Опыты (Том 1)

Жил в Риме некий Лабиен [30] , человек больших достоинств и весьма влиятельный, отличавшийся, помимо других качеств, своими литературными дарованиями; он был, как я полагаю, сыном великого Лабиена, являвшегося при Цезаре во время его войн в Галлии одним из виднейших военачальников, в дальнейшем же перешел на сторону великого Помпея и проявлял большую доблесть вплоть до момента, когда тот был разбит наголову Цезарем в Испании. Добродетели того Лабиена, о котором я веду здесь речь, создали ему большое число завистников, но особенно, по-видимому, ненавидели его императорские придворные и фавориты за его приверженность к свободе и унаследованную от отца враждебность тирании. Этот образ его мыслей, должно быть, сказался в его писаниях. Враги преследовали его и добились постановления римского сената о сожжении многих опубликованных им сочинений. Именно с Лабиена начался тот новый вид наказания — карать смертью сами произведения, — который с тех пор утвердился в Риме по отношению ко многим другим авторам. Еще не были использованы все средства и достигнуты все пределы жестокости, пока люди не придумали простирать ее на то, что по самой природе своей лишено чувствительности и способности испытывать страдания, как наша посмертная слава и создания человеческого духа, и пока не придумали физически увечить и истреблять человеческие мысли и творения муз. Лабиен не мог примириться с этой утратой и пережить свои, столь дорогие ему создания; он велел отнести себя в гробницу предков и запереть там живым; так он зараз и покончил с собой и похоронил себя. Трудно найти пример более горячей родительской любви, чем эта. Кассий Север [31] , выдающийся оратор и друг Лабиена, видя, как сжигают его книги, воскликнул, что в силу того же самого приговора следует и его самого сжечь живым, ибо он хранит в памяти содержание этих книг.

30.

Тит Лабиен — оратор и историк, современник Августа. За страстныенападки на современные ему порядки получил прозвание «бешеного» (Rabies).Его сочинения были сожжены при императоре Тиберии. — Упоминаемый дальшедругой Лабиен — Тит Атий Лабиен, во время галльской войны легат Цезаря.

31.

Тит Кассий Север — Его сочинения, так же как и сочинения Лабиена,были публично сожжены.

Подобное же произошло и с Кремуцием Кордом [32] , обвиненным в том, что он в своих сочинениях отзывался с похвалой о Бруте и Кассии. Гнусный, пресмыкающийся и разложившийся сенат, достойный еще худшего повелителя, чем Тиберий, приговорил его писания к сожжению; Корд решил погибнуть вместе с ними и уморил себя голодом.

Славный Лукан, будучи осужден негодяем Нероном, приказал своему врачу вскрыть ему на руках вены, желая поскорее умереть. В последние минуты жизни, когда он совсем уже истекал кровью и тело его начало коченеть, объятое смертельным холодом, охватившим его жизненные органы, он принялся декламировать отрывок из своей поэмы о Фарсале [33] ; так он и умер с созданными им стихами на устах. Разве это не было нежным отцовским прощанием со своим детищем, подобным нашему прощанию и поцелую, какими мы обмениваемся с нашими детьми перед смертью? Разве это не было проявлением той естественной привязанности, вызывающей у нас в смертный час воспоминания о вещах, которые в жизни были нам дороже всего?

32.

Кремуций Корд (ум. 25 г. н. э.) — историк времени Августа иТиберия. В своей истории он назвал убийц Цезаря — Брута и Кассия —«последними римлянами». По приказу Тиберия сочинения его были сожжены, самКорд покончил с собой (Тацит. Анналы, VI, 34–35).

33.

Марк Линей Лукан — (39–65) — древнеримский поэт. — Фарсал — городв Фессалии; в битве при Фарсале в 48 г. до н. э. Цезарь одержал решительнуюпобеду над войсками Помпея.

Когда Эпикур умирал, истерзанный, по его словам, невероятными страданиями, вызванными коликой, его единственным утешением было то, что он оставляет после себя свое учение. Но можно ли думать, что ему доставили бы такую же радость несколько одаренных и хорошо воспитанных детей — если бы они у него были, — как и создание его глубокомысленных творений? И что если бы он был поставлен перед выбором, оставить ли после себя уродливого и неудачного ребенка или же нелепое и глупое сочинение, то он — и не только он, но и всякий человек подобных дарований — не предпочел бы скорее первое, нежели второе? Если бы, например, святому Августину [34] предложили похоронить либо свои сочинения, имеющие такое важное значение для нашей религии, либо же своих детей — в случае, если бы они у него были, — то было бы нечестивым с его стороны, если бы он не предпочел второе.

34.

Августин (354–430) — христианский богослов.

Я не уверен, не предпочел ли бы я породить совершенное создание от союза с музами, чем от союза с моей женой.

То, что я отдаю этому духовному созданию [35] , я отдаю бескорыстно и безвозвратно, как отдают что-либо своим детям; та малость добра, которую я вложил в него, больше не принадлежит мне; оно может знать много вещей, которых я больше не знаю, и воспринять от меня то, чего я не сохранил, и что я, в случае надобности, должен буду, как совершенно постороннее лицо, заимствовать у него. Если я мудрее его, то оно богаче, чем я.

35.

… этому духовному созданию… — Монтень имеет в виду свои «Опыты».

Немного найдется таких приверженцев к поэзии людей, которые не сочли бы для себя большим счастьем быть отцами «Энеиды», чем самого красивого юноши в Риме, и которые не примирились бы легче с утратой последнего, чем с утратой «Энеиды». Ибо, по словам Аристотеля [36] , из всех творцов именно поэты больше всего влюблены в свои творения. Трудно поверить, чтобы Эпаминонд [37] , хвалившийся, что он оставляет после себя всего лишь двух дочерей, но таких, которые в будущем окружат почетом имя их отца (этими дочерьми были две славные его победы над спартанцами), согласился обменять их на самых красивых девушек во всей Греции; и так же трудно представить себе, чтобы Александр Македонский или Цезарь согласились когда-нибудь отказаться от величия своих славных военных подвигов ради того, чтобы иметь детей и наследников, сколь бы совершенными и замечательными они ни были. Я сильно сомневаюсь также, чтобы Фидий [38] или какой-нибудь другой выдающийся ваятель был более озабочен благополучием и долголетием своих детей, чем сохранностью какого-нибудь замечательного своего произведения, художественного совершенства которого он добился в результате длительного изучения и неустанных трудов. Даже если вспомнить о тех порочных и неистовых страстях, которые вспыхивают иногда у отцов к своим дочерям или же у матерей к сыновьям, то и такие страсти загораются иной раз по отношению к духовным созданиям; примером может служить то, что рассказывают о Пигмалионе [39] , который, создав статую женщины поразительной красоты, столь страстно влюбился в свое творение, что, снисходя к его безумию, боги оживили ее для него:

36.

… по словам Аристотеля… — Пикомахова этика, IX, 7.

37.

Эпаминонд — см. прим. 6, т. I, гл. I.

38.

Фидий — знаменитый древнегреческий скульптор V в. до н. э.

39.

Пигмалион — в античной мифологии художник или, по другой версии,царь Кипра. Согласно мифу, Пигмалион загорелся страстью к созданной импрекрасной статуе, которая превратилась в женщину и стала его женой.

Tentatum mollescit ebur, positoque rigore Subsedit digitis. [40]

Глава IX О парфянском вооружении

Дурным обыкновением дворянства нашего времени, свидетельствующим об его изнеженности, является то, что оно облачается в доспехи лишь в момент крайней необходимости и снимает их тотчас же, как только появляются малейшие признаки того, что опасность миновала. Это ведет ко всякого рода непорядкам, ибо в результате того, что все бросаются к своему оружию лишь в момент боя, получается, что одни только еще облачаются в броню, когда их соратники уже разбиты. Наши отцы предоставляли оруженосцам нести только их шлем, копье и рукавицы, сохраняя на себе все остальное снаряжение до окончания военных действий. В наших войсках в настоящее время царит сильнейшая путаница из-за скопления боевого снаряжения и слуг, которые не могут отдаляться от своих господ, имея на руках их вооружение.

40.

Слоновая кость, к которой он прикасается, размягчается, утрачиваетсвою твердость и подается под пальцами (лат.). — Овидий. Метаморфозы, X,283.

Тит Ливий писал про наших предков: «Intolerantissima laboris corpora vix arma humeris gerebant» [1] .

Многие народы в старину шли в бой — а некоторые идут еще и сейчас — совсем без оборонительного оружия или очень легко прикрытыми.

Tegmina queis capitum raptus de subere cortex. [2]

Александр Македонский, храбрейший из всех полководцев, облачался в броню лишь в очень редких случаях, и те из них, кто пренебрегает латами, ненамного ухудшают этим свое положение. Если и случается человеку погибнуть из-за того, что на нем не было брони, то чаще бывало, что она оказывалась помехой и человек погибал, не в силах высвободиться из нее, либо придушенный ее тяжестью, либо скованный ею в своих движениях, либо еще как-нибудь иначе. При виде тяжести и толщины наших лат может показаться, что мы только и думаем, как бы защитить себя, но в действительности они больше обременяют нас, чем защищают. Мы заняты тем, что тащим на себе этот груз, спутанные и стесненные, как если бы наша задача заключалась в том, чтобы бороться с нашим оружием, которое на деле должно было бы нас защищать.

1.

Совершенно неспособные переносить физическуюусталость, они с трудом влачили на себе доспехи (лат.). — Тит Ливий, X, 28.

2.

Головы их защищены шлемами из коры пробкового дерева (лат.). — Вергилий. Энеида, VII, 742.

Тацит забавно описывает наших древних галльских воинов [3] , которые были так тяжело вооружены, что только-только были в силах держаться на ногах, будучи не в состоянии ни защищаться, ни нападать, ни даже подняться, когда они бывали опрокинуты.

Лукулл, заметив, что некоторые воины-мидийцы, составлявшие передовую линию в армии Тиграна [4] , были столь тяжело и неуклюже вооружены, что казались заключенными в железную тюрьму, решил, что будет нетрудно их опрокинуть, и начал с этого свое нападение, увенчавшееся победой.

3.

Тацит забавно описывает… — Анналы, III, 43.

4.

Лукулл — см. прим. 16, т. II, гл. I. — Приводимое в тексте сообщениесм. Плутарх. Жизнеописание Лукулла, 13. — Тигран (94–56 гг. до н. э.) —царь Армении; борьба его с Римом (походы Лукулла, а затем Помпея)закончилась поражением Тиграна (65 г.).

Я полагаю, что в настоящее время, когда в большой славе наши мушкетеры, будет сделано какое-нибудь изобретение, чтобы прикрыть и обезопасить нас стенами, и мы будем отправляться на войну, запертые в крепостях, подобных тем, которые древние укрепляли на спинах своих слонов.

Такого рода пожелание очень далеко от того, чего требовал Сципион Младший [5] . Он сурово упрекал своих воинов за то, что они построили под водой западни в тех местах рва, через которые солдаты осажденного им города могли совершать вылазки. Осаждающие должны думать о нападении, а не бояться, заявлял Сципион, справедливо опасаясь, чтобы эта предосторожность не усыпила бдительность его воинов.

5.

Сципион Младший — см. прим. 2, т. I, гл. LII. — Указанное в текстесообщение почерпнуто у Валерия Максима (111, 7, 2), у которого, однако,говорится, что такая тактика была предложена Сципиону, но он отказалсяприменить ее.

Юноше, который однажды показывал Сципиону свой превосходный щит, он сказал: «Твой щит действительно хорош, сын мой, но римский воин должен больше полагаться на свою правую руку, чем на левую» [6] .

Тяжесть военного снаряжения невыносима для нас лишь потому, что мы не привыкли к ней.

L’husbergo in dosso haveano, e l’elmo in testa, Dui di quelli guerrier, de i quali io canto. Ne notte о di, dopo ch’entraro in questa Stanza, gli haveano mai messi da canto, Che facile a portar comme la vesta Era lor, perche in uso l’avean tanto. [7]

6.

… воин должен больше полагаться на свою правую руку… — Плутарх.Изречения Сципиона Младшего, 18.

7.

Двое из воинов, которых я воспеваю здесь, одеты были в кольчуги, а наголовах у них были шлемы. С того мгновения, как они очутились в этой броне,они ни днем, ни ночью не снимали ее и до такой степени привыкли к ней, чтоносили ее как обыкновенную одежду (ит.). — Ариосто. Неистовый Роланд,XII, 3.

Император Каракалла [8] шел в походе впереди своего войска в полном вооружении.

Римские пехотинцы не только имели на себе каску, щит и меч, — ибо, по словам Цицерона, они так привыкли иметь у себя на плечах оружие, что оно столь же мало стесняло их, как их собственные члены, — «arma enim membra militis esse dicunt» [9] , но одновременно они еще несли двухнедельный запас продовольствия и несколько брусьев весом до шестидесяти фунтов, необходимых им для устройства укрытий. С таким грузом солдаты Мария [10] обязаны были за пять часов пройти шесть миль или, в случае спешки, даже семь. Военная дисциплина была у них куда строже, чем у нас, и потому давала совсем иные результаты. В этой связи поразителен следующий случай: одного спартанского воина упрекали в том, что во время похода его видели однажды под крышей дома. Они были до такой степени приучены к трудностям, что считалось позором находиться под иным кровом, чем под открытым небом, и в любую погоду. Сципион Младший, перестраивая свои войска в Испании, отдал приказ, чтобы воины его ели только стоя и притом только сырое. При таких порядках мы недалеко ушли бы с нашими солдатами.

8.

Каракалла — Марк Аврелий Антонин, прозванный Каракаллой, римскийимператор (211–217).

9.

Вооружение, говорят они, это все равно, что руки иноги солдата (лат.). — Цицерон. Тускуланские беседы,II, 16.

10.

Марий — см. прим. 3, т. I, гл. XLIV. — Указанное в текстезаимствовано у Плутарха (Жизнеописание Мария, 4).