Оракул с Уолл-стрит 5

— Что с Хендерсоном?

— Его секретарша сообщила, что он находится в больнице с сердечным приступом.

Я закрыл глаза, ощущая тяжесть в груди. Хендерсон был одним из тех, кто проигнорировал мои предупреждения, назвав их «паникерскими настроениями». Теперь состояние в двенадцать миллионов долларов превратилось в менее чем миллион.

В половине десятого подъехал роскошный Rolls-Royce Phantom I Вандербильта. Автомобиль цвета слоновой кости с хромированными деталями выделялся даже на фоне дорогих машин, регулярно останавливающихся у моего особняка.

Уильям Вандербильт Третий выглядел бледным и встревоженным, но держался с достоинством потомственного аристократа. Его обычно безупречный костюм был слегка помят, а платиновые запонки тускло поблескивали в рассеянном свете дождливого утра.

— Уильям, — он пожал мне руку, — должен признаться, без ваших рекомендаций я потерял бы все. Перевод семидесяти процентов активов в наличность и золото спас семейное состояние.

Мы прошли в гостиную, где горел камин. Дворецкий принес серебряный поднос с кофе в фарфоровых чашках и свежими круассанами.

— Какова ситуация с остальными тридцатью процентами? — спросил я, наливая кофе в тонкие чашки с позолоченной каймой.

— Потери составили около восьми миллионов долларов, — Вандербильт отпил кофе, его рука слегка дрожала. — Болезненно, но не критично. Общий капитал семьи сократился всего на двенадцать процентов.

В моем кабинете на стене висела карта Соединенных Штатов с разноцветными булавками, отмечавшими расположение активов. Красные обозначали промышленные предприятия, синие — банки, зеленые — сельскохозяйственные земли. За последние два дня многие из этих булавок стали символизировать обесцененные или разорившиеся предприятия.

— Уильям, — Вандербильт поставил чашку на столик из красного дерева, — я приехал не только поблагодарить. Хочу обсудить будущее. Что нас ждет дальше?

Я встал и подошел к окну, за которым виднелись серые крыши Манхэттена под дождем. На улицах толпились люди, многие из них вчера еще считались состоятельными, а сегодня не знали, как прокормить семьи.

— Это только начало, мистер Вандербильт. Банковские крахи продолжатся. Безработица достигнет двадцати пяти процентов. Впереди три-четыре года тяжелейшей депрессии.

— А что можно сделать?

Именно этот вопрос мучил меня всю ночь. Теперь, имея капитал в двести миллионов долларов, я получил возможность действительно влиять на ход событий.

— Скупать обесцененные активы. Создавать рабочие места. Финансировать программы помощи пострадавшим. И готовиться к тому, что через несколько лет экономика начнет восстанавливаться.

Вандербильт кивнул, его голубые глаза сосредоточенно изучали мое лицо.

— Я готов участвовать в любых разумных инициативах. Семья Вандербильт всегда чувствовала ответственность перед страной.

После его отъезда я провел несколько часов в кабинете, планируя дальнейшие действия. На письменном столе из орехового дерева лежали списки предприятий, которые можно было выкупить по бросовым ценам.

Сталелитейные заводы в Пенсильвании, текстильные фабрики в Новой Англии, автомобильные предприятия в Детройте… Все они теперь стоили десятую часть от докризисной стоимости.

Около трех часов дня дворецкий доложил о прибытии мистера Фуллертона. Я велел провести его в кабинет, хотя предчувствовал, что разговор будет тяжелым.

Джеймс Фуллертон выглядел как человек, переживший катастрофу. Его галстук сидел криво, а в глазах читалось отчаяние. Седые волосы растрепались, придавая ему вид значительно старше его пятидесяти двух лет.

— Уильям, — он опустился в кресло напротив моего стола, не дожидаясь приглашения. — Вы были правы. Абсолютно правы во всем.

Я налил ему стакан воды из хрустального графина. Руки Фуллертона дрожали, когда он принял стакан.

— Что случилось с магазинами?

— Катастрофа, — он выпил воду залпом. — За два дня продажи упали на восемьдесят процентов. Покупатели перестали приходить, а те, кто покупал в кредит, массово отказываются от платежей. Кредитные компании требуют немедленного возврата авансов.

Фуллертон достал из внутреннего кармана пиджака помятый лист бумаги с цифрами.

— Девять из десяти новых магазинов, которые я открыл вопреки вашим советам, работают в убыток. Никто не покупает холодильники Kelvinator за шестьсот долларов. Мебельные комплекты по четыреста долларов стоят нетронутыми. Люди боятся тратить даже на самое необходимое.

— А долги?

— Два миллиона триста тысяч долларов поставщикам, — голос его стал хриплым. — Полтора миллиона банку за кредиты на расширение. Плюс арендная плата за помещения, зарплата сотрудникам…

Я откинулся в кресле, подсчитывая масштаб проблемы. Общие долги Фуллертона превышали четыре миллиона долларов, сумма, которая могла уничтожить его империю за несколько месяцев.

— Сколько у вас ликвидных активов?

— Около трехсот тысяч наличными, — он с горечью усмехнулся. — Все остальное вложено в товарные запасы, которые теперь никому не нужны. Склады забиты холодильниками, радиоприемниками, мебелью…

Фуллертон поднял на меня глаза, полные отчаяния:

— Уильям, я пришел просить о помощи. Знаю, что не заслуживаю ее после того, как проигнорировал ваши предупреждения. Но у меня нет другого выхода.

— Что именно вы хотите?

— Займ, — он сглотнул. — Два миллиона долларов на шесть месяцев. Под любой процент, какой назначите. Или… или выкупите мою долю в компании. За любую разумную цену.

Я встал и подошел к окну, глядя на опустевшие улицы Манхэттена. Дождь усилился, и редкие прохожие спешили, поднимая воротники пальто.

— Джеймс, займ не решит вашу проблему. Через шесть месяцев ситуация будет еще хуже. А через год — катастрофической.

— Тогда что вы предлагаете?

Я повернулся к нему:

— Немедленную ликвидацию убыточных магазинов. Распродажу товарных запасов по себестоимости или ниже. Сокращение штата на семьдесят процентов. И полную реструктуризацию бизнеса.

Фуллертон побледнел:

— Это означает признание банкротства…

— Нет, это означает контролируемое сжатие вместо хаотичного коллапса, — я вернулся к столу. — У вас есть два пути: объявить банкротство сейчас и потерять все, или принять мою помощь и сохранить хотя бы часть бизнеса.