Оранжевое небо
Шрифт:
Дедушка Иван прав. Шум вокруг стоит такой, что не знаешь, куда спрятаться. Накрыл голову подушкой - не помогает. За границей стали изготовлять специальные затычки, чтоб вставлять в уши. Мне приятель одолжил одну штучку, я разделил ее на две и месяца четыре блаженствовал. Не жизнь была, а немое кино. Так интересно! Глядишь и гадаешь: чего этот распаренный гражданин так широко рот открывает, глаза пучит и щеками трясет? Придумываешь про него разные истории. Одну, другую. Ведь под ним даже подписей нет, которые бы разъясняли ситуацию. Скажем - "Душевныя переживанiя". Или - "Я люблю васъ, графиня!" Я гляжу на разные картинки и придумываю к ним подписи. Если же, допустим, мне надоест, я закрываю глаза, и уже тогда вовсе наступает благодать, как в сказке. Однако счастье мое было коротко. Затычки таяли, усыхали и в конце концов их пришлось выкинуть. Что было! Ведь я уже отвык ходить с открытыми ушами. Терпел я, терпел, мочи не стало. Принялся испытывать разные комбинации. Неплохой результат дала смесь ваты с воском. Но жена попрятала от меня все свои художественные свечки, которые она, оказывается, купила для
– Безобразие! У больного температура сорок, а медсестра не замечает! Он же явно бредит.
– Понимаете, наши больные... они всегда говорят необычные вещи.
– А глаза? Неужели не видно по ним, что его лихорадит?
– И глаза тоже - то блестят, то мутные.
– Ладно, не время спорить, надо действовать. Еще немного, и у него развился бы лимфаденит. Необходимо срочно вскрыть абсцесс. Готовьте больного.
Куда они меня поволокли? Шум, грохот. И невыносимая жара. Да где же я, в конце концов? Может, я уже в австралийской пустыне? Похоже, что так оно и есть... Ах, ну да, я же повез им пижамы, этим аборигенам. Они им не понравились, и теперь они собираются зажарить меня на костре. А шум - это они стучат в барабаны, пляшут, возбуждают аппетит. Мне очень обидно. Я же с чистой душой, я ничего не просил взамен. Ну, пусть бы они не надевали, пусть бы положили в свои хижины, много места пижамы не заняли бы. Зато мало ли что, вдруг климат изменится и тогда окажется в них надобность. Может, надо им объяснить? Они же не виноваты, что до сих пор сохранили примитивное сознание. Я мог бы привести им прекрасный пример. Моя теща хранила в доме все, что когда-либо оказалось в ее руках. Эвакуация несколько разгрузила ее от имущества, нажитого в довоенные времена. Зато все, что попалось ей после, осело плотно спрессованной массой в облезлых чемоданах и картонных коробках, распиханных по антресолям. Я спросил жену: "Вера, зачем ей все это барахло?" Она объяснила: "Их поколение травмировано войной. Тогда ничего нельзя было купить, а вещи выменивали на продукты". Понятно. Только тогда с моей мамой непонятно. Она из того же поколения, что и теща, но мы время от времени очищали дом от старого хлама. Однажды жена попросила меня снять сверху один чемодан, она там что-то искала. А я смотрел. Там было изношенное белье - штаны, комбинации, кальсоны, бюстгальтеры, разрозненные перчатки, носки, сплюснутые фетровые шляпы, мелкие лоскутки, дешевые пуговицы, бусы, брошки... Жена ничего не нашла и велела мне поставить чемодан на место. Мне было лень, и я потихоньку снес его на помойку. С тех пор прошло десятилетие, и никто не хватился пропажи. Может, потому, что еще не разразилась очередная мировая катастрофа. Вот грянет, скажем, глобальная война, тогда, конечно, сразу вспомнят про этот чемодан. А его нету! Поднимется паника: рухнула последняя и единственная надежда на спасение!
Может, в Европе сохранился у кого-нибудь такой чемоданчик? Ведь там тоже была война. Мне помнится, что я где-то читал, что нынче все спасение человечества в этих чемоданчиках. И вроде даже по телевизору один такой показывали. А я не сберег. Нет, нам надо обязательно дружить с Европой. И по истории мы что-то такое учили... У кого это, у Тютчева, кажется, или у Фета Петр ? восклицает: "Растворил я окно..."
– Окно в Европу, батенька, давно уже растворено. Тому два века минуло. И что с того, позвольте спросить? Избавились мы от азиатчины, от дикости? Нет-с, сберегли! От всех напастей сберегли. Как самое дорогое национальное достояние. И упиваемся: у нас, мол, свой особый путь, свое особое назначение. И худо, и тошно нам от этой особости, однако, свыклись, приспособились. Статейку тиснем в либеральном журнале, в царя бомбу метнем - глядишь, и полегчает. Так отводит душу образованная часть российского общества. Мужик, тот имеет свой способ: пойдет в кабак, спустит все до последней копейки, поматерится всласть, а дома бабу свою исколошматит. Вот такая у нас на Руси особая форма самоутверждения личности. Когда этого стало мало - учинили кровопролитие и прозвали его революцией. А сто лет назад чего глядели? Когда во Франции происходила настоящая революция? Она тогда всю Европу встряхнула, даже Испанию и Германию, нигде не осталось крепостного права. А мы устояли! Изо всей этой кутерьмы мы в свое знаменитое окошко углядели только супостата Наполеона и грудью - мы очень любим это слово - встали на защиту... Чего? Помещичьей власти над мужиком? Своего рабства?
– Постойте, постойте, как же так? Вы на все смотрите с одного только боку.
– Так и вы с одного. С того, который разжеван да расписан в учебниках отечественной истории и изукрашен картинками.
– Но вы опускаете, с какой целью пожаловал к нам Наполеон.
– Опускаю, дабы это не заслоняло главного. Наполеон как захватчик ничтожество, мелкая личность, я согласен с концепцией Толстого. Лично мне он антипатичен, так как разрушал, а не созидал. Но я хочу напомнить вам о том, что оставалось позади Наполеона. Солдаты его армии уже не были крепостными, они ощущали
себя свободными гражданами. Вот над чем надо было задуматься в тот момент образованным людям. Но куда там! Уж чего-чего, а отказать себе в удовольствии побряцать орудием, побахвалиться своей военной доблестью, этого русский человек не может. И наши господа офицеры обратились с прочувствованным словом к солдатушкам, к своим крепостным мужикам: братцы! А то, что эти их "братцы" пребывают в позорном рабстве, им тогда как-то в голову не пришло. Потом спохватились, вернувшись из Европы да повидав кое-что своими глазами, кинулись на Сенатскую площадь, ан уж поздно было.– Позвольте, уж не хотите ли вы сказать, что надо было в самый момент опасности затеять торговлю? Недостойно это!
– А достойно ли, скажите вы мне, того мужика, который кровью своею отстоял отечество, а заодно и земли своих помещиков, достойно ли было отказать ему в освобождении и держать его в крепостной зависимости еще полвека? Нет, сударь, героический русский народ в 1812 году был попросту глуп.
– Ах, да что вы такое говорите? Это уж слишком! Это, простите, кощунственно. Ведь отечество было в опасности. Отечество!
– Да. Но ведь не мужик же довел его до опасности. Если военачальники и государи по своей тупости продули Аустерлиц, то причем тут русский мужик?
– Я опять же вам повторяю: не время сводить счеты, когда враг у ворот.
– Уверяю вас, самое время. Во всяком случае в тот исторический момент. И нельзя было его упускать.
– Но это могло обернуться победой Наполеона! Нет уж, вы что-то того, зарапортовались.
– Отнюдь. Во-первых, русскую армию Наполеон и так победил. В Москву вошел, чего уж больше. Что же касается общего исхода, то он и не мог быть иным. Разница была лишь во времени, и то небольшая. Умница Кутузов это знал. Такая несуразная колымага, как Россия, своим-то царям не всегда была по плечу, не то что заезжему французику. Зато оплеуху нашему государю он нанес крепкую. Да только треск-то ее утонул в победном звоне литавров, когда русская армия въехала в Париж. А спрашивается, чего было туда тащиться? Через всю Европу! Что за неуемная страсть к эффектам! Освободительная миссия! Прямо-таки мания какая-то. Будто Европа без нас не управилась бы. Ведь уж все ясно было. Ах, как все по-глупому шло у нас в истории!
– Упрощаете вы все, страшно упрощаете. Международный-то престиж государства нельзя сбрасывать со счетов.
– Позвольте вам возразить. Я совершенно убежден, что состояние внутренней экономики гораздо важнее для престижа, чем кавалерийские скачки. Если раньше с непониманием этого еще можно было как-то мириться, то теперь, после кровавых событий пятого года, это уже преступно, это приведет Россию к неминуемой катастрофе.
– В страшное время мы с вами живем. Так все запуталось.
– Еще не поздно распутать. Только надо головой думать. Мы привыкли рассматривать историю России как сплошное колыхание военных знамен. А пока эта история шла, люди-то жили! Вот как они жили, что делали, чем пахали землю, что в нее сажали, из чего ели-пили, как дома строили, на чем передвигались, как развлекались, чем обменивались между собой - вот все это и есть главное, это и есть истинная история. Жизнь! А посему нам с вами в Европу надо было не на конях скакать, бряцая оружием, а ехать тихо и глядеть, учиться и перенимать. Не царю одному, не горстке охотников, не раз в столетие, а постоянно. И не фасоны оттуда везти да рецепты блюд, а умение. Военная слава недолгая и непрочная и ею народ не накормишь, хотя мы и пытаемся. Война - это утеха для царедворцев, звезды на мундир нацеплять. А дело стоит, отечественная экономика по-прежнему пребывает в страшной отсталости. С нее и надо начинать. Поэтому нам нужно незамедлительно реформировать всю нашу государственность.
– На то и создана наша Государственная Дума, и вы как член ее можете принести немалую пользу России.
– Наша Дума пока еще убогое подобие английского парламента.
– Но все же, хоть какие-то шаги сделаны.
– Шаги? Гм, пожалуй, рано еще аллилуйю петь. В российскую колымагу впрягли новых лошадей, а сама колымага осталась прежней, тяжелой и неповоротливой. А ведь тянуть ее надобно из глубокой ямы. Мало того. Лошади только напрягут силы - а тут уже указ выходит: разогнать эту Думу, созвать новую. Уже третью! Теперь там у нас на первых ролях октябристы, а не кадеты. А эти господа думают только о своих личных интересах, а не о благе и развитии России. Они не хотят никаких реформ, никаких уступок. Они хотят одного: навести порядок с помощью кнута и палки, так всего скорее. А то, что это может вызвать новую вспышку озлобления, их не заботит.
– С уступками, знаете, тоже надо осторожно. Протянешь палец глядишь, и руку отхватят.
– В этом и состоит политическое умение, чтобы не отхватили. Но массы необходимо успокоить. Непременно. Только тогда можно будет начать работу. И не зевать, не упускать момент. Социал-демократы сулили народу блага через разрушение и потерпели крах. Мы должны показать ему новый путь - благо через созидание, без крови, и он пойдет за нами, если нам не будут мешать.
– Да, эти эсдеки всех мастей - страшные авантюристы.
– Поверьте мне, голубчик, не они нам больше всего мешают. У них нет ни денег, ни власти. Верхи - вот кто связывает нам руки. Программа конституционных демократов предлагает реальный выход из тупика, но вдолбить что-нибудь этим олухам труднее, чем научить медведя танцевать. Обидно, до боли обидно. Россия имеет безграничные возможности для развития. Вы возьмите Германию. Всего несколько десятилетий - и страну не узнать. Поразительно быстрый рост промышленности. Она догнала Англию, а по некоторым показателям даже обогнала. Сравните только - там три столетия, а тут три десятилетия! Вот что значит развязать руки промышленнику и грамотной инженерной мысли.