Орджоникидзе
Шрифт:
Утром Серго подобрали лесные объездчики. Мзию он больше никогда не видал и не позволял сообщать себе о ее судьбе.
В следующие десять лет всякое, конечно, бывало. Серго не терпел лицемерия, ханжества. Позволяло время — веселился, танцевал, ухаживал. Не скрывал, если женщина нравилась ему. И далеко не в самый подходящий момент рассказывал ей о Мзии. Сравнения с Мзией не выдерживал еще никто.
То, что казалось совсем невозможным в России, в Иране, во Франции, нагрянуло, кто бы мог подумать, в Покровском.
Серго уверял, что виной всему самосахарные
Возвращались вдвоем просто потому, что девушке слишком опасно одной в темноте — из тайги часто наведываются волки. Зинаида Гавриловна запомнила и первую еще совсем случайную встречу.
"Впервые я встретила Серго в пасмурный сентябрьский день 1916 года. Вместе с подругой мы шли по широкой улице села. Нам повстречался худой и стройный кавказец. Он был одет в поношенное осеннее пальто. Шел он без шапки, и ветер развевал его вьющиеся длинные волосы.
— Кто это? — обратилась я к подруге.
— Новый фельдшер… — подруга помолчала. — Не то черкес, не то грузин.
Мы прошли мимо.
— Откуда он? — вновь спросила я. Подруга пожала плечами.
Не знаю…
Через несколько дней я встретила нового фельдшера на пристани у парохода.
В наших глухих местах приход парохода был единственным развлечением…
…Накрапывал мелкий дождик. Он навевал грусть. Я думала о том, что скоро наступит зима и солнце почти совсем перестанет показываться из-за горизонта. Зимний день в Якутии равен четырем часам…
Вскоре я познакомилась с новым фельдшером. Моим ученикам нужно было привить оспу, и он пришел к нам. Затем я стала встречаться с фельдшером в семье одного местного жителя. У молодой женщины Кати было много детей. Однажды у нее заболел десятилетний сын. Пригласили фельдшера. Когда он вошел в комнату, трое детей играли возле стола. Они с испугом взглянули на фельдшера…
— Цыган! — закричали они и спрятались под стол. — Это цыган!
Фельдшер прошел в глубь комнаты, где лежал больной мальчик. Он заботливо осмотрел ребенка и прописал лекарство. Ничего страшного с ребенком не было — обычная инфлуэнца.
Дети по-прежнему со страхом поглядывали на "цыгана". Он подошел к ним и с шутками стал вытаскивать их из-под стола.
Сначала ребятишки отбивались и пищали, но веселая, добрая улыбка фельдшера успокоила и ободрила малышей. Уже через пять минут фельдшер и дети были друзьями. Ребята сидели у него на коленях, а он щекотал их своими пушистыми усами и обучал грузинской скороговорке: "ква, ква, кванча-ла; кванчала да кванчала; гогона да гогона".
— Дядя, а это что значит? — спрашивали у него дети, со смехом повторяя непонятные слова.
— Секрет.
— Ну, дяденька, миленький…
— Нет, не скажу.
Фельдшер очень любил детей, и дети платили ему тем же. Он стал самым дорогим гостем у Кати, и всегда с его приходом в доме начиналось общее оживление.
Часто бывало, что он привозил из далекого якутского селения больных ребятишек. С каким вниманием,
с какой заботой лечил он их! Он сам обмывал их грязные тела, сам делал перевязки, сам кормил.В доме Кати я узнала, что он ссыльный и зовут его Григорием Константиновичем Орджоникидзе, фамилия была трудная, и мы запросто стали называть его "Грузей", а после — Серго.
Серго с исключительной добросовестностью относился к работе. Амбулаторный прием он начинал рано, часов в шесть утра.
Однажды Серго и фельдшер Слепцов обратились к моей матери с просьбой взять их на пансион и с тех пор стали ежедневно бывать у нас в школе. Длинными зимними вечерами просиживали мы у стола. Тускло светила керосиновая лампа. Наши тени причудливо ползали по стенам. Серго рассказывал о далекой Москве, о Питере, о Кавказе, о русских рабочих и большевистской партии. Грузия вставала в его рассказах как яркая страна вечного солнца.
— Эту страну поработили! — гневно говорил Серго. — Всю Россию! Всю нашу родину!..
Однажды мое начальство предложило мне произвести перепись школьной библиотеки. У меня было два шкафа книг. Вместе с Серго мы взялись за эту работу. Он был очень веселым, жизнерадостным, энергичным. Любая работа спорилась в его руках.
Приближался январь, а вместе с ним и зимние каникулы в школе.
Серго предложил мне:
— Поедемте вместе в Якутск? Я согласилась.
В ясный морозный день, тепло закутанная, я вышла на крыльцо. В кибитке с колокольчиками меня уже ждал Серго.
Путь от Покровского до Якутска прошел весело и незаметно. Серго распевал песни, рассказывал мне о своем детстве.
Поздно вечером мы приехали в Якутск. Это был довольно большой город, почти целиком состоявший из деревянных строений…
В ночь под новый, 1917 год Серго был у товарищей. Под видом праздника там происходило подпольное собрание большевиков".
Серго представил Зину своим друзьям:
Моя невеста!
14
Господин фельдшер, с вас причитается!
Серго недоуменно посмотрел на пристава, неожиданно заявившегося в дальнее стойбище якутов.
— Матушка царица арестовала царя!.. Бросился к вам, хотел обрадовать, увы… Молодая супруга сказала, что вторую неделю разлучена с вами. Дались вам эти якуты…
Орджоникидзе бросился к приставу. Тот на всякий случай немного подался назад и обрушил совсем ошеломляющее:
— Его превосходительство Родзянко что-то очень полез в гору, превзошел…
— Революция? — крикнул Серго.
— Так точно. Поздравляю вас, господин революционер!
Два дня и две ночи Серго не давал покоя вознице якуту. В наслегах и на почтовых станциях меняли лошадей, гнали дальше. Шестидесятиградусный мороз, заносы, темень и снежная пелена — ничто не страшило, не могло задержать.
В Покровском Серго, как был в дохе и тулупе, ворвался в комнату телеграфиста.
А возница бросился к Зинаиде Гавриловне. С порога известил:
— Пельсер совсем стал сумасшедший! Всю дорогу кричал, пел.