Оранжевое небо
Шрифт:
– Наташа, в чем дело? У тебя в дневнике стоит по французскому тройка. Почему ты скрыла? И за что она?
Ну какая ей разница за что! Будто это ей придется исправлять. Глаза полыхают гневом. Я содрогаюсь и лепечу невесть что.
– Я забыла выписать из текста новые слова. Перевод я, конечно, сделала, но ты же знаешь, какая она придира.
– И правильно. Иначе вас не заставишь работать. Покажи, какой текст.
Этого мне только не хватало! Хуже нет, когда она начинает демонстрировать свое знание французского языка. А хвастаться-то нечем. Подумаешь, сидит на переводах какой-то нудной специальной литературы, а ходовую лексику всю перезабыла. Да небось никогда и не блистала. Мария Николаевна вздрагивала, когда она начинала говорить по-французски. "Боже, что за обороты! Откуда вы такие взяли,
– Наташа, что ты тут написала?! Как образуется Passe Compose от глагола "aller"? Как ты могла? Это же азбука!
Теперь в глазах неподдельный ужас. И удивление: как, я не знаю форму Passe Compose от глагола "aller" и не упала в обморок?! Не рву на себе волосы в отчаянии? Бедная мамочка! Если бы французы видели ее в этот момент, они бы тут же упразднили это никому не нужное Passe Compose и прекрасно обошлись бы одним Passe Simple .
– Наташа, в чем дело? Я жду.
Она ждет! Нет, с этим пора кончать. Она может испортить мне весь вечер. Придется подмигнуть Леське. Он уже наготове.
– Мама, я хочу есть.
– Не мешай, Лесик. Иди в кухню, бабушка накормит.
– Я не буду с нею есть. Она будет пичкать меня рыбой, потому что в ней много фосфора. Пусть сама ест свой фосфор.
– Там есть гречневая каша.
– Я ее в обед ел.
– Лесик!
– А можно я поем квашеной капусты и все?
– Капуста - это не еда. Хорошо, идем.
Давно пора. Ребенок с голоду умирает, а она французские глаголы спрягает. Леська, молодец, тебе это потом зачтется. Ему еще хуже приходится. Он для них все еще маленький. Когда их класс отправился в турпоход, бабка увязалась с ними. Старая шиза. Сначала хотела снарядить отца, но тот отказался. "Я всю жизнь только и делаю, что играю роли разных идиотов, но от этой меня увольте. Перед детьми мне все-таки стыдно". Он, конечно, умнее их всех и, слава богу, редко к нам пристает. Но у него полно своих закидонов. Ему бы в пустыне жить либо в тундре, чтобы люди реже попадались. На месте матери я бы меньше его трогала. Между прочим, меня он слушается! А ведь он не очень-то меня и любит. И многое во мне его злит. И пусть. Я все равно не буду переделываться на его лад. Но когда мне надо, я к нему так подъеду, что он сделает для меня все.
Но вообще-то я считаю, что мать сделала неудачный выбор. Слишком много возни с отцом, а расходы плохо окупаются. Если бы он был дипломат, ездил по заграницам, ну, тогда ладно, можно и потерпеть. Или хотя бы зарабатывал кучу денег. А тут ради чего? Совершенно заурядная жизнь и вечно рубли считают. Нет, поспешила мать. С ее данными так мучиться! У нее и сейчас всегда есть поклонники. А ведь ей уже тридцать семь! Даже жутко подумать, что и я когда-нибудь стану такой старой! Надо следить за собой. Надо всегда за собой следить, вот как мама. Поэтому-то мужчины и прощают ей ее возраст. А среди них есть очень даже ничего. Особенно один мне нравится. Он у нее самый постоянный. Почти Бельмондо! Только чернее его и плотнее. Отец рядом с ним совсем не смотрится. Он вообще-то внешне самый обыкновенный. Хотя девчонкам моим он страшно нравится. Он с ними всегда так вежлив, обходителен, стул подвинет, пальто подаст, обязательно что-нибудь похвалит. Те сразу балдеют. "Наташка, счастливая, какой у тебя отец!" Видели бы они его, когда он бесится. Или ходит мрачный, как туча, ни с кем не разговаривает, никого не видит. Я как-то положила ему на тарелку рядом с антрекотом стирашку, так он и в нее воткнул вилку и разрезал. Леська перепугался. "Папа, ты же подавишься!" А он: "Да? А откуда эта штучка?" Мы хохочем, а он так и сидит с пустыми глазами - выключенный. У него такая способность - включаться и выключаться.
Нет, мне нужен совсем другой муж. Вот тот Бельмондо вполне в моем вкусе. Но представить его на месте отца... не получается. Не хочется. Все-таки в нашем отце что-то есть. Когда он включенный и в хорошем настроении, с ним бывает интересно, как ни с кем. Наверное, он и правда талантливый, как говорит дядя Сурен. Только они оба неудачники. Почему? Скорее всего, от безволия, чуть что - сразу скисают. Тоже мне, мужчины! А дядя Сурен тоже влюблен в маму, я давно заметила.
Взрослые думают, что их дети дураки и ничего не понимают. Ну, еще говорить лишнее они при нас остерегаются, а вот смотреть... тут они выдают себя с головой. Я помню, еще маленькая, сказала как-то матери: "Дядя Сурен мне нравится, я согласна, пусть он тоже будет нашим папой. Только я не хочу, чтобы его Марат стал моим братом". Мама рассмеялась, но очень удивилась: откуда мне пришло в голову насчет дяди Сурена? Интересно, может, она и сейчас думает, что я не понимаю, какие у нее отношения с Бельмондо? Наверное, так и есть. Наивная мамочка уверена в наивности своей дочки. Если ей скажут, что ее дочка давно уже целуется с мальчишками, она упадет в обморок. Нет, скорее всего она просто не поверит. Только нехорошие девочки целуются с нехорошими мальчиками. А хорошие девочки думают, что мужчины и женщины, которые нравятся друг другу, занимаются только тем, что ходят по улицам под ручку и дышат свежим воздухом. А еще дарят друг другу розы....Как у нас в садочке, как у нас в садочке розы расцвели...
Ну, все, бабка уселась слушать свою любимую передачу "Встреча с песней". Наслаждается. И еще обожает, чтобы вместе с нею другие наслаждались этим старьем. Отец как-то послушал и говорит: "Надо же! Неужели мы такое пели?" Где он сейчас? Опять его нет весь вечер. Вот мама и психует.
... Я не могу больше ждать, поверь мне, я тебья люблю. Красную розочку, красную розочку...
– Леля, можно я выключу радио с этой розочкой?
– Нет, пусть поет. Красную розочку, красную розочку я тебье дарью...
– Леля, ну правда, зачем это?
– А ты уже забыл. Когда мы с тобой были юными, когда мы любили, эту песню пели везде.
– Мы ее не пели.
– И мы пели. Ты все забыл. Налей мне еще, Гоша.
– Может, хватит? Ты и так уже...
– Налей. Себе тоже. Я хочу сегодня напиться. Хочу. И ты напейся. Ну, напейся, прошу тебя.
– Хорошо, Леля. За нашу юность!
– За мальчика с холодными губами.
– За девочку со скрипкой.
– У тебя всегда были холодные губы и нос, когда ты тыкался мне в висок.
– Конечно. Пока мы гуляли, я насквозь промерзал.
– Я тоже.
– А говорила всегда - нет, не холодно.
– Ты тоже.
– Какие мы были дураки! Аж завидно.
– Давай выпьем еще. Согреем того мальчика и ту девочку.
– Теперь поздно. Они замерзли.
– Мы их сами заморозили... потому что слишком верили взрослым.
– Нет, нет, Леля!
– Да. Я тебе скажу все до конца. Я много думала одна. Теперь ты слушай. Гоша, почему, ну почему ты меня не тронул?
– Леля!
– Отвечай! Иначе зачем ты снова пришел на станцию "Маяковская"? Конечно, ты не мог думать, что я буду сидеть рядом с тобой такая вот пьяная и еще приставать к тебе с вопросами.
– Ты права, Леля. Мы должны поговорить обо всем. Ты оказалась храбрее, а я опять трушу. Почему я тебя не тронул... Это было невозможно. Мы забрались с тобой слишком высоко. Если бы мы оттуда упали, мы бы разбились.
– Ты боялся?
– Я боялся оскорбить тебя, испугать, причинить боль.
– А как же без этой боли?
– Я не знал, что ты...
– И я не знала.
– Я мучился, я был в таком напряжении, и ты тоже. Мы оба были как два заряда огромной силы... но с одинаковым знаком. Нет, мы не могли сойтись, сблизиться, слиться. Кому-то надо было изменить знак, отбросить плюс, взять минус... У меня не хватило мужества. Я был еще мальчишкой.
– Который верил взрослым, что лишить девочку невинности - великий грех, подлость, преступление.
– Да.
– Если только она сама не подтолкнет на это?
– Да.
– Значит, я должна была сама? И тогда это не грех? То есть не твой бы грех, а мой? Так лучше?
– Нет, так еще хуже.
– А разойтись, умертвить любовь - это как?
– Леля!
– Я не упрекаю тебя. Скорее я упрекаю себя. Наверное, это мне надо было решиться... Я виновата... Что бы случилось, если бы я взяла на себя грех? Но я тоже верила взрослым, что грех - это плохо. Стыдно. Я же не знала, что пусть стыдно. Любовь без стыда - не любовь. Стыд - это не грязь, правда? Это очищение. Грязь - это когда без стыда. Когда без любви. А у нас ведь была любовь, ведь была же?