Орджоникидзе

С волей делегатов надо считаться. Никифоров поспешил подняться на трибуну, чтобы выказать свою благодарность. Наперерез бросился хамначит — батрак из его же стойбища якут Попов. Оттолкнул тойона. Закричал на весь зал:

— Долой буржука! По старому режиму он был угнетателем и теперь хозяйничает… Бедные просят защиты от тойона. Ты слушай, фельдшер Грузя, наши буржаки хотят вас всех отстранить от якутских дел. Вы не уступайте. Если не поможете, то мы, бедные, погибли. Буржаки съедят нас.

Другой делегат — якут Козлов из Покровской волости — бесхитростно рассказал на съезде:

— По дороге в Якутск я расспрашивал всех встречных, что происходит в городе. Мне отвечали, что в губернаторском доме теперь управляет большак Петровский. У него в помощниках наш Покровский фельдшер. Малость приврали. Фельдшера к нашел в гражданской больнице. Он хорошо меня принял. Чаем угостил. Спросил, зачем приехал. Я сказал: "Хочу на съезде о наших якутских делах говорить. Только очень тойона боюсь". Вы, большаки, уедете, кто нас будет защищать? Григорий Константинович посоветовал: "Что мне рассказывал, то и на съезде скажи".

На этом съезде большевики испытали и радость побед и горечь поражения. Подавляющим большинством делегаты одобрили резолюции, предложенные Якутским комитетом РСДРП (б), об избирательном праве для мужчин и женщин, достигших восемнадцати лет, об отделении церкви от государства и школы от церкви, об отмене многолетних налоговых тягот. А требование о передаче всех земель — казенных, удельных, церковных и частновладельческих — в распоряжение местных Советов для немедленного распределения между трудовым крестьянством блок тойонов, эсеров и меньшевиков провалил.

— Погоди, Серго, гроздья гнева созреют! — подбадривал Григорий Иванович, обладавший более "спокойным" характером.

Иногда Серго "заносило".

Как-то на заседании Комитета общественной безопасности зашел разговор о только что появившемся на якутском горизонте "Союзе служащих в правительственных учреждениях". Председатель союза, бывший полицейский Румянцев жаловался на недоброжелательное отношение со стороны комиссара Временного правительства и настаивал на официальном признании нового профсоюзного объединения. Петровский ничего не отвечал — не хотел или считал, что момент не наступил. Масло в огонь подлил Серго.

"Якутский вестник" — официальное издание комитета — описывал: "Гражданин Орджоникидзе слова не брал. Подал реплику с места:

— Я спрашиваю: имеется ли у них Ходалевич? [46]

Возгласы: "Есть!"

Орджоникидзе: Есть ли у них Крапивин? [47]

Возгласы: "Есть!", "Он не хуже других!"

Орджоникидзе: Как смеете взывать к доверию? Никогда не будет того, чтобы мы доверяли вчерашнему шпику и надзирателю за ссыльными!.. Помимо того, я заявляю открыто, ни один чиновник не свободен от взяток. Все чиновники взяточники.

46

(Бывший окружной исправник. — Ред.)

47

(Бывший полицейский пристав. — Ред.).

(На местах — топанье, шиканье, крики "долой", аплодисменты. Председатель Петровский усиленно звонит, повышает голос: Прошу к порядку. Прошу не топать ногами. Вы не топали ногами ни Тизенгаузену, ни прочим, когда нас, революционеров, называли кучкой неизвестных людей… Шум смолкает.)

Семчевский (учитель, кадет): Предлагаю Орджоникидзе извиниться за брошенное корпорации чиновников обвинение.

Орджоникидзе: Я предлагаю убрать из профессиональных союзов всех чиновников, потому что все чиновничество — взяточники. Об этом знает весь мир.

Сабанчеев (делегат от чиновников акцизного ведомства): Я не могу оставаться. Я удаляюсь.

Возгласы: "Долой!..", "Вон его!", "Не давайте Орджоникидзе говорить!"

Орджоникидзе: Кто из вас не брал взятки, подходи сюда. Я утверждаю, что вы все взяточники.

(В зале неописуемый шум. Чиновники, а также члены фракций эсеров, меньшевиков, кадетов вскочили со своих мест. Они требуют, чтобы председатель заставил Орджоникидзе извиниться. В противном случае они покинут заседание.)

Орджоникидзе (поднявшись во весь рост): Ну, подходи сюда, кто из вас не брал взятки!"…

Назавтра комиссара Временного правительства посетила делегация во главе с меньшевиком Охнянским. В ее состав демонстративно были включены недавний полицейский Румянцев и акцизный Сабан-чеев.

— От имени сил, объединившихся для защиты высоких идеалов человеческой свободы и гражданского достоинства, — четко выговаривал Охнян-ский, — мы требуем:

первое — немедленного удаления Орджоникидзе из Комитета общественной безопасности и объявления ему строгого порицания в "Вестнике";

второе — добровольного ухода в отставку Петровского. Высокоответственный пост комиссара Временного правительства должен принадлежать лицу более… Мы не хотим бросать тень на вашу репутацию, Григорий Иванович. Вы были депутатом Государственной думы и в силу этого в первый момент были назначены комиссаром. Сейчас обстоятельства изменились, замечу, не по нашей вине. Ваша фракция все более попадает под влияние необузданного Орджоникидзе. Высокие идеалы, во имя которых и вы боролись, взывают — подавайте в отставку!

— Это все, что вы имели мне сообщить? — осведомился Петровский. — Тогда идите с богом!

В Якутске, отрезанном бездорожьем от России, большевики почти ничего не знали о положении в центре. Лишь иногда доходили отрывки сообщений Петроградского телеграфного агентства: "Английская газета "Тайме" характеризует Манифест, изданный бюро Центрального Комитета большевиков как "воззвание самого мятежнического содержания". Российская миссия в Берне имела честь довести до введения швейцарского Центрального Комитета по возвращению политических эмигрантов, что в настоящее время пути для проезда в Россию нет… Вернувшийся из ссылки большевик Каменев опубликовал призыв к поддержке Временного правительства".

Серго сразу вспомнил невысокого суетливого человека с широким лицом и низко посаженной головой. Летом 1911 года он часто приезжал из Парижа в Лонжюмо. Старался уединиться с Лениным или хотя бы перевести разговор на французский язык, чтобы другие не могли участвовать.

Однажды Каменев появился, когда Ильич, Серго, несколько других слушателей партийной школы без рубах, босиком лежали на свежескошенном сене, пели… Окинув всех неодобрительным взором, он обратился к Ленину.

— Владимир Ильич, нам необходимо серьезно поговорить!