышвырнуть меня из твоего кабинета?
— Ты забываешься. — Голос Алтана стал угрожающе тихим.
— А ты бросил моего друга на смерть, — ответила Рин. — Он лежал там, а ты его бросил.
— Ты бы не смогла его вытащить.
— Нет, смогла бы, — взорвалась она. — А даже если бы не смогла, ты бы смог, спас бы моего друга вместо какого-то солдата Федерации, который заслужил смерть…
— Пленные гораздо важнее, чем отдельные солдаты, — спокойно заявил Алтан.
— Чушь собачья, — отрезала она.
Алтан не ответил. Он сделал два шага вперед и дал ей пощечину.
Это застало Рин врасплох. Она приняла всю силу удара неподготовленной. Голова дернулась в сторону. Колени подогнулись, она упала. Оглушенная, Рин поднесла руку к щеке. Пальцы намокли в крови — от удара снова открылась рана от стрелы.
Она медленно подняла взгляд на Алтана. В ушах звенело.
Ее глаза встретились с алыми глазами Алтана, и откровенная ярость в них поразила Рин.
— Да как ты смеешь, — сказал он. Голос был слишком громким, перекрывал шум в ушах. — Ты неправильно поняла, каковы наши отношения. Я тебе не друг. И не брат, даже если мы родня. Я твой командир. Не смей оспаривать мои приказы. Ты
должна следовать им беспрекословно. Либо ты мне подчиняешься, либо уходишь.Его голос звучал с таким же эхом, как у Цзяна, когда тот открыл в Синегарде двери в бездну. Глаза Алтана горели красным — нет, они были не просто красными, а огненными. За его спиной поднималось пламя, жарче того, что способна вызвать Рин. Собственное пламя ее не обжигало, но это полыхнуло в лицо, и она отшатнулась, задыхаясь.
Звон в ушах усилился.
«Он не должен так с тобой поступать, — раздался голос в голове у Рин. — Не должен тебя запугивать». Она зашла так далеко не для того, чтобы сгибаться от страха. Ни перед Алтаном. И ни перед кем другим.
Рин встала, заглянула внутрь себя, во что-то отвратительное, темное и пугающее, и открыла путь тому, что только и ждало ее призыва. Комната потемнела, словно Рин смотрела через длинную алую призму. По венам растекся знакомый жар, требующий крови и пепла.
Сквозь красный туман она увидела, как Алтан вытаращил глаза от удивления. Она расправила плечи. За спиной бушевал огонь, в точности такой же, как у Алтана.
Рин шагнула к нему.
Комнату наполнил громкий треск. Рин задрожала от напряжения. И услышала птичий смех. Услышала бодрый вздох бога.
«Вы же просто дети, — прошептал Феникс. — Глупые дети. Мои дети».
Алтан выглядел ошеломленным.
Но как только пламя Рин начало бороться с его пламенем, она снова ощутила неприятный жар, огонь ее обжег. Пламя Рин было испепеляющим, импульсивным огнем ярости. Огонь Алтана черпал силы в бесконечной ненависти. Он горел медленно и стойко. Рин почти чувствовала его злобные намерения, древнюю боль, и это ее ужаснуло.
Неужели можно ненавидеть так сильно?
Что с ним случилось?
Она больше не могла сдерживать свое пламя. Но огонь Алтана горел жарче. В состязании своей воли и его Рин проиграла.
Она боролась еще секунду, а потом ее огонь потух так же быстро, как и вспыхнул. Пламя Алтана исчезло через мгновение.
Вот так. Она пересекла черту. Это конец.
Но Алтан больше не злился. И, похоже, больше не собирался ее наказывать.
Нет, он выглядел довольным.
— Вот, значит, что для этого нужно, — сказал он.
Рин чувствовала себя опустошенной, как будто огонь выжег что-то изнутри. Гнев испарился. Она едва стояла на ногах.
— Да пошел ты, — сказала она.
— Возвращайся на позицию, солдат, — приказал Алтан.
Она вышла из кабинета и захлопнула за собой дверь.
Да пошло оно все.
Глава 20
— Вот ты где.
Она обнаружила Чахана у северной стены. Он стоял со скрещенными на груди руками и смотрел, как горожане наводняют узкие улочки Хурдалейна, словно муравьи, бегущие из рухнувшего муравейника. Они устремились к воротам города — с пожитками в повозках, навьюченными на волов и лошадей, привязанными за спиной на шестах для переноски воды или просто в мешках, которые жители тащили за собой. Горожане предпочли рискнуть и оказаться в открытом поле, чем провести еще один день в обреченном городе.