Орбинавты
Шрифт:
— Нет-нет, так просто вы не отделаетесь! — наседала Консуэло. — Не каждый день к нам захаживают начитанные знатоки шелков. Вы не пишете сами, но вы, несомненно, много читали. Почему бы вам не рассказать какую-нибудь удивительную историю? Герцог и алькальд тоже не пишут, однако являются участниками нашего кружка.
Алонсо уступил и пересказал две истории из сказок Шахерезады — про мальчика, нашедшего пещеру с сокровищами, и о приключениях некоего Камаля аз-Замана. Как оказалось, никто из присутствующих о них ничего не слышал, и, к удивлению рассказчика, слушатели остались очень довольны. Особенно их позабавила фраза одного из героев: «Мы, жители Ирака, любим крутые бедра».
Настоящим
— Значит, сегодня вы это сделаете в первый раз. — Таков был неумолимый приговор Консуэло. И что-то в ее веселом и приветливом тоне показало гостю, что она, при всей своей женственности и мягкости, умеет настоять на своем.
Судьей Консуэло назначила себя. Победителю полагался венок из раскрашенных бумажных цветов. Бумага — материал дорогой и ценный…
— Хорошо, — уступил Алонсо, решив, что если он и проиграет, то в этом не будет ничего ужасного («И вообще все это сон»). — Пусть кто-нибудь разъяснит мне, какой должна быть структура сонета. Они ведь бывают разными.
— Очень просто, — с готовностью откликнулся Фернандо. — Первая строфа состоит из четырех строк, вторая — тоже из четырех, затем идут две строфы по три строки или одна из шести, это — как вы сами решите. Всего — четырнадцать строк. Особенно ценится такой сонет, в котором вторая строфа как бы противостоит первой, а последние шесть строк словно примиряют их, порождая некую новую сущность. Тезис-антитезис-синтез. Все очень просто.
— Насколько строгой должна быть схема рифмы?
— На ваше усмотрение. Судья будет учитывать общий результат, а не только формальные стороны. Конечно, было бы весьма изящно, если бы окончания второй и первой строфы совпадали, — я имею в виду схему abba abba cde ecd, — но не в том случае, если выполнение этого требования повредит легкости и изяществу произведения в целом.
Разъяснения Рохаса окончательно убедили Алонсо в том, что ему никогда в жизни не написать мало-мальски приличного сонета. Но затем ему в голову пришла идея, как можно выйти из положения.
Консуэло раздала каждому по вощеной дощечке с палочкой, перевернула песочные часы и объявила, что конкурс начался.
Алонсо, недолго думая, записал свое «произведение». Это заняло несколько секунд. Консуэло ошеломленно взглянула на него, когда он отложил дощечку в сторону. Остальные трудились довольно долго.
После окончания конкурса судья молча прочла все три произведения и, расхохотавшись, провозгласила:
— Ну что ж, Алонсо, вы, как Одиссей, всех перехитрили и заслужили первое место! Думаю, это решение никто не будет оспаривать.
Двое остальных участников радостно поздравили покрасневшего гостя, потребовав, чтобы хозяйка дома зачитала его стихотворение вслух. И Консуэло прочла, делая паузы после строк и еще более продолжительные паузы после строф, сонет, сочиненный Алонсо Гарделем:
— Рифма безупречна! — заключила Консуэло под общий хохот. — Структура выдержана. Легкость стиля неподражаема, выразительность не знает себе равных! Уважаемый Алонсо Гардель, я собственными руками изготовлю вам венок победителя.
И она приглашающим жестом вытянула в его сторону обе своих руки. При этом они обнажились до локтей, и зрелище это было подобно неожиданной вспышке света.
Глава 6
Ночью, ложась спать в гостиничной комнате, Алонсо был уверен, что увидит во сне Консуэло. Мысли его постоянно возвращались к ней. Но наутро, лежа в постели и припоминая последний сон, он с удивлением констатировал, что, как обычно, видел синеглазую «даму из медальона». Видимо, это было дополнительным подтверждением его предположения о существовании двух разных Алонсо — дневного и ночного.
Вставать не хотелось. Алонсо со вкусом припоминал подробности вчерашнего вечера, предоставляя радости заполнять его существо без остатка. То обстоятельство, что он познакомился с этими людьми, было прекрасно, неожиданно и необъяснимо! Случайно встреченный человек оказался создателем нового жанра в литературе, для которого еще даже не придумано название. Великий знаток риторики делился вчера с ним, никому не известным мориском, своими издательскими и литературными планами. И, наконец, эта женщина! Даже Надия не могла произвести такого впечатления. Откуда здесь, в самом сердце охваченной фанатизмом католической страны, взялась такая Консуэло Онеста?
Непостижимо и как-то очень в духе сновидений!
Алонсо размышлял о том, что, несмотря на бесспорное сходство яви и сна, он находил между ними и важные отличия. В снах поразительно легко нарушается хронология событий, да и законы привычного мира не обладают в них какой-либо устойчивостью. В сновидении можно ощущать себя ребенком, хотя это давно уже не так, можно видеть человека, которого уже нет в живых, например отца. Во сне можно летать, не замечая той силы, что тянет нас к земле и заставляет падать любые предметы, лишенные опоры. А попробуйте сделать то же самое наяву…
Что же по этому поводу говорит «Свет в оазисе»? Алонсо не мог вспомнить, читал ли он там что-либо на эту тему.
Кроме того, сон — это почти синоним бессмысленности, чего-то неважного, незначительного. В детстве, когда Алонсо просыпался после напугавшего его сновидения, Сеферина всегда успокаивала его, говоря, что ничего страшного не произошло, ведь это ему «всего лишь приснилось». И мальчик крепко-накрепко запомнил, что тому, что нам всего лишь приснилось,не следует придавать никакого значения.