Оракул петербургский. Книга 1

2.8

Сергеев подошел к своему дому, задумался, вспоминая код замка на дворовых воротах (от философских размышлений трудно переходить к бытовым реальностям), – на выручку пришла соседка-старушка. Она лихо расправилась с замком и предложила профессору войти первому. Но он отказался, – вспомнил, что необходимо заглянуть в соседний магазин и подкупить продуктов для себя и своих двух подружек, платонические отношения с которыми волновали его последние годы более, чем что-либо.

Философ-верхогляд тут же был посрамлен собственным каверзным умом: он вдруг ясно почувствовал, что всегда выбирал тот маленький и невыгодный из-за высоких цен магазинчик только для того, чтобы поласкать взглядом молоденькую продавщицу. Да и, вообще, он испытывал симпатию ко всей бодрой женской компании во главе с пикантной дородной блондинкой, лихо торговавшей бакалейным счастьем. Но Танечка среди них, безусловно, была для Сергеева на первом месте. Стоило развить эксперимент и выяснить наконец-то: что влечет стареющего эскулапа к богине современной торговли.

"Какие же паскудные животные все эти высокомерные мужики", – подумалось Сергееву. Себя он, конечно, давно причислил к лику святых и теперь издевался над собой за эту наглость. Однако, то были лишь колкости противоречивого ума профессора, но не истинные угрызения совести, ибо он прибавил шагу, явно стремясь быстрее насытиться общением с содержательницами местного торгового ряда – адептами бога Меркурия.

Татьяна была на своем посту, – из-за высокого прилавка выглядывала хитрая и нежная мордашка, черноглазая, утонченная, улыбчивая. Сергеев, конечно, уже неоднократно заглянул за прилавок и давно убедился в том, что ноги у нее стройные и соразмерны всей комплекции. Она доброжелательно его встречала, откровенно сообщала о том, какой товар свежий, обменивалась шутками, полунамеками.

Сергеев не демонстрировал блудливость стареющего кота (скорее, козла), – не задерживался в магазине, а, расплатившись, быстро исчезал, анализируя на ходу мотивы платонической страсти. Черные татарские глаза Танечки явно его привлекали и волновали. Но и тут срабатывал врачебный инстинкт: уже были разысканы симптомы присутствия в этом маленьком теле вируса папилломы человека, замечены стигмы и других тайных болезней. "Каверзная профессия"! – негодовал профессор. Вспомнилось из Булгакова, вопль Понтия Пилата: "И ночью, и при луне мне нет покоя. О боги"!

При таких превентивных находках от тесных контактов был смысл уклониться. Но полюбоваться и пофантазировать, клинически поразмыслить было делом безобидным. Очень хотелось приподнять над быдловской реальностью хоть одно женское существо.

Художественные дарования Сергеева позволяли сделать это без особого напряжения. Да, безусловно, все оставалось в рамках своеобразного "гейшизма", но на мужской манер. Можно было раскопать корни таких психологических реализаций, – Танечка была очень похожа на вторую жену Сергеева, с которой он, к счастью, расстался, но сексуальная память продолжала щекотать подбрюшье. От правды никуда не уйдешь!

Все, пожалуй, правильно в таких стройных рассуждениях, однако Сергееву пришла в голову и другая светлая мысль: он вдруг вспомнил бабушку по отцу, – невысокую красавицу, дворянку, закончившую гимназию с Золотой медалью, владевшую несколькими иностранными языками. Ее первый муж был капитаном первого ранга царского флота, вместе со знаменитым А.С.Поповым участвовал в разработке радио-телеграфных систем для боевых кораблей.

Образ бабушки выплыл, как из тумана, – пожалуй, именно она застряла в генетической памяти, отсюда шел тот странный подбор "русских красавиц", тяга к определенной породе, типажу женщин. Бесспорно, многие достойные черты характера, склада ума, а значит и доминант рафинированного генофонда унаследовал Сергеев от своей бабушки. Вполне определенно, что именитая бабушка давно "прописалась" в цитологии своего внука, вошла и в его архетип, психологический статус.

Белковая пища для подружек и самца была закуплена, – пора возвращаться домой. Поднявшись к себе на второй этаж, Сергеев весьма осторожно открыл входную дверь в квартиру, – конечно, Машка – голубая британка – уже сидела на пороге, ожидая своего благоверного, – никакой скалки или другого орудия супружеской власти в лапах у нее не было. В отдалении, в прихожей, робко наблюдала за "явлением Христа народу" другая подружка – бело-дымчатая персиянка. Муза была предупредительной и страшно робкой кошечкой. Ее влюбленность в своего хозяина была осторожна до невозможности, – о, если бы все жены и любовницы с таким пиететом относились к своим повелителям.

Подружки демонстрировали повелителю истинное целомудрие, – чистоту непорочных дев, но добиваться этого Сергееву пришлось не методами внедрения воспитательных программ, а приглашением опытного ветеринара. Под общим наркозом кошечкам были удалены яичники, и они зажили спокойной, целомудренной жизнью, сконцентрировав все свое внимание и любовь на мифическом образе кота. В их неискушенном уме на такую роль вполне подошел и Сергеев.

Натуральные же коты подружками теперь отвергались решительно и бесповоротно. Малышки, вроде бы, поняли, что удаление яичников наипервейшая профилактика онкологических заболеваний гениталий и грудных желез, то есть тех причин, от которых в большинстве случаев гибнут кошки в возрасте, старше восьми лет.

У подружек открылись особые таланты лечебного свойства. Сергеев неоднократно убеждался на собственном опыте, что кошки, в отличие от женщин, не выпивают соки, не вытягивают энергию, не тянут одеяло на себя, а активно восстанавливают потери человека. Есть смысл максимально дорожить кошкой, имеющей обыкновение устраиваться полежать на груди, животе, шеи утомленного мужчины. Они заменяют сложную рецептуру китайской иглотерапии: наслаивают свою систему меридианов и активных точек на человеческую, подпитывая образовавшиеся энергетические изъяны.

Сергеев замечал особую кошачью активность, когда после отменной сексуальной встряски или во время болезни, еле-еле волочил ноги. Примечательно, что Маша и Муза быстро научились определять женскую доброкачественность, и Сергеев с ними советовался.

Тщательно обнюхав претендентку, Маша могла потереться о ее ноги, либо отойти, нервно дернув правой лапкой, если устанавливала непорядок в генитальной сфере. Дерганье левой лапкой было верным свидетельством того, что с данной персоной не стоит связываться по моральным и юридическим соображениям.

Особой осторожностью выбора отличалась Муза: если после обнюхивания она забиралась даме на кони и начинала устраиваться для глубокого сна, то можно было смело идти под венец, или вприпрыжку нестись в спальню, минуя ванную.

Кстати, кошки всегда деликатно покидали площадку для взрослых игр, как только чувствовали, что близится приятный кризис атаки. Однако, если они испытывали недоверие к даме, то отслеживали всю процедуру – внимательно, предупредительно постукивая хвостами об пол и, видимо, нелестно комментируя друг другу происходящее.