Орден во всю спину 2

Когда вечер окончательно вступил в свои права, а за окнами уже сгустилась та самая тьма, в которой шорохи начинают звучать слишком отчётливо, ученики сидели в классе, словно загипнотизированные. Глаза их стекленели, а спины ныли от усталости. Но Косой продолжал говорить. Он будто вошёл в раж: голос его становился всё более проникновенным, движения – выразительнее, а темы – мрачнее.

Наконец, не выдержал Лёня, высокий и прямой, как берёзка у школы. Она подняла руку и с некоторым трепетом произнесла:

– Учитель… уже совсем темно. Нам… небезопасно будет идти домой, если вы нас не отпустите прямо сейчас….

Раньше, стоило кому-то сказать подобное – и Ярослав махал рукой: "Ладно, всё свободны". Но не сегодня.

Сегодня он прищурился, как бы задумался, а потом с такой ласковостью в голосе, от которой мороз по коже:

– Не переживайте. Всё будет хорошо.

Ученики переглянулись. Ага. Им хана.

В тот вечер Ярослав читал лекцию до восьми часов. За окнами стояла глухая ночь, по стеклу барабанил ветер, пахло гарью и сыростью.

И самое удивительное - ни одного жетона благодарности. Ни одного!

Но Ярослава это, похоже, не тревожило. Он стоял у доски, поправляя рукав и рассуждая вслух:

— Знаете, есть такая штука… Стокгольмский эффект. Чтобы вызвать благодарность, нужно сначала немного… ну, скажем так… напрячь человека. А иначе какой смысл?

Он улыбнулся.

– Ладно. Пора. Пошли, я провожу вас по домам.

Ученики замерли. Этот человек собирался сопровождать их по тёмным улицам города, где по слухам пропадали взрослые люди?

И да – он их повёл. Один за другим, как стадо овечек, возвращал каждого ребёнка прямо в руки родителей, отмечая, кто где живёт. Никого не потерялся. Никому не позволил сбиться с дороги.

А родители – в основном рабочий люд, измученный, с потухшими глазами – смотрели на это с неожиданным уважением.

– Вот это, я понимаю, учитель…, – шептали соседи. – Детей обучает, по домам провожает… не то что те старые дармоеды.

Они не знали, что Ярослав не из жалости это делал, а, чтобы подцепить ещё жетончиков благодарности. И его расчёт сработал – шестеро родителей, растроганных его «благородством», отблагодарили его мысленно и сердечно.

Так за один вечер общее число благодарностей перевалило за 50. Это был серьёзный прорыв: он получил больше за доброту, чем, когда спасал жизни в клинике.

Единственный, кто был не в восторге – это Проныра. Он всю дорогу шёл с мрачным видом, а вернувшись домой, молча сел у печки и весь вечер не проронил ни слова. Даже кашу не доел.

Да, – подумал Ярослав, – такая уж его цена за мой прогресс.

А ведь по времени урок длился всего часов пять… Но дети, привыкшие к полуторачасовым занятием и развлекательным "выживательным" рассказам, вдруг поняли, что Косой – это не просто учитель. Это – судьба. Тяжкая, местами даже проклятая.

На следующее утро Ярослав, как заведённый, примчался в школу пораньше. Но встретил его не весёлый гомон, а нахмуренный взгляд самого учителя, который вёл занятия до Ярослава.

– Косой, – сказал он, отведя того в сторону. – Я понимаю твоё рвение… Но ты забываешь одну простую вещь. Учить – это не вколачивать. Знание, как хлеб: если дать слишком много разом – подавится. Дай им время переварить.

Ярослав нахмурился. Но потом медленно кивнул:

– Спасибо. Я понял.

Только бы такой хороший план ему загубить. Ууу….

– Учитель, можете быть спокойны. Сегодня точно не стану держать класс до ночи, – с деланным благодушием пообещал Косой, ещё даже не входя в аудиторию.

Проныра, сидевший у окна и лениво разглядывав узоры инея на стекле, даже не повернул головы. Он и так знал, что брат его врёт. Вернее, что брату вовсе не интересен учебный процесс ради процесса. У него, как всегда, был свой, понятный только ему мотив.

– Уж не собирается ли он сегодня собрать новую волну благодарностей? – мысленно хмыкнул Лёха. Он слишком хорошо знал Ярослава.

И как в воду глядел.

Ровно в четыре пополудни, когда в небе донеслось протяжное и глухое «бум-бум» – это бастионные часы возвестили смену стражи, – Ярослав, стоявший у доски с мелом в руке, неожиданно расплылся в улыбке и с притворной добротой в голосе спросил:

– Ну что, может, закруглимся на сегодня? Как думаете?

Класс притих, как перед землетрясением. Молча. Ни одного шороха, ни вздоха. Лица у всех стали каменные, будто их разом залепили мукой и клеем. Они ведь не знали, чего от него ждать. Ответишь "да" – обидится, мол, уроки мои никому не нужны. Ответишь "нет" – не отпустит, будет до темноты скакать у доски, рассказывать, как правильно ломать человеку коленные чашечки.

Поэтому – молчание. Коллективное, гробовое. Как на похоронах уважаемого, но весьма опасного человека.

Но Ярослав, как ни странно, оказался сегодня на редкость снисходительным. Он развёл руками, будто прощаясь с публикой, и мягко произнёс:

– В обучении, ребята, главное – баланс. Между знанием и отдыхом, теорией и практикой, жизнью и лекцией. Вчера, скажем прямо, я дал вам немало…, а сегодня пусть мозги ваши немного проветрятся. Отдыхайте. Набирайтесь сил. Завтра продолжим.

Ученики чуть было не расплакались. Один Левка Снитков судорожно выдохнул так, будто держал воздух в лёгких с самого утра.

– Все свободны! – прогремел Ярослав и махнул рукой.

– Встать!
– скомандовал староста.

– Спасибо, учитель! – хором вздохнул класс.

"Благодарность получена от Лёни Фисташкова, +1!"

"Благодарность получена от Вани Долгова, +1!"

"Благодарность получена от... (ещё 21 ученик)"

"Ну вот и славно", – подумал Ярослав, – "ещё немного – и разблокирую своё оружие. А эти сопляки всё думали, что просто вредный. Нет, ребятки. Я – стратег".

Как и два дня назад, Косой снова получил двадцать три жетона благодарности – все, кроме одного, от Лёшки Проныры. За каких-то три дня он едва не добрал сотню этих заветных жетонов, в которых сейчас нуждался, как никогда!

На руках у него уже было семьдесят три – и он почти дотянулся до цели: вот-вот откроется доступ к оружейному складу!

Проходя мимо класса, Ярослав краем глаза заметил, как в сторону школы стремительно приближался старик Ван. Его мешковатая куртка развевалась на бегу, сапоги громко хлопали по пыльной дороге, а на лице застыло выражение то ли тревоги, то ли срочности.

– Эй, старина Ван, что стряслось? – окликнул его Ярослав, выходя на крыльцо. – Не случилось ли чего с Лариской в клинике?