Орден не надо

– Гляди-ка чего, – кивнула она на небольшой кусочек мяса. – Мясо вот. У меня в погребе стояло. До случая берегла, вот и сгодился.

От мяса явно исходил недобрый аромат.

– Ну – ка, дай понюхаю, – хозяйка сунула нос в кусок, поморщилась, но махнула рукой. – Да чего ему сделается-то? Ешь давай, сейчас хлеба принесу.

– Спасибо, не голодная я – решила вежливо отказаться Тая. Но заметив, что обидела хозяйку, исправилась. – Но мясо съем. Давно я мяса не ела. Спасибо вам.

А в это время к Сенину аккуратно вошел Варшов.

– Товарищ Сенин, вы вот мне скажите…

– Что случилось?

– Так вам виднее. Я только не пойму, зачем вы мне приказали бинты на девчонку потратить. У нас бинтов-то и так хрен да ни хрена. А тут обычную голову перевязать…

Сенин ничего не понял и решил посмотреть воочию – что случилось.

Когда он вошел в маленькую комнату, где обосновалась Белова, то увидел интересную картину – девушка стояла к нему спиной, а вся ее голова была перевязана бинтом. Да это как же она собирается воевать, если такое простое задание… даже не задание, а просто совет, и то не могла понять! Кого только не присылают!

– Белова!

– А… – испуганно повернулась девушка и… мужчины онемели.

На гимнастерке хрупкой девчонки красовался орден Красной Звезды и две медали. Воевать-то девочка умела.

– Я… – начала было говорить Сенин, но заметив, как Белова вытянулась струной, выдохнул и просто махнул рукой. – Устраивайтесь…и… это… голову-то размотайте. Чего ж вы – так и будете все время с перевязанной головой воевать?

Варшов быстро подскочил к девчонке:

– Я сам! Я помогу… А как вас зовут, милая девушка?

– Меня зовут Таей. Тая.

– А…орден откуда? – не выдержал Сенин.

– А это не мой, – улыбнулась девчонка. И оказалось, что у нее такие милые ямочки на щеках. – Это не мой, это Тишкин. Это он разминировал поле. Один. Под обстрелами. Перед самым нашим наступлением, вот и…

– Как это один? – не понял Сенин. – А ты?

– Я тоже была, но… работал же он.

– Ясно… Пойдем, Варшов, тебе на концерт надо, Ясенцев с кудахитным уже удрали. А ты… Устраивайся, боец.

Тая посмотрела на Сенина – и ничего он не страшный и не злой. И глаза у него такие… с огоньками.

Вечером вежливость с хозяйским мясом дала о себе знать. Тая не могла оторвать голову от подушки – так ей было плохо. Ее полоскало, в глазах плыли красные круги, а во всем теле ощущалась небывалая слабость. И самое паршивое, что случилось-то все в самый первый день. Так обидно.

А за стеной к звукам прислушивались бойцы, и каждый по-своему смотрел на ситуацию.

– Твою ж мать, – ворчал Климов. – Боец! Не успела приехать, и сразу в кровать!

– Она вообще не должна была приезжать, – недобро глянул на него Данилов. – Ей бы за парту, а не на войну!.. Лисин! Спирт есть у тебя?

– Да я и не помню… – осторожно отозвался Лисин. – А ты для девчонки, штоль? Ага! Вот тока для ее и хранил!

Данилов не слишком ждал щедрых порывов от скупердяя Лисина, поэтому сам полез к нему в вещмешок за спиртом.

– Не жмись, паук старый!

– Чего это я еще и паук, – отобрал Лисин свой мешок и сам достал фляжку. – На, забирай… добренький такой… за мой счет.

Данилов взял фляжку и тут же вошел в комнату к Беловой. Сейчас девчонка лежала в кровати в большой белой рубахе, которую выделила хозяйка со своего плеча. В это чистой, белой рубашке худенькая Тая была похожа на цыпленка.

– На-ка, девонька, выпей, – протянул он ей фляжку.

– Не пью я, – поморщилась девчонка. – Еще хуже будет. Меня уже лечили… когда мы всех ребят потеряли. Знаете, как развезло!

– Тебя тогда душевно лечили, не сравнивай. На войне-то была?

– Говорю же – лечилась уже, когда всех потеряли из разведроты, – присела на кровати Тая.

– Вон как… разведрота, – серьезно покачал головой Данилов. – А тогда чего ж? Пей, говорю! Спи давай, только из комнаты не выходи. Все будет хорошо.

Данилов вышел и тут же отправился к Сенину.

– Товарищ сержант, девчонка-то новенькая… траванулась она. Я ее спиртом напоил.

– Эххх… – выдохнул Сенин. – Еще и траванулась…

– Да мы ее быстро на ноги-то поставим. А девчонка-то… в разведроте была.

– Ну да, – согласился сержант. – Ты б ее награды видел! Вылечим. Ты пригляди за ней.

Поздно вечером Данилов осторожно вошел в сарай. В дальнем углу, среди остатков сена сидела новенькая девчонка, обнимала свою собаку и плакала:

– Тиш, ты не переживай. Сейчас все спать лягут, и я тебя заберу, – все – таки развезло девчонку. – Ты, Тишка, даже не ду…

– Еще чего, – возмутился Данилов. – Ты чего собаку балуешь? С собой она его возьмет! Чай не дите тебе!

– Это вам не дите! А мне дите! – вытерла мокрые глаза девчонка – Мне Тишку папа подарил! Я… я целый год училась без четверок, на одни пятерки. Вот пап и подарил. А мы с Тишкой в ДОСААФ сразу пошли. Я хотела в цирке с Тишкой выступать. А мама… мама не хотела. Она хотела, чтобы я стала инженером. Она почему-то очень стеснялась, чтобы я перед всеми на арене… почти раздетая…

При воспоминании о родных лицо Беловой стало совсем детское, будто бы ей было лет двенадцать.

– А через год, – продолжала девчонка, гладя собаку, – Через год я девять классов закончила. А тут война. Папа ждал, когда повестка придет, а сам нас к своей сестре отправил, к тете Оле. Мы на вокзале стояли… Папа все Мишеньку с рук не спускал… Это братик мой, ему было два годика… А мама почему-то все улыбалась и вытирала лоб. Почему-то лоб… Платочком маленьким. А Тишка… он почему-то заюлил, закружился… папа сказал, чтобы я его вывела перед поездом в кусты, подальше… время-то еще позволяло. Мы отошли…а потом… потом как-то быстро налетели… взрывы кругом. На том месте, где папа с Мишенькой стояли… и мама… там … Я нашла только кепочку Мишеньки… нас не пускали… потом какие-то люди бегали, разгребали… А мы потом и решили с Тишкой, и пошли…

Данилов неловко притянул девчонку к себе. Гладил огрубевшей ладонью светлые пушистые волосы и горько шептал:

– Сразу после девятого класса… это скоко ж тебе, милая, лет-то? Шешнаццать поди-ка…

– Но я сказала, что мне больше, – подняла глаза к Данилову и как самую страшную тайну сообщила Тая.

– Так и надо было, значит, – успокоил, как мог, мужчина. – А теперь… выревись, да и отпусти. Отпусти.

– Не отпущу… пока до Берлина не дойдем, – прошептала девчонка.

– Эээх, до Берлина… Тебя бы, да Валерку нашего, Пруткова, за парты бы… до Берлина…