Оплачено сполна

Гостиная в мгновение ожила.

– Это все. Незачем искать смысл там, где его нет, - твердо заключил Драко уже обычным свои тоном, не терпящим возражений.

– Серьезно, Пэнс, ну все же знают, что Поттер псих! – Эдриан закивал.

Паркинсон расслабилась, снова становясь собой.

Только глаза по-прежнему не сходили с Драко. Она встречалась с ним до прошлого года – без малого четыре. В нем не было для нее загадок. Лицо ненавидимой тетушки в нем неосознанно проявлялось только в одном случае - когда он врал по-крупному.

Нет, Панси Паркинсон слишком хорошо знала Драко Малфоя. Именно поэтому они и расстались.

***

Огромный замок по ночам, как губка, впитывал в себя тысячи детей и словно не менялся оттого нисколечко. Стоило прийти утру, прогундосить старым часам на башне, как чья-то огромная рука сжимала губку, и из нее потоками лилась волна шумных учеников. Но ночью губка была тяжелой и сонной, только редкие капли падали на каменные плиты замка звуками шепота и крадущихся шажков.

Гарри шел по коридорам под плащом, глядя в Карту Мародеров. Сегодня коридоры патрулировал профессор Флитвик; трехнедельный опыт почти каждодневных ночных тренировок открыл Гарри нехитрую очередность дежурств профессоров.

Отгонять наблюдателей от Выручай-комнаты было не впервой. Они неизменно по непонятной причине оказывались там, пока Гарри не догадался, что это место сочли площадкой для безобразий Пивза. Приходилось производить шум каждый раз в другом коридоре, кабинете или этаже. Грохот - и Флитвик, ругая на чем свет стоит полтергейста или гуляющих в неурочный час учеников, уже семенил в восточный коридор.

Стена послушно стала дверью.

В требуемой комнате было скудно – только манекены, пергамент и перо для тренировки рун, которые позже придется выписывать палочкой в воздухе и по памяти. С каждым разом, хотя Гарри этого пока не замечал, комната становилась все больше похожей на Атриум Министерства. Наверное, поэтому он тренировался все ожесточеннее.

– Vidulus! Jara! Timira Dhumah!
– слышались заклинания.

Среди всей этой вакханалии разгулявшейся Тьмы, складывающейся в судьбоносные фигуры или нашептывающей что-то на забытом языке, стоял оплот надежды и добра. Он управлял этой Тьмой, вдыхал ее, постепенно привыкая к ее жгучему прикосновению.

Совсем скоро, через два месяца изматывающих занятий Гарри поймет, что научился любоваться пляшущими завитками Тьмы.

***

– Поттер. Вы плохо себя чувствуете? – Снейп подкрался незаметно.

Обычно тут употребляют другое слово, но Снейп и это самое слово – синонимы. Сам Снейп это отлично осознавал, так как не раз слышал от студентов собственного факультета, который как никто любил съязвить на тему декана. Мало кто знал, что самые популярные анекдоты на Слизерине после анекдотов про Годрика Гриффиндора – о Снейпе.

– Отлично, сэр. А должен как-то иначе?

Мальчишка выпустил когти, маленький грубиян. Снейп бы не спросил, не будь сизых кругов под глазами, покрасневших глаз и болезненной худобы и при этом – сосредоточенный вид, каменное лицо и никаких дрожащих рук. Первое было поводом заподозрить в ночных походах – как раз Пивз разбушевался, – а второе могло иметь под собой все что угодно, вплоть до увлечения запрещенными препаратами.

– У вас такой вид, как будто ночные походы – ваших рук дело. На мой взгляд, так оно и есть, но директор и профессор МакГонагалл убеждают меня в обратном, - ответил зельевар в меру зло.

Мальчишка молчал и не поддавался. Снейп посмотрел ему в глаза, там всегда был весь Поттер. Наглый и самоуверенный, несдержанный, глупый мальчишка.

Но в зеленых глазах не было ничего необычного. Ах, как бы хотелось проникнуть в его сознание! Но это слишком заметно, мальчишка тут же скорчится и привлечет много лишнего внимания. Да и сам Снейп не хотел подставляться излишним любопытством.

Снейпа все еще беспокоил этот странный щит, воздвигнутый Поттером (и Поттером ли?), как раз тогда, когда Дамблдор попросил его проверить состояние своего любимца. Декан Слизерина не знал, кто ставил этот щит (ну не Поттер же!), и это его беспокоило. Может быть, Директор решил подстраховаться и влез в древние запрещенные книги? Что ж, с него станется использовать все что угодно. Брезгливость была в старом маге так же относительна, как и одноименный закон Эйнштейна.

Занятия Защитой нравились Снейпу. Это было интересно – наблюдать. Они ничего не умели, но пытались быть сильными и важными, эти дети. Но подлинного старания, подлинного желания достичь цели он не видел ни у кого, кроме Грейнджер. Одному Мерлину известно, сколько нагоняев регулярно доставалось слизеринцам, чтобы они подтягивались в предмете, которым никогда толком не занимались. Теперь слизеринцы получали ворох дополнительных неофициальных заданий по Защите под кураторством лично декана. Он не терпел, когда в его предмете кто-то превосходил его учеников. Завышать оценки он не стал бы принципиально – поэтому слизеринцы бились до тех пор, пока теория не перешла в сносную практику.

К тому же была в этом определенная доля страха, которую Снейп прекрасно осознавал так же, как и все в своей жизни. Это был страх за этих самоуверенных оболтусов, которые не смогут защититься от трех факультетов – также как те, первые, когда Снейп занял пост декана.

Он не мог позволить им быть мышами, жмущимися по углам, они должны стать сами для себя щитом.

***

Первая неделя учебного года для Гермионы пролетела незаметно. Привычка быть лучшей подстегивала ее идти вперед, доказывать, что она имеет точно такое же право на место в магическом мире, как и любой чистокровный слизеринец (а иногда и намного больше прав). К тому же, предстояла война, а Гарри и Рон все еще оставались сущими детьми; знания их ограничивались боевыми заклинаниями и парочкой бытовых. Без нее им совершенно точно пришлось бы трудно.

Расстраивало только то, что Лаванда, кажется, всерьез настроилась на Рона, и теперь каждая его шутка была шедевром юмора, каждая фраза достойна стать цитатой, а сам он – эталоном. Естественно, это ему льстило, как льстило каждому, даже самому бестолковому мужчине, и Гермиона это понимала. Понимала, что нужно всего лишь слушать и поддакивать, восхищаться умом (который, кстати, не мешало бы и потренировать), юмором и Мерлин знает, чем еще.

Как оказалось, Лаванда знала все о «Паддлмир Юнайтед», любимой квиддичной команде Рона, умела готовить яблочные пироги, первый из которых уже был торжественно преподнесен вроде бы всему курсу, но вручен Рону. Она уже успела подарить ему какую-то забавную мелочь, восхититься его находчивостью и подружиться со всеми его друзьями. Исключение составлял только Гарри, который вечно где-то пропадал, но даже и он улыбался Лаванде при встрече.

А Гермиона еще радовалась тому, что наконец смогла переехать в комнату старосты факультета!

Конечно, она понимала, что могла бы стать не хуже. Но что-то в ней упрямо твердило: «Ты это ты, и если он такой дурак, что не видит в тебе ничего кроме друга, значит, так тому и быть! И нечего изображать из себя невесть что. А Браун… ну что Браун? Мнения своего у нее нет, принципов у нее нет, ума у нее тоже нет. Вот пусть и сидит со своей милой мордочкой, умением готовить пироги, смеяться над чужими несмешными шутками и с… да, и с Роном».