Опричник

— А предложение помочь во внесудебной расправе, поступившее от первого лица государства, по-вашему — не повод для… напряжения? — пожевав губами, медленно проговорил я и, чуть помолчав, добавил: — О том, что предложение сделано шестнадцатилетнему мальчишке, я и вовсе молчу. На фоне самого действа, этот факт просто меркнет.

— Хм, интересная постановка, — протянул Вербицкий и, сосредоточенно потерев переносицу, нахмурился. — Но есть пара ошибок.

— Каких же? — спросил я.

— Первая: государь не занимается «внесудебными расправами». Иначе грош ему цена как верховному судье.

— Вы что-то знаете об этом? — перебил я Вербицкого, ткнув пальцем в инфокристалл, до сих пор лежащий на столе передо мной.

— Нет, — покачал головой Анатолий Семёнович. — Я понятия не имею, что за сведения хранятся на этом носителе.

— Тогда, на чём основывается ваша убеждённость?

— Вода мокрая, солнце светит, правитель государства Российского не нарушает собственные законы и установления, — с абсолютно индифферентным видом пожал плечами тот. Знакомая песня…

— Ну, допустим, — не желая спорить о том, что для местных является аксиомой, я покрутил в руке инфокристалл. — А какая вторая ошибка?

Вместо ответа Вербицкий просто указал на коробку со знаком гранда, но, увидев непонимание в моих глазах, всё же пояснил:

— С точки зрения гражданского законодательства, ты, несомненно, несовершеннолетний. Но с точки зрения статуса — полноправный гранд и опричник. А как ты знаешь, в таких случаях коллизия разрешается в пользу…

— Более значимого статуса, — скривился я, но тут же усмехнулся. — Если только я сам не попрошу об ином.

— И, признав себя тем самым, неспособным к несению взятых на себя обязанностей, мгновенно отправишься под опеку старших, а то и вовсе окажешься в мещанах, опять-таки, с передачей под опеку до достижения совершеннолетия, — развёл руками Анатолий Семёнович.

— М-да, взялся за гуж, не говори что не дюж, — прогудел Бестужев. Пошарив взглядом по столу, он взял с блюдца сушку и, отправив её целиком в рот, с хрустом разжевал, совершенно не обращая внимания на наши с Вербицким взгляды. Пофиг Валентину Эдуардовичу. Я встряхнулся и глянул на Вербицкого. Спорить не хотелось, но… должно же быть какое-то объяснение действиям государя?!

— И всё же, Анатолий Семёнович, слова его величества не идут у меня из головы. Допустим, это не расправа. Предположу даже, что было следствие, и государь официально судил и приговорил убийц Скуратова-Бельского… Но тогда к чему такие сложности с моим участием в «охоте»? Да и сама охота… вам не кажется, что это как-то странно?

— Не кажется, — невозмутимо покачал головой Вербицкий. — Я, конечно, не в курсе подробностей переданного тебе Валентином Эдуардовичем предложения, но, смею предположить, что виновники смерти твоего деда скрываются за рубежом, либо являются иностранными подданными. В таком случае, предложение государя становится абсолютно объяснимым. Официальной выдачи преступников из-за рубежа можно дожидаться годами… вплоть до их смерти от собственной старости. Оставлять же преступления против государства безнаказанными нельзя. Поверь, в истории даже моего ведомства, несмотря на его… скажем так, внутреннюю направленность были случаи, когда нам приходилось вывозить осуждённых из других стран для приведения приговора в исполнение. Для этой цели государь может пользоваться любыми ресурсами государства невозбранно. А вообще, Кирилл, неужели ты не хочешь отомстить тем, кто убил твоего деда? В самом деле?

— Знаете, с чего началось наше знакомство с Никитой Силычем? — ответил я вопросом на вопрос. Вербицкий вопросительно приподнял бровь. — Я дал ему в морду.

Оба гостя замерли в удивлении, а потом Бестужев заухал, словно филин.

— В морду! Ярому и гранду. Генералу! Самому Чернотопу! Как бы я хотел это видеть!!! — чуть ли не завывая от хохота, басил Валентин Эдуардович, колотя кулаком по столу, отчего посуда дребезжала, словно при лёгком землетрясении.

— Стоп! Как ты мог… он же умер, когда тебе было восемь! — нахмурился Вербицкий.

— В подполье он ушёл, а не умер, — вздохнул я. — Засел настоятелем в монастыре, да так и крутил интриги, пока его и в самом деле не грохнули вместе с самим монастырём.

— Уничтожение Аркажской обители, — выдохнул Анатолий Семёнович и неожиданно ткнул Бестужева кулаком в бок, на правах будущего родственника, полагаю. — Ты знал, Валентин?!

— Знал, конечно, — утерев выступившие от смеха слёзы, кивнул тот. — Кирилл — тот ещё скрытень, но утаивать такую информацию от меня не стал.

— А мне сообщить — не судьба? — хмуро осведомился Вербицкий.

— Вот и сообщил, — развёл руками Бестужев. — По-родственному, так сказать.

— Вообще-то, как говорил цесаревич Михаил, дело о монастыре расследует Преображенский приказ, а значит, вас Анатолий Семёнович, просто обязаны были поставить в известность об этом факте, — протянул я, уже понимая, как лоханулся. С другой стороны, Валентин Эдуардович вовсе не выглядит обескураженным, да и сам Вербицкий, судя по эмоциям, не слишком удивлён полученной новостью, а значит… Чёрт, ну не моё это — все эти игры плаща и кинжала, схватки бульдогов под ковром и прочие радости Мадридского двора!

— Так… так-так-так, — Вербицкий поднялся со стула и принялся нервно расхаживать по комнате. Замер на мгновение и уставился на Бестужева. — Ты ведь специально меня сюда притащил. И дело не только в Корибут-Вишневецких, так?

— Именно, Анатолий Семёнович, — кивнул тот. — Да ты присаживайся, в ногах правды нет, а нам многое надо обсудить. Кирилл, чайку ещё не сделаешь? Разговор будет долгим…

— Один момент, Валентин Эдуардович, — поднимаясь со стула, проговорил я.

Разговор действительно затянулся. Мои будущие родственники, с подачи Бестужева, тоже были недовольны оборотом дела. Предложение государя вкупе с переданными боярами словами заставило Валентина Эдуардовича напрячься. И судя по всему, Вербицкого он привёз ко мне специально, чтобы ввести того в курс дела и… заручиться его поддержкой в дальнейших действиях. Это… грело душу.

После многих лет одиночества у меня, наконец, появились люди, на которых я мог положиться. Не по долгу службы, не по необходимости, а… как на родственников и, пожалуй, друзей. Тех, кто не спрашивает, зачем тебе это надо, а задаёт вопрос: это надо ТЕБЕ? Дьявол! Да я лет двадцать не испытывал ничего подобного!

И сейчас, эти люди сидели в небольшой гостиной старого дома и сосредоточенно изучали информацию с инфокристалла, полученного на боярском сходе. А потом… потом пришло время финального обсуждения. Впрочем, оно было довольно коротким и свелось, по сути, лишь к одному вопросу:

— Кирилл, ты согласен на эту авантюру? — закончив чтение, спросил Бестужев, свернул экран и, подняв на меня взгляд, недоумённо спросил: — Чего ржёшь?

— Странная штука — судьба, — отсмеявшись, произнёс я. — Один дед пытался сотворить из меня орудие мести, а за другого мне придётся мстить самому…

— Это ты про Громова? — прищурился Валентин Эдуардович, на что я только отмахнулся, и мой будущий тесть не стал настаивать на объяснениях. Хотя, судя по его виду, совсем от этой идеи он не отказался.