Ordeals of the Love
Шрифт:
Пересмешник вспоминал сегодняшний их страстный поцелуй.
Их страстный поцелуй.
Раньше это была лишь мечта.
Мечта о том, чтобы она ответила на его поцелуй.
Ответила.
Раньше он в это не верил. А сейчас мечтал ощутить это вновь. Мечтал снова впиться в её сладкие губы жгучим поцелуем. Мечтал снова обхватить её за талию, прижимая её еще ближе к своему разгоряченному телу.
Мечтал, чтобы она снова ответила на его бесстыдно – откровенный поцелуй.
Мечтал, чтобы она снова обхватила его за затылок. Снова зарывалась своими изящными аккуратными пальчиками в его
Он мечтал снова ощутить на своих губах отпечаток её опьяняющего поцелуя. Снова услышать её тихий стон. Он желал заставлять её стонать еще громче.
Он бы мог вынудить её шептать его имя. Стонать его имя. Кричать его имя.
Он мечтал снова услышать свое имя, слетающее с её желанных губ. Мечтал снова услышать её учащенное дыхание. Её сладостный аромат…
Он отдернул себя, напоминая, что она еще часть его игры, его плана, и ему нельзя позволять эмоциям снова разрушать ту кропотливую работу, которую он проделывал все эти годы.
Он игрок.
Нельзя позволять чувствам контролировать разум. И он не позволит.
Больше нет.
Уверен?
Он должен еще осуществить пару замыслов для того, чтобы еще ближе приблизить себя к желаемому.
К власти. К Сансе.
Для этого нужно время и терпение. Уверенность и холодная голова.
Возможно, сначала она не поймет его действий и поступков, и он снова её потеряет…
Но это необходимо. Другого пути нет.
Для приближения к его счастью, его счастью с Сансой… их счастью ему необходимо сохранять хладнокровие. Трезвость рассудка.
И он сохранит.
И пусть скоро она может начать его ненавидеть. Проклинать. Но потом она все поймет. Она узнает, для чего он так поступает. Она узнает, что все это было для неё. Для них…
От раздумий мужчину отвлек какой - то шум за дверью и на улице. Чьи –то громкие голоса и быстрые шаги за дверью.
Бейлиш быстро встал с кровати и, обувшись, направился к окну. На улице, недавно находившийся в полном спокойствии, бегали стражники что - то крича друг другу. Заподозрив что - то неладное, бывший мастер над монетой направился к двери явно обеспокоенный…
========== VI. Опасность. ==========
« Любовью шутит сатана »
— Александр Пушкин, « Евгений Онегин »
Север. Винтерфелл. Родной край. Родной замок. Родные стены. Все было таким родным, но и чужим одновременно. Эти места, эти люди, эти коридоры замка, эти комнаты были такими знакомыми и родными с детских лет и одновременно чуждыми сейчас.
Эта комната, некогда принадлежавшая Кейтлин и Эддарду Старкам, и которую заняла Санса по настоянию Джона, — который сам расположился в некогда покоях Робба, — была такая чужая и негостеприимная.
Санса думала, что вернувшись домой, ей станет легче, что она сможет забыть всю свою засевшую в сердце боль, все перенесенные мучения. Но как оказалось, это была лишь очередная иллюзия.
Тяжелые, мучительные воспоминания следовали за ней по пятам и лишь изредка покидали её, даря блаженные часы спокойствия и умиротворения. И одни из таких блаженных часов незаметно проходили ночью.
В темное время суток девушка наслаждалась воспоминаниями о семье, о детстве, о её наивных представлениях о жизни и мечтах. Ночью Санса вспоминала родителей,
которые любили своих детей всем сердцем, Робба, всегда твердого характером и верного моральным принципам, младших всегда озорных братьев и дерзкую и свободолюбивую Арью, серьезного Джона и… его.Она довольно часто думала о нем, хотя не должна была. И Старк часто корила себя за это, но ничего не могла с этим поделать. Он стал важной частью её жизни, её судьбы и теперь и её мыслей. А хотела она этого или нет, уже не имело никакого значения. Днем она могла контролировать свои мыли, но только не ночью.
Когда темнота окутывала Винтерфелл, она больше не была той уверенной и сдержанной леди Старк. Она становилась беззащитной и ранимой Сансой, напоминающей прежнюю, но уже более побитой жизнью и пережившей много боли и утрат.
И когда занавес дневной игры опускался, и она, как актеры снимали маски, снимала свою притворную личину, в этот момент она особенно нуждалась в искренней заботе и защите, в понимании и сочувствии.
Именно в этот момент она отчаянно нуждалась в человеке, которому можно доверять, которому можно уткнуться лицом в грудь, ища поддержку, которого можно обнять, и который обнимет тебя в ответ, даря драгоценное тепло и свою заботу.
И не находя этого человека рядом с собой, волчица порой задумывалась:
«А может быть этот человек — он?».
И каждый раз внутренний голос, которой можно охарактеризовать, как крайне недоверчивого человека, ищущего везде подвох и не доверяющего никому, опровергал данную мысль, аргументируя резонными причинами не доверять лорду и отбросить эту мысль навсегда. Но Санса, полагаясь на здравый рассудок днем, не давала права голоса ему ночью.
И осторожно лавируя между сном и явью, она, инстинктивно закутавшись в теплые одеяла, невольно вспоминая его образ, чувствовала, как мимолетные мурашки проходили по её коже.
Она вспоминала его лицо.
Его зоркие серо - зеленые глаза, в которых практически всегда читались похоть и желание, заставляющие её почувствовать неловкость. Его щетину и бесспорно идущие ему усы. Его привычную ироничную полуулыбку. Его темные волосы и виски, тронутые сединой. Его всегда уверенный и немного хриплый голос. Его сладкий запах мяты. Его горячее дыхание на её коже.
Он всегда был с ней непривычно для него добр. Его полуулыбки к ней были часто искренними и наполнеными нежностью. Она часто ловила его обжигающие взгляды, но старалась не обращать внимания и продолжала быть такой же сдержанной и холодной по отношению к нему.
Уже в который раз Санса невольно вспоминала их разговор в Богороще, который закончился поцелуем.
Их поцелуем.
Очень давно от этого сочетания слов, относящихся к ней и лорду Бейлишу, ей стало бы смешно, а не так давно противно. Но сейчас от этих слов тепло разливалось по её груди, а на лице появлялась не сдерживаемая улыбка.
Она вспоминала тот трепет, который она чувствовала, когда он прикасался к ней. И от этого становилось одновременно так приятно и противно.
Она вспоминала ту нежность, что разливалась по её телу, когда он коснулся её губ своими. И от этого на сердце становилось так светло и уютно, и одновременно так мерзко, и невыносимо.