Орден мраморной Горгоны

– Мне нужен испытательный срок, – решился Фармавир. – Присмотрюсь, узнаю, что к чему, а если не потяну, то лучше сам уйду, чем дождусь, пока меня выгонят. Такие условия устроят?

– Разумеется, – ответил Кашей.

Через некоторое время ковер-самолет подлетел к замку.

Баррагин и Фармавир смотрели на величественный замок, открыв от удивления рты. Кащей отметил про себя, что нынче пошла странная мода на выражение изумления подобным образом. Лети они пониже, и рты лаборантов оказались бы в считанные секунды битком набиты комарами и мошками.

– Привет, Снежана, – тихо сказал он. – Как поживаешь?

Вокруг замка, несмотря на лето, лежал снег толстым слоем. Часть уже таяла, из чего Кащей заключил, что Снежная Королева уже несколько недель не пыталась попасть в его замок. То ли силы закончились, то ли терпение лопнуло. Хотя Кащей знал: Снежная Королева и закончившееся терпение были несовместимы. Снежана, как приличный маньяк, могла добиваться своего до той поры, пока не одерживала верх. Если она проигрывала, то убиралась, чтобы восстановить силы и вернуться.

Ковер-самолет приземлился перед входом. Кащей молча осмотрел ворота. На прочной поверхности виднелись сотни следов от топоров, дубинок с шипами и таранов. Снежная Королева основательно подошла к решению вопроса и отсутствие Кащея перепробовала на дверях все, что только можно. Даже расплавить пыталась, судя по характерным следам копоти. Только не учла того, что у ворот отличная система охлаждения, и до того, как они раскалятся и расплавятся, успеет сгореть все остальное.

Кащей снял с пояса неприметную пластинку, и ворота легко, словно пушинки, скользнули в стороны, открывая вход.

– Вперед! – приказал Кащей, и ковер-самолет влетел в замок. Ворота плавно и бесшумно закрылись.

Слепленная из снега птичка шевельнулась, расправила крылья и улетела к Снежной Королеве докладывать об увиденном способе открывания ворот.

* * *

Огромный трехмачтовый корабль появился у Пинайского острова ровно в полдень. Величаво приблизился к пологим берегам и едва не встал на мель: единственный и крайне важный пассажир настаивал на максимально возможном приближении к берегу, но использовать для этой цели лодку не захотел. И сейчас осматривал берег с помощью подзорной трубы, словно искал что-то.

– Кошелек он там потерял, что ли? – проворчал матрос, стоявший на безопасном отдалении от пассажира и капитана. – Еще минута, и нам пришлось бы перекопать берег, чтобы освободить корабль.

– Совесть он потерял, – ответил матрос, стоявший рядом. – Видишь, как пристально вглядывается. Она же у него чистая, сверкающая – ни разу не пользованная. Такую из-за горизонта заметишь, не проскочишь мимо.

– И все-таки, – пробормотал первый матрос. – Что они ищут на этом острове?

Стоявший рядом с пассажиром капитан тоже смотрел в трубу. Он единственный с самого начала знал, куда отправится пассажир, и Бумкасту стоило больших денег уговорить капитана отправиться в плавание. Несмотря на заверения управдворцом о том, что с экипажем корабля ничего не случится, ни один из вызванных им капитанов не торопился проверять это на личной шкуре. И только капитан корабля «Удалец», получивший оплату в двадцать раз больше обычного, решил рискнуть головой и отправиться в здешние края. Матросам тоже пообещали заплатить не в пример щедрее обычного, но до последнего момента не говорили о месте путешествия.

В пассажире, человеке лет пятидесяти, одетом в роскошный костюм, с тросточкой на полусогнутой левой руке, угадывался аристократ. Золотую трубу, при помощи которой он рассматривал берег, украшали крупные бриллианты, и только ремень с тремя кортиками на поясе пассажира не позволял особо хитрым матросам украсть трубу под покровом ночи и смыться с корабля. Правич, словно заранее отвечая на невысказанные матросами вопросы, каждый день метал кортики в прикрепленной к мачте мишени метрового диаметра. С тем же успехом Правич мог поставить и мишень диаметров от силы в десять сантиметров: каждый бросок оказывался точным, как в аптеке, и кортики попадали в десятку. Иногда Правич скуки ради приказывал приставить к мишени матроса. Доброволец, чаще всего ставший таковым не по собственному желанию, получал в награду золотой и незабываемые ощущения при виде кортиков, вонзающихся в дерево в считанных миллиметрах от его головы. Мало кто отходил от мишени, не напоминая привидение: матросы, успевая заметить стремительно приближающийся кортик, бледнели, и даже крепкий загар летнего солнца не мог скрыть смертельную белизну кожи. Одно дело – пораниться в бою, когда идет сражение за свою жизнь с пиратами или конкурентами, а сгинуть вот так, от неправильного броска кортика развлекающегося богача – совсем другое. За такие развлечения матросы мечтали однажды увидеть Правича падающим за борт во время шторма, но как назло, весь путь их сопровождала хорошая погода.

Правич уже два с половиной часа безотрывно смотрел в трубу, словно на берегу творилось нечто крайне увлекательное, вроде песен и танцев народов мира, а не безжизненные берега, где шевелились только травинки, да листва кустарников.

– Скорпионов он боится, что ли? – предположил матрос.

– Черепах, – ответил кто-то. – Вдруг догонят и морду набьют.

По кораблю пронесся тихий, но злорадный смех.

– Нам туда! – наконец, указал пассажир.

Капитан посмотрел в указанном направлении. Берег практически ничем не отличался от виденного ранее, но среди кустов и травы стали попадаться пока еще редкие каменные скульптуры людей. Стоявшие как попало, или упавшие и основательно скрытые растительностью, скульптуры виднелись там и тут, и с каждой сотней метров их количество увеличивалось в арифметической прогрессии.

Матросы тихо загомонили, обсуждая увиденное. Скульптуры, как нарочно, изображали людей либо в крайней степени испуга, либо нападающих или пытающихся увернуться. Сотворить подобное человек не мог. И каждый матрос на корабле знал, кто являлся скульптором.

Матросы столпились кучей и после коротких переговоров дружно отправились к капитану и пассажиру.

– Капитан, – обратился к нему матрос. – Мы правильно понимаем, что этот остров принадлежит Медузе Горгоне?

Капитан и Правич переглянулись.

– Да, это так, – ответил капитан.

– Почему ты сразу не сказал, что мы отправляемся на гибель? – глаза матросов ясно давали понять: если что, живым отсюда не уйдет никто, включая Правича.

– Потому что остров безопасен, – быстро ответил пассажир. – Медуза Горгона не нападет на нас.

Матросы загомонили, удивленно и недоверчиво.

– Откуда такие новости? – спросил все тот же матрос. – Она погибла? Но чтобы узнать о гибели Горгоны, нужно было приплыть сюда, и за прошедшее время новость расползлась бы по планете. Однако никто из нас до сих пор не слышал ничего подобного!

– Горгоны живы.

– Их несколько? – ужаснулись матросы.

– Конечно, – убедительно сказал Правич. – Спускайте якорь!

– Еще чего!

– Я же сказал: Горгоны вас не тронут! – матросы стояли на месте. Правич обратился к капитану корабля. – Капитан, прикажите матросам…

Тот молча зыркнул строгим взглядом, и якорь корабля плюхнулся в воду, подняв тучу брызг.

– А вдруг здесь водится еще какая-нибудь гадость?

– Я еще раз говорю, – сказал пассажир, – остров абсолютно безопасен. И чтобы у вас не возникло никаких сомнений, я первым прибуду к острову и сойду на берег. Готовьте лодку.

Матросы радостно закивали.

– Но даже не думайте поднимать якорь и уплывать, – предостерег Правич, словно читая мысли матросов. – Вы этого не знали, но сейчас моя любимая обезьянка сидит около бочек с порохом с огнивом.

Матросы побледнели. Правич удивленно хмыкнул: он думал, что побледнеть сильнее, чем это уже было при осознании, что корабль приплыл к Пинайскому острову, невозможно, но матросы его переубедили на собственном примере.

– Обезьяна с огнивом на бочках с порохом – все равно, что яд в еде: гибель неизбежна при любом раскладе! – воскликнул капитан. – Вы не рехнулись, часом, господин Правич? Я с самого начала согласился плыть к запретному острову, но отдавать корабль во власть мартышки с огнивом не позволю! А вдруг она вздумает поиграться с огнивом просто так, в ожидании вашего возвращения?