Опус номер девять ля мажор. Часть 1. Алёна

Наверху их ждал Георгий Шумилов, извечный спутник летних странствий Андрея. Алёна видела его на фотографии в папке «Родная Ладога» и дважды встречала самого: в театре и на корпоративной попойке, где Андрей выступал и вёл программу. Георгий, специалист по гражданскому праву, устроил другу эту подработку; пригласили за компанию Алёну – она поколебалась, да и пошла. На том вечере она сидела за одним столиком с Георгием и даже танцевала с ним под хитрую музыку: Андрей поставил диск с записанными барабанами, басом, струнными и вживую под готовый фон пел и играл на эстрадной гитаре:

Нам возвращает память исподвольНаши дни давние,Они сегодня словно издалиВидятся заново… [2]

Он умел первым же словом накрыть весь зал: не сразу и поймёшь, откуда звучит голос, и хоть прозрачный тембр, никуда от него не денешься. Даже микрофон и колонки не портили впечатление. Ещё Алёне нравилась манера Андрея чётко, даже щеголевато попадать в ноты – тем более обаятельная, что он вряд ли думал о щегольстве, пел себе да пел.

2

«Воспоминание» – музыка Бориса Рычкова, слова Игоря Кохановского.

Да разве можно всё забыть,Забыть, как падала звезда?…

И на припеве пощипывало в носу, и Алёна видела мерцающий след, забывая о нотах, словах, о том, что Георгий сбивается с ритма и ей самой надо вести, и что даже на каблуках она едва достаёт партнёру до плеча.

Тогда он был в тёмно-сером костюме, прилизанный, выбритый, пахнущий дорогим одеколоном; теперь же – лохматый, в джинсовой робе с кожаными заплатками и с рюкзаком, похожим на разношенный ботинок задником кверху. Высоченный, худой и плечистый, с длинным острым лицом, в тонких очках и с кепкой, наполовину торчащей из кармана – сегодня Георгий показался Алёне куда моложе и симпатичнее.

Он пожал компаньонам руки.

– Ещё не готовы? – спросил Андрей, глянув вниз, и пояснил Алёне: – Ждёт, когда они станут полностью кожаными.

– По моим расчётам, года через два, – ответил Георгий, ущипнув пятнистую штанину, и все рассмеялись. – А Лёха там, – он кивнул на стеклянные двери вокзала, –

отошёл газеты

посмотреть.

И даже здесь Алёна ничего не заподозрила. Но когда они вошли в огромный зал с расписанием на дальней стене, первый, кто попался навстречу, был… надо же, Алексей! Обалдеть… Алёна едва не подпрыгнула: она ведь знает его! Он приходил к ним в общагу, поставил новые розетки в прихожей, починил дверной замок. Сидел за столом в её комнате, Алёна угощала его чаем с вареньем, а однажды он принёс им всем пива. С Лёшей было интересно разговаривать… а потом он исчез. Сколько же они не виделись? Наташа Петрова как-то весной сказала, что встретила его в Универе – или кого-то очень похожего, точно не знает, линзы оставила дома. Но тогда голова у Алёны была занята совсем другим. Она отложила эти слова про запас, на дальнюю полку памяти.

«Так они братья! Надо же… А мне ведь казалось, что Юра кого-то напоминает».

Алексей, завидев Алёну, чуть подсел, точно изготовился рвануться к ней и крепко, воскликнув: «Сколько лет, сколько зим!» – пожать руку. Или даже обнять… Алёна успела незаметно для других коснуться пальцем губ и кивнуть одними веками: подожди немного, найдём время поговорить. Она вмиг почувствовала себя на равных с Андреем. Он везёт её неизвестно куда, где водятся его друзья, а Алёна никого не знает? На здоровье. Там будет эта улыбчивая блондинка, что умеет играть на гитаре и руками ломает сосновые поленья? Пускай будет: у Алёны отныне тоже есть тайна. Вот рядом идёт человек, с которым Алёна знакома дольше, чем с Андреем, – а Андрей об этом не имеет понятия. И никто не имеет понятия, кроме Алёны и этого человека.

Думать так было куда веселее, чем сию минуту начинать разговор.

Они купили билеты, вышли из-под крыши на платформу: там было по-утреннему туманно и зябко. Георгий взглянул на Алёну с недоверием, даже как будто с усмешкой, так ей почудилось. Да она знала, что кажется слишком хрупкой для туристических поездок: за четыре года не изменилась внешне, осталась той же семнадцатилетней школьницей. Тепличный цветок – впечатление это дополняли белые кроссовки, модные джинсы с низким поясом и пушистый бежевый свитер, несмотря на который она все-таки слегка замёрзла.

Но спутник Алёны всем видом говорил: со мной не пропадёшь. Он вошёл в вагон электрички так же уверенно, как к себе домой, забросил рюкзак на верхнюю багажную сетку, задвинул под скамейку ведро, положил на деревянное сиденье пенку для Алёны. Проделав это всё, Андрей, наконец, сел и поставил на колени гитару. Алёна прислонилась к его горячему боку и закрыла глаза. Прошло минут десять: электричка зашипела, свистнула и покатила на Приозерск.

2

После Сосново народ в вагоне поредел, и друзья заняли четыре скамьи. Шумиловы, перейдя на другой борт, поставили между собой рюкзак и завели картёжную баталию. Старший из них, Георгий, последние годы жил отдельно, братья нечасто виделись, и теперь им было о чём и поговорить, и помолчать. Алёна села напротив Андрея, разулась и положила на его скамью ножки в бледно-розовых носках. Андрей вынул из чехла гитару и тихо заиграл что-то джазовое одной левой, переставляя её по грифу с такой силой, что струны звенели от нажатий, в то время как правая отстукивала на деке ритм. Алёна, давно привычная к этим фокусам, всё-таки не могла отвести глаз.

– У меня есть тайна, – принялась она напевать, чтобы настроить его на свою волну; в песне этой Алёна знала только первую строку и повторяла её на разные лады.

Андрей повторил её фразу и вернулся к своему.

– У меня есть тайна… Парам пам, пам пам пам… Ну, кончай смеяться!

Вагон покачивался и гремел на стыках, по обеим его сторонам лес проходил парадом. Туман рассеялся, верхушки сосен и берёз наполовину растаяли в утренних лучах, даже бетонные столбы заблестели серебром. Они летели назад, и какой-то один провод, слабо натянутый, всё капал и капал, и не мог достать до земли… Тень вагона скользила рядом, гладя прозрачной ладонью белые, жёлтые, лиловые островки, а потом, на едва заметном повороте, исчезла. Поезд ещё добавил хода. Краски сливались, мельтешили – но если быстро скосить глаза против движения, увидишь моментальную, очень чёткую фотографию, и она долго будет жить сама по себе, проступая сквозь Андрея с его музыкой, сквозь двери в тамбур, сквозь контролёров, проверяющих билеты…

– Знаешь, что я заметил? – сказал Андрей, не прекращая играть, но глядя в окно. – Когда едешь в Выборг, лес по пути в основном низенький, чахлый, болотный такой. А вот по нашей ветке – совсем другое дело. Богатырский лес.

– Зато Выборг красивый. Знаешь, как называются эти цветы? – спросила она Андрея, кивнув на поляну. – Вон там, где маленькое озеро, в тени.

– Это таволга. Очень приятно пахнет. А вон там, фиолетовые – это кипрей. Или, проще, иван-чай.

– Я знаю иван-чай. А почему такое название?

– Из его листьев можно делать чай не хуже цейлонского. И, говорят, очень полезный для мужчин. Знакомая на Ладоге его замечательно… – и тут Андрей запнулся.

– Опять твоя знакомая на Ладоге. Ты даже здесь думаешь о ней, да? – Алёна хотела обидеться, но вспомнила, что у неё же есть тайна. Ну и пусть едет к своей знакомой. Алёна тряхнула головой, отбрасывая назад волосы.

«Тьфу ты, сорок три несчастья!..» – подумала она, задев человека, сидевшего позади. Это был конопатый мальчишка лет тринадцати, вылитый книжно-экранный хулиган. Одновременно обернувшись, они встретились глазами. «Извините», – смущённо сказала Алёна, а парень, не издав ни звука, вдруг стал малиновым с вишнёвыми брызгами веснушек. Алёна заметила хмурый взгляд женщины напротив него, угадала в ней маму и, перед тем как отвернуться, мысленно извинилась ещё раз.