Орел и полумесяц
Шрифт:
Придя в себя, Цезарь тут же велел найти и остальные останки Помпея и торжественно похоронить их, а заодно воздвигнуть недалеко от города святилище, которое было названо Святилищем Немезиды, богини мести. Это было сделано в знак того, что Помпей Магнус теперь отомщен.
Время спустя, Цезарь, находясь в отведенных ему покоях вместе со своим прекрасным легатом, говорил с ней о случившемся и о новых, вставших перед ними задачах.
— Послушай… — начал он. — Ты же видела в своем видении не только Брута, но и других возможных убийц. Ты можешь сказать мне их имена или хотя бы описать их внешность?
—
— Благодарю тебя, — отвечал он. — Я займусь ими, как только вернусь в Рим.
— Да, нужно покарать этих предателей, чтобы не допустить их злодеяний в дальнейшем, — строго сказала его новая советница. — Предавший однажды, предаст не единожды.
— Ты права, моя премудрая Минерва, — нежно сказал ей Юлий, поцеловав ее руку.
На ее тонком лице появилось слабое подобие улыбки.
— Я лишь земная девушка, а не богиня, — промолвила Наджара.
— Но ты похожа на нее, ибо подобно ей олицетворяешь собой справедливую войну и мудрость.
Сказав этот своеобразный комплимент, Цезарь стал целовать ее округлые белоснежные плечи, но его прекрасная подруга мягко отстранилась.
— Что-то не так? — с досадой спросил Юлий.
— Я смогу полностью стать твоей лишь после того, как ты назовешь меня своей женой, — решительно проговорила она, и император слегка вздохнул при этих ее словах. — К тому же нам придется вернуться к обсуждению дел.
— Дела, дела, дела… — раздраженно проговорил Цезарь. — Я не так давно нахожусь в Египте, но он уже успел опротиветь мне. И этот малолетний недоумок Птолемей, и его похожая на потаскушку из лупанария сестрица, и этот жирный боров Потин, глядя на которого думаешь о том, как жаль, что евнуха нельзя кастрировать! Так и хочется бросить их на съедение нильским крокодилам! Уверен, народ Египта только поблагодарил бы меня. Правда, крокодилов жалко…
— Речь сейчас не о них, — отвечала его советница, — ими мы еще займемся. Речь пойдет о другом. Брут кое-что утаил от тебя.
— Что именно? — оживился Цезарь.
— Обстоятельства смерти Помпея. Он был убит не им самим и не слугами юного царя. Это сделала… Зена. Как только я увидела голову твоего противника, моим глазам предстала картина боя. Дрались Зена и Помпей. Она уже одолевала его, когда он стал что-то говорить ей о равновесии и о том, что он ей нужен для его поддержания. Кажется, этот довод подействовал на нее, и она оставила его, бросив на прощание презрительный взгляд и зашагав прочь. Однако, Помпей оказался вероломным. Подняв лежавший на земле меч, он подкрался к ней сзади, чтобы пронзить ее им, но она быстро среагировала и отсекла ему голову, — поведала ему посланница Аллаха.
— А потом она отдала его голову Бруту, велев при этом не говорить мне о том, кто явился истинной причиной смерти незадачливого Гнея, — закончил за нее Цезарь. — Старая «добрая» Зена! Как же это на тебя похоже! Должно быть, наша общая знакомая защищала от Помпея милых ее сердцу амазонок, которых он давно мечтал покорить в пику мне. Брут же как раз попал к ним в плен и, наверное, они с подружкой старательно вливали яд в его уши, настраивая
против меня.Юлий прикрыл глаза. Рана от утраты друга была еще слишком свежей, и тоска снова овладела им. Наджара, растроганная скорбью Гая Юлия по предавшему его другу, нежно обняла его, прижав к себе. Девушка стала гладить и целовать голову милого, будто он был маленьким мальчиком, а она — его матерью, а не подругой.
— Все хорошо, дорогой, — утешала она его. — Я здесь, с тобой и никогда тебя не предам!
Его тело мелко вздрагивало, так что Наджара испугалась, как бы не приключился с ним припадок, но, к счастью, его не последовало. Должно быть, просто сказалось нервное напряжение, в котором он находился.
Их с Наджарой уединение нарушили легионеры, которые ввели, вернее сказать, приволокли с собой какого-то человека, закутанного в черное и имевшего при себе свернутый красный ковер с необычным узором.
— Что еще? — раздраженно произнес Цезарь. — Неужели нельзя хотя бы ненадолго оставить меня в покое?
— Простите, император, но этот человек говорит, что у него для вас подарок, — отвечали римские орлы.
— Красивый ковер, повелитель! — поддакнул человек в черном. — От царицы Клеопатры.
— От Клеопатры? — переспросил Цезарь. — Потом взгляну.
— Нет, посмотрите сейчас, я вас прошу! — буквально взмолился странный человек, для которого вопрос с ковром, казалось, был вопросом о жизни и смерти.
— Ничего с твоим ковром до завтра не случится, — начал уже сердиться Юлий. — Завтра посмотрю.
— Но, повелитель, — опять затянул свою песню чудак с ковром, — царица Клеопатра настаивала, чтобы я сразу же раскатал его! В вашем присутствии!
Наджаре настырность этого человека показалась довольно подозрительной, и она не преминула заметить об этом Гаю Юлию.
— Не нравится мне этот незнакомец, — шепнула она ему, — он может оказаться убийцей.
— Я сам начинаю думать о том же, — согласился он с ней.
Достав кинжал, он шагнул к этому достойному слуге Клеопатры с явным намерением разрезать им подозрительную ткань, а может, и того, кто пронес ее во дворец.
— Нет-нет, не делай этого, император, прошу! — закричал, догадавшись, что сейчас может произойти, человек. — В этом ковре главное сокровище Египта — его лучезарная царица!
Цезарь убрал кинжал, дав ему возможность наконец развернуть ковер, и тут из него, словно Афродита из пены морской появилась юная дева. В ее внешнем облике было что-то общее с Арсиноей. Однако, не смотря на то, что последняя была красивее ее, прелести и чувства собственного достоинства в этой девушке было больше. Она подняла взгляд своих ясных глаз на Цезаря.
Гай Юлий помог девушке встать, позволив себе ласковую насмешку:
— А ты слишком молода, чтобы быть богиней.
— Я — дочь Изиды, — горделиво вскинув темноволосую головку, промолвила девушка.
— Клеопатра, — делая ударение на каждом слоге, произнес Цезарь.
— Цезарь, — точно также назвала его по имени Клеопатра.
Наджара помрачнела, почувствовав себя так, будто ее сердце укололи булавкой.
========== Глава четвертая Соперницы ==========
— Цезарь, мне нужно поговорить с тобой наедине, — не допускающим возражений голосом произнесла Клеопатра.