Опустошённый (You are Empty)
Шрифт:
Мясник был уже близко, тесак безумно плясал в его жирной руке. Непослушные пальцы пытались всунуть в ствол заряд дроби. Есть! Я взвёл курок, и тут жирдяй ударил тесаком. Раздался противный скрежет по металлу, и я почувствовал острую боль в ладони. Но, тем не менее, я спустил курок, выпустив град дроби в живот мясника. Толстяк выронил тесак и с недоумением посмотрел на развороченный пулей живот, из которого вываливались его же внутренности. Кое-как встав на ноги, я быстро перезарядил оба ствола и взвёл курки. Две другие курицы до смерти заклёвывали одного из колхозников, а рядом валялись истерзанные тела его товарищей. Струйка крови капала с моей порезанной ладони: задело тесаком мясника, который стоял с развороченным животом передо мной и буравил меня взглядом, полным неподдельного ужаса. Раздался противный
– Если что, я смогу выбраться из амбара.
Кирзовый сапог коснулся какой-то бутылки, и та тихо зазвенела. Наклонившись, я взял её в руки и, как следует, рассмотрел. Это была грязная пивная бутылка с мутной густой жидкостью, наполненной на две трети от всей бутылки. Горлышко бутылки было заткнуто какой-то хлопковой мешковиной, пропитавшейся керосином. Это же Коктейль Молотова, зажигательная бомба. Такие мы использовали в 41, против фрицевских Панцеров. И, надо сказать, весьма удачно.Если эта штука раньше способна была остановить танк, то взбесившуюся курицу – и подавно.
Я схватил бутылку и зажал её в руке. Осталось только открыть ставни, зажечь мешковину.… В этом и заключалась проблема – зажигать её было нечем. Пошарив по полу, я двинулся к старому дощатому верстаку, непонятно зачем стоящему справа у ставен. Сунув руку под рабочую область, я смог достать оттуда коробок спичек. Распахнув ставни, я увидел, как в амбар, отчаянно визжа, пытаются пробраться злобные курицы.
Мешковина загорелась на удивление легко. Дав разгореться старому хлопку, я сбросил бомбу вниз, на беснующихся птичек. Вспышка ослепительного пламени бросилась мне в глаза, и я отвернулся. Раздался пронзительный визг куриц, и я носом почуял запах подгоревшей курятины. Выглянув из окна, я увидел, как чёрные, обгоревшие силуэты куриц корчатся на земле в предсмертных конвульсиях, а бензиновое пламя жадно пожирает их плоть. Я присел на чердаке, зажав кровоточащую ладонь. Надо было теперь унять кровь.
– Хорошо, что хоть руку не отрезали.
Рядом со стогом сена я нашёл более-менее чистый кусок мешковины и наскоро обмотал повреждённую руку.
– Это уж лучше, чем ничего!
Встав с пола, я проверил берданку.
– Всего два последних патрона! Ёлки, очень плохо, учитывая гостеприимство здешних товарищей!
Замкнув стволы, я спустился вниз. Двери, покосившиеся после нашествия куриц, я сумел легко открыть. Я вновь выбрался на площадь, вдыхая запах жареной курицы. Обитатели колхоза либо все обрели покой, либо решили больше не беспокоить чужаков, ибо больше мне навстречу никто не выбежал. Повсюду валялись изувеченные тела неприятелей. Подойдя к чекисту, который свалился с башни, я поднял его грузное тело носком сапога и перевернул на спину. Как я и ожидал, под ним лежал его «Маузер».Нагнувшись за пистолетом, я ощутил резкую боль в пояснице: сломанное ребро дало о себе знать. Заткнув пистолет за пояс, я поднялся и направился к курятникам, откуда выскочили бешеные курицы. В поилках царила тишина, но кровавое месиво у каждой второй поилки неслабо напрягало мой желудок. Преодолев поилки, я вышел к небольшому двухэтажному зданию, на котором значилось: «Председатель колхоза».
– Ну, может там что-то прояснится!
В сенях было тихо. Сначала я зашёл уверенно, но когда внезапно, совсем близко послышался чей-то сдавленный кашель, я навострился и крепко сжал в руках свою двустволку. Кашель доносился буквально за углом, поэтому я, аккуратно прокравшись, нырнул в комнату.
Комната походила на какую-то кладовку. Она была разделена на две части решёткой с тонкими прутьями.
Между решёткой располагалась стойка, за которой, опираясь на неё, стоял пожилой мужчина в синем ватнике. Голова с редкими седыми волосами, резкие черты лица. Поразили его глаза, неестественно большие, а зрачки хаотично вращались, окидывая сразу всю комнату, что выдавало в нём не совсем нормального человека. Я вскинул берданку и собрался стрелять, как вдруг этот дед, прокашлявшись, воскликнул:– Стой, стой, не стреляй, сынок! Ты, ты нормальный, не такой как они?
Я так и замер от изумления с ружьём. Эти существа не говорили так взволнованно, как этот дед, ну, во всяком случае, не желали идти на контакт, но….
– Да, - я слегка опустил берданку, но был настороже, - Я старший лейтенант Серов. Вы в порядке, товарищ?
– Нет, - покачал головой старик, едва дыша, и тут я обратил внимание на его руки, трясущиеся как при лихорадке.
– Возможно, он пьян, но… Он выглядит не пьяным, скорее встревоженным.
Я попытался подойти ближе, но старик, издав грозный рык, жестом руки, словно из последних сил, попросил меня оставаться на месте.
– Стой, где стоишь, старлей! Это опасно…
– Что происходит? – этот вопрос мучал меня всё время после того, как я очнулся в больнице.
– У меня… мало времени, - дед схватился за горло, словно помешанный, - Слушай внимательно, старлей! Я не знаю, чтопроизошло, но тут все… с ума посходили. Это началось две недели назад. Сначала они... аах.
Он запрокинул голову назад, и я увидел его искажённое мукой бледное лицо. Дед буквально напоминал живого мертвеца.
– Аххх, какая боль… - жалобно произнёс старик, и, отдышавшись, продолжил,- Люди стали творить жуткие… вещи. Саныч вспорол председателю брюхо, Зина и Надя перебили всех коров…
– Но что….
– начал было я, но тут старик меня перебил.
– Ты не такой, как они… Тебе нужно в город.… Идти в горсовет, там спросить у.… Ох, я чувствую, как меня выворачивает изнутри…
Он согнулся перед стойкой, и я заметил, что его лицо стала искажать злоба.
– Но как я попаду туда? – спросил я.
Дед едва сумел справиться со своим недугом и, тяжело дыша, произнёс:
– Через сталелитейный завод. Я дам тебе… ключ от ворот к вагонетке… Рельсы ведут прямиком на завод…. а оттуда ты попадёшь в город…
– У меня мало патронов, - посетовал я, - Здесь у вас есть оружие?
Старик из последних сил сунул руку под стойку и вытащил оттуда пачку дроби и стальной ключ.
– Вот, возьми.… Это всё, чем я могу тебе помочь… Ты должен…это…
Внезапно его руки, плясавшие в безумном ритме по стойке, словно окостенели.
– Не могу больше, - прокричал старик, - Не могу… - и с этими словами он повернулся и тяжёлой поступью зашагал прочь из комнаты.
Я был настолько поражён, что даже не стал его останавливать.
– Неужели он стал превращаться в такого же безумца, как остальные?
Из задней комнаты, куда скрылся старик, доносились ужасающие звуки. Мне стало не по себе, поэтому, забрав ключ и коробку с патронами, я покинулздание. Двустволку, чтобы не мешалась, я одел на плечо за ремень.Выйдя опять на свежийвоздух, янаправился к дальней части двора, где находились закрытые на замок ворота. Я надеялся, чтоони выведут меня наружу. В колхозе мне больше делать было нечего. Подойдя к воротам, я прислушался. Мне показалось, что я слышал какой-то звук, доносившийся из амбара слева от ворот. На всякий случай, я снял с плеча двустволку,левой, здоровой рукой вскрыл коробку, что дал мне старик. Всего 30 патронов. Вытащив два, я вложил их в стволы берданки, защёлкнул, взвёл оба курка. Теперь я был готов к встрече с неприятелями.
Вражина не заставила себя долго ждать. Дверь амбара распахнулась и оттуда вышла оборванная колхозница, с совершенно пустым лицом и взглядом.
– Может, ты хоть не бросишься на меня?
Но я ошибался. Издав резкий крик, женщина помчалась навстречу мне. Выстрел из ружья – и несчастная уже валяется на земле, с разорванной от заряда дроби грудной клеткой. Держа оружие в руке, другой я поворачивал ключ в замке. Ворота распахнулись.
– Вот и свобода!