Оплот добродетели

И складочки на талии.

И другие, в подмышках, про которые Данияр старался не думать. Как знал, и что Данияр давно уже забросил занятия, отчего и чувствовал себя удручающе слабым.

— Кахрай, — сказал человек, протянув руку, которой Данияр коснулся осторожно, но потом, вспомнив, что читал про обычаи третьих миров, все же пожал.

И представился.

— Данияр. А это… мои… одару…

Вдруг подумалось, что они тоже видят. И сравнивают. И пусть будут уверять, что всем довольны, что просто так счастливы быть с ним, но…

— Ага… все трое?

— Только трое, — Данияр выпятил грудь. — Я решил взять с собой самых любимых…

Почему-то прозвучало жалко.

А рыженькая нахмурилась. Ей явно тяжело давалось ожидания, и она, накручивая на палец нить жемчуга — к слову, отменного по качеству жемчуга, — пританцовывала, тянула шею, пытаясь понять, сдвинулась ли очередь с места, вздыхала.

Крутилась.

И рыжие кудряшки подрагивали.

— Знаете, — не выдержала она напряженного молчания. — Я как-то… иначе все представляла…

— Я тоже.

Подумалось вдруг, что в этакой толпе всякое случиться может. По спине побежал холодок, появилось трусливое желание потребовать, чтобы лифт вновь включили, и подняться на корабль. В конце концов, что он не видел здесь?

А там, наверху, бассейны свободны.

И горки.

Горки Данияру понравились несказанно. Надо будет в летнем дворце реконструкцию затеять. Правда, Совет вновь станет плакаться, что, мол, дорого, да и содержание в копеечку станет, тем паче есть на планете десяток аквапарков.

Но ведь общих же.

А Данияру свой хотелось.

Но вот очередь дрогнула и слаженно подалась вперед. Кто-то охнул, кто-то пискнул, а рыженькая застыла, вытянув шею, пытаясь разглядеть, что же там происходит. Нахмурился Кахрай.

И встал так, что оказался между рыженькой и остальными.

Эрра сдвинулась чуть левее, и в руке ее блеснул клинок, который, впрочем, тотчас исчез меж просторных складок выходного платья. Медленно потянулась Заххара, погладив тонкую проволоку на запястье. Проволоку украшали подвески из платины с камнями. Металл мягкий, но тяжелый. И в умелых руках аххра — опасное оружие.

Некко замерла справа.

И пальцы ее слегка подрагивали, готовые выпустить волну силы, собравшейся в семи родовых браслетах.

Сам же Данияр ощутил себя, во-первых, лишним. Во-вторых, позорно-беспомощным, ибо свой клинок оставил в каюте, решив, что не слишком-то он вяжется с новым нарядом. Оно и понятно, где шорты, разрисованные медузами, и где смертоносная сталь.

Заныл затылок, вспомнив могучую учительскую длань, и в голове просто-таки раздалось печальное:

— Идиот.

Но шум стих.

А толпа, вдруг успокоившись разом, потянулась к выходу.

— Вы ведь на рынок? — поинтересовалась рыженькая, глядя, правда, не на Данияра, что тоже было обидно, но на Эрру. И та кивнула. — Просто я подумала… мне нужно новое платье. Или два… вы не подумайте, деньги у меня есть, но я совсем не умею выбирать наряды.

— Как так? — Заххара медленно закрепила хвост аххры и, подняв руку, потрясла, убеждаясь, что лежит та аккуратно и не развяжется ненароком.

— Раньше как-то бабушка все выбирала. Теперь вот кузина, но у меня, кажется, вкусы с ней расходятся. И вот подумалось… — Лотта беспомощно развела руками. — Если, конечно, у вас нет других планов…

Этот мир не походил на родную Британию настолько, что Шарлотта испытала острое желание немедленно вернуться, если не домой, то хотя бы на корабль.

Она остановилась в узком переходе из укрепленного стекла, с ужасом глядя на красную пустыню, что распростиралась и влево, и вправо, и кажется, вовсе, куда ни глянь, всюду лежали раскаленные пески. А над ними застыло белое солнце. И свет его оказался настолько ярким, что и защитное поле на очках не справлялось. Лотта зажмурилась. Она чувствовала непривычную, до крайности неприятную сухость воздуха, пусть и прошедшего через десяток фильтров, но умудрившегося сохранить едкий запах пустыни. И солнце на коже. И то, что кожа эта, к солнцу непривычная, того и гляди вспыхнет.

— Шляпа нужна, — Кахрай протянул нечто огромное и мятое, оказавшееся той самой шляпой печального серого колера. Поля ее повисли, но коже стало легче. — А то обгорите.

— Я… там куплю.

— Пока доберетесь, обгорите, — произнес он это. И подтверждая его слова, над креслом поднялась мерцающая пленка купола.

— А вы?

— Я привычный.

— Случалось бывать здесь? — окруженный женщинами Данияр выглядел весьма представительно, хотя, конечно, это донельзя сложно, выглядеть представительным в белых шортах с синими медузами, которые еще и щупальцами шевелили. Просторная же рубашка была огненно-красной и украшенной двумя рядами драгоценных камней.

Лотта даже позволила себе присмотреться, убеждаясь, что камни и вправду настоящие, а не стекляшки.

— Не здесь. Просто в мирах подобного класса. Здесь еще довольно комфортный климат, — Кахрай на ах-айорца смотрел сверху вниз, и по выражению лица его было не понять, симпатичен ему новый знакомы или же наоборот. — Для туристов стоят защитные купола, но если пожелаете, то есть выезды и в пустыню. Хотя… не советовал бы.

— Почему?

— На Каяре женщин мало. А те, что есть, стоят дорого.

Лотта натянула шляпу поплотнее. Чем дальше они шли, тем ярче становилось солнце. Пустыня и та словно бы светилась.

— Вот порой молодежь и не выдерживает. А для местного брака согласие невесты не требуется.

Выходить окончательно расхотелось. И Кахрай это понял.

— Не волнуйтесь. Просто не снимайте туристический браслет. И не выезжайте в пустыню, там ничего хорошего нет, а на рынке вполне безопасно.

Рынок начинался сразу за нижним залом.

Огромный. Просто-таки необъятный. Шумный. Бестолковый. Живой. Лотта смотрела и не могла насмотреться. Нет, она видела ролики, но те не передавали и десятой части варварского великолепия этого места.

Огромные каменные башни, над которыми поднимались тончайшие ветви силовых установок. Почему-то ветви эти украшали подвесками из разноцветного стекла, отчего сами башни походили на диковинные деревья. Солнечный свет, избавленный от жесткого излучения, проходил сквозь стекла, окрашиваясь синим, красным, желтым и зеленым, и цвета эти ложились на торговую площадь, поверх камня и палаток, ковров и людей, на этих коврах сидевших. Они добавляли цвета медным горам посуды, чеканным дискам и вазам, что делали здесь же, мешая местную красную глину со связывающим полимером.