«Ореховские» шутить не любят

Ивлеву казалось, что они острыми иглами насквозь прокалывают его слух и сознание.

Он бросил трубку и, не закрывая дверь, побежал на площадку второго этажа, где на стене в два ряда висели почтовые ящики.

Открыв свой, он увидел конверт. Пощупав его и еще не распечатав, побелел лицом и затрясся. Руки, державшие конверт, дрожали.

Проходившая мимо соседка, округлив глаза, уставилась на него.

– Здравствуйте, – прошептала она. Заглядевшись, споткнулась о ступеньку, чуть не упала и сразу же убежала наверх.

Ивлев ничего ей не ответил. Он ее в этот момент не видел. Он не видел вообще ничего, кроме конверта.

Бережно держа конверт в руках, он вбежал в прихожую, разорвал бумагу и вскрикнул, увидев то, что в нем лежало.

Это был мизинец с левой руки, отрезанный по вторую фалангу. Мертвый, посиневший палец, перепачканный запекшейся кровью.

– Наташка! Наташка! Боже мой! Что они сделали! – прошептал Ивлев, словно боялся, что кто-то может его подслушать и тогда Наташе станет только хуже.

Он сел на пуфик рядом с телефонным аппаратом, закрыл лицо руками и заплакал.

Едва телефон тренькнул, собираясь зазвонить, Ивлев схватил трубку.

– Алло! – дрожащим голосом сказал он.

– Ну что, капитан, получил письмо? – спросил голос из трубки.

Ивлев молчал, чувствуя обреченность, и трубка рявкнула:

– Я не слышу! Получил?

– Получил, – подавленным голосом ответил капитан.

Трубка помолчала, а затем тот же голос продолжил:

– Сам виноват! Тебя предупреждали. Смотри, дернешься еще, получишь в посылке голову жены. Выбирай сам, что для тебя лучше.

– Я согласен. Я сделаю все, что вы скажете. Только не убивайте ее. Она здесь ни при чем, – попросил Ивлев, надеясь пробудить у преступников хоть малейшее сочувствие.

– Да. Она баба красивая. Какие у нее титьки! Ты ведь не хочешь, мент, чтобы мы ей отрезали титьки?

Ивлев обреченно молчал.

– Я спрашиваю, ты не хочешь? – закричала трубка.

– Не хочу. – Ивлев старался держаться спокойно. По крайней мере, нельзя показывать страха, иначе станешь игрушкой в их руках.

– Слушай сюда. Мы не станем ее убивать, если ты все сделаешь, как мы тебе скажем.

– Сделаю, – пообещал капитан, тут же засомневавшись. Ведь сделать он мог не все. Но не станешь же этим людям объяснять такие тонкости. Это может навредить Наташе.

«Наташка, милая моя! Прости меня! Я не сумел тебя уберечь от беды. Не сумел. Но я постараюсь вытащить тебя. И, клянусь, я отомщу этим негодяям! За все отомщу!»

Потная рука сжимала рукоять пистолета. «Я их застрелю! А потом пусть меня привлекут к ответу. Ей-богу застрелю!»

– Верни нам шестьсот тысяч долларов. Мы их заработали. Если ты их сдал в казну, горе тебе, мент. Жену не увидишь!

Он хотел сказать, что у него нет такой суммы и откуда она может быть, если за всю свою жизнь он больше ста долларов не держал в руках. Но побоялся – вдруг они не поверят и убьют Наташу.

– Нет, нет! Я ничего не сдавал! Правда. – Ивлев хотел спросить, почему они решили, что доллары у него, но трубка сказала:

– Тогда гони баксы. Только не забудь – шестьсот тысяч. Отдашь их, получишь назад жену. Не отдашь – голову ее в посылке. Срок тебе до завтрашнего вечера. Мы тебе еще позвоним, назначим встречу. Только смотри, придешь со своими сыскарями – сделаешь жене хуже. Нам терять нечего. А за шестьсот тысяч долларов я не только твою жену убью, но и мать свою готов сварить в котле и съесть. Делай выводы, мент.

Ивлев хотел уточнить насчет встречи, но в трубке сказали:

– Жди. Мы тебе еще позвоним. Время пошло. Готовь доллары.

И опять частые гудки.

Даже когда Ивлев положил трубку, они звучали в его голове, словно отсчитывали роковые секунды.

– Время пошло, – повторил Ивлев.

Он вскочил, подошел к окну.

На улице хлестал дождь. Приближался вечер. Было только семь часов, но из-за спустившейся с неба серости казалось – вот-вот и стемнеет.

– Шестьсот тысяч! Где мне их взять? Где? Почему они думают, что я могу отыскать эти шестьсот тысяч? Не понимаю! Неужели они все-таки думают, что мы нашли у Шелухина доллары? Но почему я? Как старший группы? Не понимаю. Ничего не понимаю. – От отчаяния Ивлев не находил себе места.

Для начала позвонил на АТС, назвал фамилию, номер телефона, спросил, откуда был звонок, и, к своему крайнему огорчению, услышал ответ: номер зафиксировать не удалось.

Не сдержавшись, наорал на телефонистов, потом позвонил Квасову:

– Игорь, не задавай вопросов. Срочно приезжай ко мне. Остановись где-нибудь за два дома до моего и сиди в машине. Я сам к тебе выйду. Все понял? Давай скорей.

Наверное, Квасов все понял. Спрашивать он не стал, коротко ответил:

– Через десять минут жди. Я мигом.

Ивлев даже не успел поблагодарить.

Аккуратно завернув отрезанный палец в носовой платок, он положил его в карман пиджака и засек время.

– Он приедет. Приедет. И вдвоем мы что-нибудь придумаем. Мы спасем Наташу.

От нетерпения он не мог сидеть и дожидаться, пока большая стрелка на часах проползет эти десять черточек на циферблате. Хотелось двигаться, ходить, бегать, только не сидеть на месте.

– Сволочи! Они взяли ее все-таки! Ладно. Подождите, – несколько раз повторил он одну и ту же фразу, проверил пистолет, достал из шкафа три патрона, которые сэкономил на стрельбище, положил в карман вместе с запасной обоймой.

От томительного ожидания безо всякой нужды прошелся по квартире, подошел к окну и опять стал ждать, когда же наконец проклятая стрелка отсчитает время.

Потом уже, наверное, едва ли не в сотый раз глянув на часы, увидел, что десять минут прошло.

Он выскочил на лестничную площадку, хлопнув дверью, и побежал вниз, прыгая через ступеньки.

Дождь уже почти прошел. По улице тянуло свежестью и запахом тополиной листвы.

Ивлев бежал прямо по лужам и чувствовал, как неприятно хлюпает в ботинках холодная вода. Он торопился.

Прохожие смотрели на него, как на психа, сбежавшего из сумасшедшего дома. Но Ивлеву было все равно. Он даже не обратил внимания, когда проезжавшая мимо машина окатила его фонтаном грязных брызг.

Он бежал и думал: «Возле тех домов должна стоять машина Квасова. Ее нету. Черт! Где же Игорь?» Ивлев крутил головой по сторонам. Он стоял возле перекрестка и не знал, с какой стороны поедет Квасов.

Прошло пятнадцать минут, показавшихся бесконечными. Ивлев уже засомневался: «Может, зря я его вызвал?»