Опустошённый (You are Empty)

– Не самая полезная сейчас встреча! Нужно уходить, я здесь не пройду!

Я был всего в нескольких метрах от их политрука. О том, чтобы помогать неизвестному союзнику не могло быть и речи.

– Вполне возможно, что это вовсе не был нормальный человек. Может пара припозднившихся рабочих. Прорываться сейчас через улицу – чистой воды самоубийство.

А «Прощание славянки» всё надрывисто звучало где-то далеко. Я стал потихоньку отступать, как вдруг услышал позади чей-то рёв.Обернувшись, увидел пожарника, который мчался ко мне, размахивая своим топором.

– Ёлки зелёные, как не вовремя-то!

Развернувшись на 180 градусов, я, быстро прицелившись, выпалил в пожарника. Пуля отбросила его, и он грохнулся на землю, со звоном выронив топор.

Политрук сразу же среагировал. Поднявшись, я увидел, как он коротко выкрикнул, указывая на меня своим бойцам. Хладнокровно передернув затвор, я прицелился в трос, поддерживающий леса над политруком.

– Большая ошибка, товарищ!

Раздался жуткий грохот. Политрук поднял голову и лишь успел увидеть, как на него рушатся строительные материалы. Спустя две секунды пыль рассеялась, и я увидел лишь руку, безвольно торчавшую из-под горы мусора. А рядом с ней – СВТ-40 политрука.

Красноармейцы несколько растерялись. Но потом, понимая, что должны убить нарушителя, как будто бы по команде подняли свои винтовки к плечу и прицелились.

Отбросив «трёхлинейку»,я кинулся к самозарядке, и тут загрохотали винтовки красноармейцев. Мне не раз случалось вместе со своими ребятами бежать под градом выстрелов на фронте. Пригнувшись, я подскочил к винтовке, схватил её и укрылся за горой строительных материалов. Красноармейцы выбрали откровенно неудачную тактику: все шестеро просто расходовали свои магазины впустую, паля из «трёхлинеек» и не давая мне высунуться. Но тут все шесть винтовок красноармейцев замолчали. Тогда я выкатился из укрытия и выстрелил из СВТ в ближайшего бойца, но промахнулся. Следующий выстрел оказался точнее: красноармеец согнулся от пули, попавшей ему ниже пояса. Тут СВТ сухо щёлкнула: как и следовало ожидать, заклинила. Бросившись бежать, я держал самозарядку на уровне груди, надеясь, что красноармейцы ещё не перезарядились. Но тут я услышал, как они пустились за мной в погоню: их казённые сапоги застучали по разбитому асфальту. Свернув на улицу, я обогнул брошенный грузовик с надписью на борту «ХЛЕБ» и увидел распахнутые ворота в какой-то двор.

– Скорее, скорее туда!

Едва не зацепившись винтовкой, находившейся за спиной, я перемахнул через решётку и помчался в подворотню. Зайдя за угол, я перевёл дух и, поставив СВТ-40 у стенки, вытащил из-за спины «трёхлинейку». Но, к счастью пронесло. Я вновь обманул красноармейцев, которые промчались дальше по улице.

– Ух, оторвался!

Вновь повесив «трёхлинейку» за спину, я взял в руки самозарядку и направился к небольшой постройке рядом с домом – похоже, это была дворницкая. Дверь была открыта, и я заглянул внутрь. Меня сразу встретил хозяин дворницкой – длиннобородый старик в фуражке с безумно огромными зелёными глазами. Но прежде чем он сумел открыть рот, я вырубил его ударом приклада СВТ, и он свалился на пол, повалив старую трухлявую табуретку. Прислонив самозарядку к столу, я открыл ящик стола, чтобы найти какой-нибудь план района или участков для уборки. Нужно было узнать, куда именно мне идти, чтобы найти горсовет. Но, я нашёлкое-что другое. В глубине я нащупал ключ.

– Ключ…

В памяти всплыла та записка Люде. Ключ от квартиры. Улыбнувшись, я взял его. Но вот план достать не удалось, а жаль. Выбравшись из дворницкой, не забыв при этом захватить СВТ, я направился к двери подъезда К счастью, подъездная дверь была открыта.Держа перед собой самозарядку, я был готов пустить в ход приклад, в случае чего. На первом этаже не было ничего интересного. Пусто и безжизненно. Второй этаж был всё такой же безжизненный и заброшенный. Вынув ключ из кармана, я попробовал егона дверях, но безрезультатно. Удача улыбнулась мне на третьем этаже. Ключ вошёл в замочную скважину легко и просто. Повернув два раза ключ, я открыл дверь и вошёл внутрь.

Квартира была пустой и мёртвой, почти как город. Исходя из того, что ключ лежал в дворницкой, я заключил, что Люда не возвращалась домой.Не хотелось даже думать где теперь она и что с ней. Захлопнув дверь, я закрыл её на ключ и прошёл в комнату.

Скромная комнатка. Круглый стол, на нём скатерть. Позади – буфет, в котором стоит чайный сервиз. Везде – толстый слой пыли. Мёртвая тишина. В полутьме я вижу на стене настенные часы-ходики, но они не идут. Время застыло на 7 часах. Рядом с окном – кровать с продавленным матрасом. Между столом и кроватью – один-единственный стул со спинкой.

Я положил свою СВТ-40 на стол, затем стащил со спины «трёхлинейку», поставил её к краю кровати и присел – в первый раз за этот день. Тем временем за окном раздалисьочередные выстрелы, чей-то сдавленный крик.

– Эти сволочи никак не уймутся!

Отдохнув, я встал и направился на кухню. Кухня была маленькая и почти пустая. Я нашёл немного крупы, соли, прогнившей картошки. Ни намёка на консервы или какой сухой паёк. Тем не менее, я нашёл в заначке полбуханки белого хлеба и небольшой кусок сала. Это и составило мой скромный ужин. Запив водой из трёхлитровой банки, стоящей на подоконнике, я вернулсяв комнату.

– Чтож, теперь можно заняться ранами и оружием.

Было слишком темно, чтобы что-то видеть, но я нашёл выход. На кухне я отыскал спички и оплавленный огарок свечи. В таких квартирах часто отключали электроэнергию, поэтому свечками пользовались время от времени. Делать все дела пришлось в ванной, иначе они могли увидеть мерцающий свет в окне. Я зажёг свечу и поставил её на полочку под зеркалом. Я увидел своё взволнованное лицо – уже второй раз за этот день. Левая щека вздулась от удара прикладом,но в остальном всё было хорошо. Я не заметил на своём лице того безумия, которое видел на лице каждого сумасшедшего. Это в какой-то мере успокаивало меня. Значит, я ещё не умер, я ещё сохранил рассудок. Я живой человек. Я был вновь на войне, но я твёрдо помнил, что один в поле – не воин. Мне нужно было добраться до горсовета, чтобы разобраться хотя бы в сложившейся ситуации.

Я развязал свою обтрепавшуюся повязку. Порез уже зарубцевался, покрылся грязной коркой. Уже не щипало, не болело. Вернувшись в комнату, я стащил с себя грязный китель и бросил на кровать. В тумбочке перед кроватью я нашёл аптечку и захватил её с собой. Вытащив из-за спины «Маузер», я подумал сначала оставить его на столе рядом с самозарядкой, но передумал и заткнул его за пояс. Вернувшись в ванную, я осмотрел своё ранение на левом предплечье, куда монтажник выстрелил гвоздём. Рана была глубокая, но тоже уже перестала кровоточить. Открыв аптечку и достав оттуда перекись, я обработал обе раны. Щипало знатно, но я старался н шуметь. Затем, достав бинт, я аккуратно перебинтовал оба ранения.

– Вот, кажется, и всё.

Вновь склонившись над умывальником, я думал. Куда дальше? Что мне делать? В войну было проще. На войне давали приказы, да и сам советский человек понимал, что нужно делать. Но что происходило сейчас? Я был один, против целого города, против хоть и безумных, но советских граждан. Совсем один, раненый и практически без оружия, без надежды на то, что я найду хоть кого-то, кто поможет мне.

Я вынул «Маузер» и положил в умывальник. Внутри оставался один патрон, всего один. Он мог бы положить конец всему, он мог стать лекарством от безумия на случай, если я стану таким же как они.

– Нет. Рано ещё сдаваться!

Отбросив дурные мысли, лезущие в голову, я разобрал пистолет, взял какую-то ветошь из-под ванны и прочистил каждую деталь.Конечно, желательно, чтобы было оружейное масло ищётка, но, к сожалению, пришлось довольствоваться малым. Я почистил пистолет насколько мог и, собрав его, сходил за самозарядкой. Отсоединив магазин, я впервые посмотрел, сколько там патронов. Патрона оказалось три, и ещё один заклинил в самой винтовке. Резко оттянув затвор, я выбросил патрон из СВТ, подобрал в раковине, вставил в магазин. Разобрал ствол самозарядки. Да, чистка оставляла желать лучшего. Я много времени потратил, чтобы привести ствол в более-менее хороший вид. Тем не менее, коррозию на внутренней части устранить не удалось. Проверив боёк, возвратную пружину и почистив их как следует, я понял, что огарок вот-вот потухнет. Собрав СВТ-40, я быстро сходил за «трёхлинейкой». Мосинка была ещё в более ужасном виде, чем самозарядка. Оттянув затвор вниз, я вытащил целых пять патронов – полный магазин. Отлично. Затем я отсоединил штык, а винтовку положил в ванную. Снарядил в магазин к СВТ ещё пять патронов, благо патроны были одного калибра, вернул магазин на место, оттянул затвор, щёлкнул – патрон был в патроннике. 9 патронов в СВТ-40 и один в «Маузере». Негусто, но лучше, чем ничего. Кроме того, я отсоединил ремень и присобачил к самозарядке, чтобы было удобнее её носить. На этом огарок потух, и я вышел из ванной.