Опустошённый (You are Empty)

Нащупавв темноте матрас кровати, я разулся и лёг, прижав к себе СВТ, как любимую дивчину. Да уж, страшную ночь мне предстоит пережить. «Прощание славянки» уже умолк – по-видимому, громкоговоритель окончательно умер. Я слышал громкие шаги красноармейцев, патрулирующих улицу. Послышался громкий лай – к ним присоединились безумные собаки. Время от времени вдали раздавались выстрелы. Я долго не мог уснуть.

– Они не найдут меня здесь, если только я не буду шуметь! Дверь закрыта, а нюха на меня у них нет.

Голова болела нещадно. Я не знаю, сколько времени я провёл, слушая ночной кошмар, творившийся снаружи, и сам не заметил, как уснул.

***

Шеренга мальчиков передо мной потихоньку уменьшалась. Все мы были одинаковыми: одинаковые майки и шорты, одинаковые мягкие башмаки для спорта. Двор позади школы наполнен криками ребят из моего класса. Девочки в гимнастических трико крутят обручи в сторонке, а грозного вида Панас Иванович – наш физруководитель, считает подтягивания. У нас все подтягиваются по 10-15 раз, и он доволен. Но тут очередь доходит до меня. Я смотрю на железную перекладину, возвышающуюся надо мной. Грозный голос Панаса Ивановича «К снаряду!» Я прыгаю, нелепо подняв руки, но ухватиться не смог. Опять прыгаю и снова не могу ухватиться.

Мои одноклассники начинают смеяться, показывать на меня пальцем. Панас Иванович повышает голос, начинает говорить о том, какой я неполноценный и как я буду служить в армии. С помощью двух одноклассников и физруководителя, меня поднимают, и я, наконец, хватаюсь за перекладину. Все отходят, и я повис над землёй. Напрягаю все мышцы, пытаюсь тянуть своё тело вперёд, но всё тщетно. У меня слишком слабые руки. Чувствую, как пот идёт градом под моей майкой и тянусь изо всех сил. Слышу хохот всего двора и крик Панаса Ивановича, но не могу. Руки одеревенели, и я срываюсь с перекладины. Падаю вниз, на мягкое место.

– Иди, слабак, два! – разозлённо бросает Панас Иванович.

За всю школу я так и не научился подтягиваться. Я был слаб в плане физического развития, тем не менее, я преуспевал во всех науках. Я был бы круглым отличником, если бы не физкультура. Я не думал о том, что был слабее других. А одноклассники меня сторонились. Я был слишком страшным и непонятным для них. Кто знает, может быть, если бы они меня приняли таким, каким я был – то, кто знает, как сложилась моя судьба. Они не трогали меня, потому что чувствовали, как я опасен. Подобное проявляется у животных перед страхом пожара, например. Я это чувствовал и ощущал себя гораздо выше по эволюции, чем они. Биология, физика, химия – вот чем я увлёкся. Я понял, что с помощью этих наук можно сотворить такое, что идеализирует этот мир. С моими способностями и знаниями, я сделаю наш мир лучше, и в этом я был твёрдо уверен.

Закончилась школа, и я, будучи уже студентом, возвращался домой с занятий. Я проходил мимо двора, где у нас проходила физкультура, и остановился невзначай. Нахлынули детские воспоминания: крики и хохот моих одноклассников. Я посмотрел на турник, на перекладину, которая в школьные годы казалась мне недостижимой вершиной. Я напряг своё внимание на глупой железке – и она прогнулась вниз за пару секунд. Я добился своего. Я понял, что смогу достичь своей цели любой ценой. Надо лишь понять, как сотворить основу для преобразования.

7. Улица Ленина

Меня разбудил рёв мотора. Столь непривычный звук в мёртвом городе был словно команда «Подъём!» в казарме. Я вскочил, быстро обулся и подскочил к окну.

За окном осень трепала последние листья с чёрных, скрюченных ветвей деревьев. Утром улица выглядела более разорённой, чем вчера вечером.Разбитые фонари, разрытый бордюрный камень, брошенные, разорённые машины. И тут, мотор заревел совсем рядом. Под окном, набирая скорость, выехала «Победа» чёрного цвета и помчаласьнаправо. Навстречу ей уже спешили два красноармейца с винтовками наперевес.

– Это один из выживших!

Я окончательно понял, что водитель был нормальным, когда «Победа» внезапно свернула в распахнутую подворотню, чтобы избежать с красноармейцами столкновения. Солдаты неуклюже побежали вслед за машиной в переулок, паля из своих «трёхлинеек».

– Удачи тебе, товарищ! Надеюсь, мы встретимся и оба сможем остаться в живых, чтобы помочь друг другу!

Быстро надев китель, я застегнул все пуговицы, захватилсо стола «Маузер», примостил за ремнём штык от «трёхлинейки», не забыл про СВТ-40 и наскоро выскочил из квартиры.

На улице было ещё холоднее, чем вчера. В дворницкой я никого не обнаружил.

– Странно, куда делся дворник, которого я вчера оглушил?

Выбравшись из подворотни, я огляделся. Красноармейцев поблизости не было видно: по всей видимости, незнакомец на «Победе» отвлёк всё внимание патрулей на себя. Пройдя мимо разваленных лесов и отметив, что политрука так и не удосужились откопать из-под обломков,я держал наготове самозарядку: вдруг, они выкинут какой-нибудь сюрприз. Я шёл туда,где вчера видел шестерых красноармейцев.

– Пока что туда! Вполне возможно, мне попадётся какой-нибудь более нормальный ориентир!

Пока я шёл, я не увидел совсем никого. Складывалось такое чувство, будто все жители эвакуировались вместе с патрулирующими их красноармейцами.

– Что произошло? Даже этих безумцев я не вижу!

Улица вскоре привела меня к станции метро. К сожалению, решётка в подземный переход была закрыта. Зато над переходом висела схема с указанием станций. Станция называлась «Пролетарская»,а через две станции, если идти направо, значилась «Октябрьская», где как раз и находился Горсовет.

– Отлично! Значит, мне надо направо.

Направо была широкая улица, шириной в несколько полос. На большом эркерном здании справа я заметил указатель «Улица Ленина 12». Я обрадовался. Это была самая длинная и, можно сказать, главная улица нашего города. В нашу пору принято в любом советском городе, неважно, большой онили маленький, давать имя вождя пролетариата одной из самых главных улиц города. Не обошёл этой традиции и наш прекрасный город. Я с удивлением смотрел на некогда самую оживлённую улицу города. Даже вечером здесь не утихала жизнь. Фургоны с продуктами развозили хлеб, молочную продукцию, овощи по магазинам; трамваи развозили граждан, не имеющих своей машины на службу, приветливые милиционеры следили за порядком и регулировали движение. Но теперь было страшно видеть подобную картину опустошённости. Я начинал терять веру в то, что я ничего не найду в Горсовете.

– Буду надеяться, что я заблуждаюсь.

На улице Ленина, хоть и широкой, передвигаться было очень тяжело. Проходы между машинами были достаточно узкими, поэтому я взял в руки самозарядку и держал как можно ближе к себе. Было немного странным, что ни одного безумца я так до сих пор и не встретил. Поплутав между машинами, я вышел, наконец, к открытому участку улицы.Передо мной стоял разбитый троллейбус, задними колёсами проваливающийся под асфальт. Подойдя ближе, я увидел, что улицу пересекает огромная пропасть, глубиной несколько десятков метров. Подойдя к краю обрыва, я глянул вниз. На самом дне пропасти лежал разбитый представительский седан ЗИС М-14, разбитые фонари и обломки бордюра.