Опыт

Это случилось недели три назад. Ян помнил тот октябрьский туманный серый день, с порывами ветра, бросающего капли дождя на оконное стекло, за которым багровели деревья, постепенно сбрасывающие свою листву и оголяющиеся к приходу холода, тем временем как люди наоборот, утеплялись.

Ян сидел за Пропедевтикой внутренних болезней, изучая основы ЭКГ, как в дверь позвонили. Ни кого не ожидая, разве что дружков Макса, надеющихся застать того дома, он вышел открыть дверь. В коридор вышел и отец, в этот день взявший отгул из-за плохого самочувствия. Выглядел он и вправду неважно. Ларисы не было дома, что в последнее время было не редкость.

Волнуясь за отца, наблюдая за разладом его личной жизни, в последнее время давившей на него непосильным бременем, Ян искренне был обеспокоен его самочувствием. Отец впал в какую-то хандру, за которой скорее всего скрывалась банальная депрессия. Ситуацию усугубляла Лариса, не желающая понимать, что забирая что-то, нужно отдавать взамен. Она жила так, как в первую очередь, было удобно ей, прекрасно паразитируя вместе с сыном на шее Павла Семёновича, обрекшего себя этой новой женитьбой на все муки ада, которые он, в глубине души, считал, что по праву заслужил за свои прошлые прегрешения. Поэтому, наверное, и не менял ничего в своей жизни, уже порядком ему осточертевшей. Его спасала только его работа и сын, в котором он неожиданно увидел надежду.

Открыв дверь, Ян увидел Макса и прячущуюся за его плечо девушку-цыганку. Её черные глаза испуганно озирались по сторонам, а толстый живот так и выпирал из-под полу расстёгнутой куртки. Положение девушки сразу бросалось в глаза, подчеркнутое услужливым вниманием Макса, комично и неумело старающегося обслужить девушку, в попытке произвести впечатление на отчима и Яна, в это время оторопело подпирающего стенку, чтобы пропустить незваную гостью.

Представив Майю, Макс побежал на кухню накрывать на стол, на ходу спрашивая про мать. Накрыв на стол, Макс торжественно пригласил за него Яна и Павла Семёновича, и во всеуслышание заявил, что Майя – его жена и с завтрашнего дня она будет жить с ними. Отец, в первый раз пришедший в ярость, высказал всё, что накопилось у него внутри, но увидев слёзы девушки, сразу поник, потеряв прежнюю злость и запальчивость.

В этот же вечер Лариса впервые пришла домой вдрызг пьяная, а на следующий день Майя переехала в общую комнату сводных братьев и Яну пришлось со своими пожитками перекочевывать на кухню. Так произошла их с отцом узурпация, продолжавшаяся до сих пор.

Выйдя из университета, Ян, спрятав руки в карманы, быстрым шагом, чтобы не замерзнуть, последовал на остановку. Стояла середина ноября. Листья, давно облетевшие, пожухлым мокрым ковром лежали на зеленой траве, еще не тронутой снегами, по которой стелился туман, взбираясь ввысь и в своей белоснежной дымке пряча верхушки домов, машины, людей, словно выныривающих из неё, когда становились в зоне видимости Яна. Мокрые лавочки, черные лужи, унылые, безрадостные лица прохожих, снующих туда-сюда, всё было продернуто печалью, тоской и безнадегой.

Ян вспомнил, как ребенком, в это время года, он уже предвкушая новогодние праздники, утренники, подарки, томился в ожидании заветного дня свершения его желаний, фейерверков, боя курант и ночных гуляний, ставшими традициями, которые они с отцом никогда не нарушали. Сейчас же, не чувствуя даже отголоска былой радости, Ян понуро плелся домой, испытывая непреодолимое желание куда-нибудь сбежать и на время забыться, раствориться.

Он знал, что его ожидает дома, и, несмотря на сильное желание спать, вызванное бессонной ночью чужих истерик и ругани, совсем не торопился в тепло от очага, где сейчас обитала вражда и неприязнь. Нет, он не испытывал ненависти к кому-нибудь из домочадцев, и к нему никто не питал злобы, но всё равно все эти дни Ян жил внутри черноты нетерпимости и ксенофобии, которой окружали беременную Майю.

Ян искренне жалел эту девушку, сочувствовал и страдал вместе с ней. Она тоже попалась на уловку веселой семейки, состоящей из сына и матери, как попались и они с отцом, только сейчас осознавшие своё истинное положение пленников, попавших в хитро расставленную ловушку. Это понимал и отец, старающийся относиться к Майе доброжелательно, чтобы смягчить грубость Ларисы, не возлюбившую невестку и ревнующую её к сыну, который вернулся несмотря на свой новый статус к прежней необременительной жизни развлечений и где-то пропаданий.

Макс оказался хитрым и расчётливым ублюдком. Конечно, он и раньше был таким, но Ян никогда не предполагал такой степени испорченности и разложения, в должной мере проявившие себя именно сейчас, когда над ним нависла угроза армии и двухгодичная служба в ней. Ян, погруженный в учёбу, и не знал о повестках, приходивших его сводному брату.

Испугавшись ожидающей его участи военной дисциплины, Макс разработал план, для исполнения которого как нельзя кстати подвернулась молоденькая новенькая кассирша, пришедшая в их магазин сразу после школы-интерната. Полная сирота, одинокая, потерянная, она с радостью приняла дружбу Макса, умевшего ввести в заблуждение и пробудить к себе расположение и доверие. Серьезность Майи, сильно резонировавшая с легкомысленностью Макса, делала эту пару этот союз заранее обреченным на неудачу, но Макс, не имея возможности выбора, и прельщенный своеобразной характерной красотой девушки, все же обхитрил обстоятельства, напором идущие против него.

Усыпив казалось бы неусыпную бдительность Майи искренними заверениями об осторожности и восторженным преклонением, он обрюхатил её, как свиноматку на ферме, а потом уговорами повел в загс, имитируя радость будущего отцовства и обещая позаботится о своей новой семье. Он рисовал для неё сказку, как его мать полюбит её, примет как свою дочь, о которой всегда мечтала, как они все хорошо заживут, обеспеченные добряком отчимом, не чающим души в своём пасынке. Неудивительно, что Майя, совсем девушка не глупая, но в силу своей молодости – ей только исполнилось восемнадцать – и незнания человеческих натур, всё же попалась в расставленную ловушку, оказавшись полностью во власти чар Макса, завлёкших в итоге девушку в трясину погибели, унижений и позора. Майя была очередная жертва, с той лишь разницей, что оступившись, она обрекала на погибель не только себя, но и новую, в ней зарождающуюся жизнь. Поэтому её положение было самым плачевным, самым жалким и обременительным в первую очередь для Павла Семёновича, если до этого и видевшего надежду в разводе, то теперь погасшую для него, не склонного к жестокости и черствости.

Разведись он сейчас с Ларисой, Павел Семёнович обрёк бы девушку и ещё не родившегося ребёнка на сложные условия жизни без крыши над головой. Единственное, что он мог сделать со своей стороны, так это найти слабости в законодательстве, через знакомых те связи и возможности, которые помогли бы девушке поспособствовать в получении причитающегося ей по закону, как сироте, жилья. Этим он сейчас упорно и занимался, помимо работы, в последние дни ставшей для него и временным пристанищем.

Заходя в подъезд, Ян знал, что отца наверняка не будет дома. Он брал дополнительные дежурства, нагружал себя часами, лишь бы огородить себя от той жизни, ставшей невыносимой и убогой в своей грязи и подлости. Ян бы поступал точно так же, будь у него возможность, но единственную лазейку он видел в подработке на скорой фельдшером, которая будет возможной только следующим летом, при условии, что он сдаст экзамены. С каждым днём шансы на это понижались с геометрической прогрессией, по мере нарастания обостренности конфликта между Майей и Ларисой, сейчас снова безработной, сидящей постоянно дома и вечно пьяной.

Ян грезил, как на зарплату сможет снять квартиру и съехать наконец, с этого дурдома. Он уже не надеялся, что отец сможет избавиться от Ларисы, если только Майя каким-то чудесным образом не сможет получить квартиру. Тогда дилемма совести разрешиться и Павел Семёнович с облегчением снимет петлю с шеи, в которую по неведомой Яну глупости он влез. Он не обвинял отца в той ошибке, которую тот совершил, женившись во второй раз, прекрасно понимая, что жизнь одна, никому не дано прожить её еще раз, когда, зная, где кроются ошибки, можно обойти все злосчастные места стороной. И его отец решившись на брак, не знал, к чему это приведёт. Не знал и Ян, тогда думающий, что Павел Семёнович, наконец-то наплававшийся в вольных бескрайних морях, наконец, нашел свою тихую спокойную гавань и пристанище своей старости.

Бросив в коридоре сумку с учебниками и конспектами, Ян поплелся на кухню, где стояла его раскладушка, спальное место, от которого поутру болело всё тело. Майя стояла за плитой, что-то готовя. Увидев Яна, она улыбнулась, искренне радуясь его появлению, отчего Яну сделалось не по себе. Она неловко повернулась, чтобы пропустить парня к столу, случайно задев животом маленький приставной столик, купленный по переезду, где обычно стояла грязная посуда. Несколько тарелок, упав на пол, сразу разбились, разлетевшись на части по всему полу. Ян сразу же бросившись убирать, стукнулся лбом о лоб Майи, тоже согнувшийся одновременно с ним. В её глазах выступили слёзы, через несколько минут перешедшие в глухие рыдания.