Опыт

– Ну так, где-то что-то подсмотрел, где-то опробовал.

– Понятно. На улицах, значит.

– А та девчонка, ну, рыженькая, твоя? – через некоторое время спросил Макс, рассматривая на полках книги, видимо, не представлявшие для него особенного интереса.

– Лера? Мы друзья. Точнее, наверно, были.

– Ты с ней это…

– Нет, сказал же, друзья.

Яну был неприятен разговор про Леру, поэтому он не скрывал своего раздражения, надеясь, что такой не завуалированный ничем намёк будет понятен.

Макс только пожал плечами, доставая телефон.

– Слушай, а не хочешь сейчас сходить на один сейшн? Не бойся, предки так заняты друг другом, что не заметят нашего отсутствия. Там девочки клёвые будут и можно неплохо оттянуться с ними. Я пока благодаря тебе в школу не ходил, новые знакомства завел.

Понимая, что Макс говорит дело, и что его отец только рад будет их куда-нибудь на короткое время деть, Ян согласился.

Глава 6

Новый город, городишко, так его называл Макс, начинал нравиться ему всё больше и больше. После выпитой бутылки пива, он чувствовал легкую хмель, а девчонка, что прижималась, будто невзначай, грудью к его руке, приятно возбуждала. Конечно, до красотки ей далеко, но по доступности она такая же, как и все остальные, что у него были. Отец этого придурка, сидящего рядом с ним, скорее всего, в этот момент трахает его мать, хотя, не всё ли равно, если это обоюдное желание. Наверное, все женщины такие. Так считал Макс, поглаживая в доверчивости прижавшуюся к нему девушку по внутренней части руки.

Конечно, главное было не это, главное были ещё и деньги. Но деньгами ведала его мать, именно для этого и приехавшая в это захолустье, где жила её богатая, но старая и одинокая тетка, стоящая уже одной ногой в могиле. В надежде получить наследство, она кинулась в новую авантюру, как всегда подключая в игру и своего сына.

Ещё несколько лет назад деньги вытягивались с её хахалей, но с каждым разом таких дураков становилось всё меньше и меньше, которые желали бы вкладывать в несвежий товар. Да, мать в последнее время сдала, одряхлела. Макс вспомнил, как в детстве любил наблюдать, как она готовится к очередному свиданию. Не стесняясь его, она часто дефилировала перед ним раздетой, то подходя к зеркалу, то снова к шкафу, с вываливающимися оттуда платьями и нижним бельём. Тогда она была еще стройной и подтянутой, не то, что теперь.

Макс знал, что нужно девушкам с самого раннего детства, еще прежде, чем научился читать, получая эти знания через наблюдения за его матерью и её подругами, не замечавших его, поэтому ничего перед ним не скрывающих, словно он был невидимка. Вот и сейчас, пользуясь полученными знаниями и опытом, он нашёптывал на маленькое ушко наивной девушки слова нежности, убаюкивающие бдительность, пленяющие своим ласковым звучанием и заставляющие верить в ту сказку, которую он придумает для каждой их них. Девушка всё ниже склоняла голову к нему на плечо, уверенная в своей неповторимости, единственности и очаровании. Макс знал, уже сегодня вечером – было бы только где – он получит то, что так в эту минуту упорно добивается.

Макс вспомнил его первую – подругу матери, которая была старше его на шестнадцать лет. Ему было тогда всего тринадцать и он и думать не думал о сексе. Мать оставила его со своей подругой на ночь, а сама пошла на очередное свидание. Сначала они просто сидели и смотрели телек, потом подруга матери стала спрашивать про девочек, которые ему нравятся, потом спросила, а видел ли он хоть одну голую девочку. Так заходило всё дальше и дальше, пока, не кончилось тем, что оба лежали голые на диване и она не сделала ему минет. Когда пришла домой его мать, он уже спал в своей постели в пижаме с динозавриками, подаренной ему на новый год, вместе с роботом и конфетами. Макс не знал, узнала ли она, что произошло, но больше этой подруги он не видел. А вскоре они переехали в другой город, где жил очередной мамин муж, с которым у неё было всё серьезно.

У неё почти со всеми мужьями было всё серьезно. Макс не понимал мать в этом, её стремление к постоянству и стабильности. И это её неумение выбирать мужчин тоже его поражало. Всегда один и тот же тип мужчин, одинаковый старт, повторение истории, тот же душераздирающий финал, что и с предыдущими, а потом разрыв. Конечно, это было не со всеми, а только с теми, кто оставлял после себя штамп в паспорте. Другие же были, а их было несчетное количество, просто папиками, которых можно было доить. К папикам мама относилась легкомысленно, и выжав их кошельки до последней копейки, неизбежно покидала их. Теперь же на папиков в маминой жизни случился дефицит, да и в ней произошли перемены, которые неприятно удивляли Макса.

Чем больше ей исполнялось лет, тем меньше она переставала следить за собой, своей внешностью и здоровьем. Макс всё чаще замечал её подвыпившей. То, что она выпила, совсем немного, для разрядки, оправдывалась она тогда, он сразу узнавал по её настроению, упадочному и плаксивому. В такие минуты она начинала жалеть себя, свою неудавшуюся жизнь, не сложившуюся карьеру, жалела о семье, о которой она якобы мечтала всю жизнь. Потом подводила итог, что все мужики козлы (Макс в том числе) и на следующий день рьяно пыталась переделать свою жизнь, но своими необдуманными поступками делала только ещё хуже.

Макс поморщился, вспоминая последний год, когда его мать решила реализовать себя в карьере, открыв салон красоты, и стать, наконец, по её мнению, независимой, самодостаточной женщиной. Понятно, что без нужных навыков и связей её бизнес быстро прогорел, оставив после себя выжженную дыру в их бюджете. Понабрав деньги в долг, и не зная, как их отдавать, они второпях бежали из города, оставив всё, что у них было. Благо, тут подвернулась эта родственница, согласившаяся приютить их взамен на уход. Так его мать стала сиделкой у престарелой, сварливой тетки, гадившей под себя, а он снова стал сам по себе, вольный делать всё, что ему вздумается.

Конечно, где-то он жалел мать, понимая, что в её неудавшейся жизни во многом был повинен он, его противоборство и ревность к мужьям, которых он ненавидел с первой же минуты, как их представляли друг другу. Он сразу понимал, что у мамы на этот раз всё серьезно, по тому, как она пела в ванной, по её счастливому виду и рассеянной мечтательной улыбке на лице. Она не приносила в дом подарки, предпочитая в таких случаях делать их сама, возможно, не в денежном эквиваленте, а своей заботой, готовностью выполнить всё, что она под силу сделать. Мысль, что её использовали, приходила к матери только в конце отношений, когда она прижимала к себе Макса и лила слезы, говоря, что у неё, кроме него никого нет. А Макс в таких случаях молчал, где-то в глубине души чувствуя вину, что, возможно, он отпугивал материнское счастье. И тоже страдал. Ему было обидно за мать, где-то стыдно, что она позволила так с собой обойтись. То, что, возможно, она сама где-то была виновата, что не смогла построить отношения, удержать рядом с собой мужчину, он даже тогда не думал.

Подрастая, Макс ловил себя на мысли, что становиться в чем-то похожим на маминых бывших мужей. Он пользовался девушкой, а потом получив то, к чему стремился, уходил от них, ничего не оставляя после себя и не беря, предпочитая легкость взамен тяжелой ответственности. Становясь старше, он с каждым разом находил всё больше аргументов, что именно такая жизнь, к какой он привык, и является правильной, и необременительность это главный постулат его теории счастливой и свободной жизни. Счастье не может быть без свободы, а свобода – это плюрализм отношений, которые так же легко должны заканчиваться, как и начинались, и смысл которых всегда должен сводиться только к одному – к обоюдному кратковременному наслаждению, без всяких последствий и нагромождений морали.

И всё же Максу была неприятна мысль, что для кого-то его мать – тоже кратковременный источник утоления желаний, и не мог оправдать её, виня только за то, что она женщина.

Макс часто задавался вопросом, а что было бы, если его отец не сбежал. Ему трудно было представить себе мать с одним лишь мужчиной после несчетного количества лиц, которых она пропустила через себя, но все же понимал, что и не было бы всех тех любовников, которым она старалась навязать его и свою нерастраченную любовь, если бы остался тот, кто её оплодотворил. Останься тот, мать была бы совершенно другой, и он был бы другим, вся их жизнь была бы не похожей на ту, в которой они погрязли сейчас. Макс часто спрашивал её, почему она не сделала аборт, на что мать грустно улыбалась и говорила, что горько бы тогда об этом пожалела, не будь у неё сейчас такого сына, как он. Наверное, она любила того мужчину, раз пожелала оставить себе на память хоть малую частицу его, тем самым обрекая себя на вечные скитания с тяжелым багажом в виде ребенка.