Орел и полумесяц

Когда он повстречался с Зеной, она была уже давно не девственна и опытна. Можно сказать даже больше: порочна. Ему тогда казалось, что он презирает и ненавидит ее и за то, что она захватила его в плен, и за смерть членов его команды, и за вынесенное унижение, да и за то, что сама пригласила его в свою постель. Увы, Юлий был не прав, и это стало ясно сразу же после того, как он отомстил этой пиратке, отдав ее на крест. Юноша, которым он был тогда, оказался буквально одержимым ею, и дело было даже не в угрызениях совести, которыми он весьма редко страдал. Это была разрушительная страсть, губительная для его юной души. Страсть, которую не могли заглушить его честолюбивые мечты и нежная привязанность к жене Корнелии, ради которой он бросил вызов грозному диктатору Сулле. Даже горе, которое он испытал, когда Корнелия умерла, не смогло заставить его забыть о той, другой. Иногда ему казалось, что он скоро сойдет с ума и что отправив на крест Зену, он поставил крест на самом себе и своей будущности… Будь на его месте другой, так бы оно и вышло, но он был Цезарем, а посему нашел в себе силы отбросить это и идти дальше к своей цели. «То, что нас не убивает, делает нас сильнее», — это был именно его случай. Ни эта одержимость Зеной, ни душевные или физические страдания не были способны сбить его с пути. Он упорно карабкался на самый верх. Вперед, только вперед и ни шагу назад! Но вот Гай Юлий почти достиг своей цели, оказавшись в шаге от осуществления своей мечты, и что же? Эта женщина вернулась с того света, вернулась, пылая мщением и встала у него на пути. Препятствия же он привык уничтожать…

А Наджара… Наджару Цезарь поначалу собирался просто использовать, после того, как услышал об ее странной истории и противостоянии с Зеной. Но потом, когда он узнал ее больше, увидел некое сходство и их судеб, и образа мыслей, его это поразило. В той, кого Гай Юлий сначала посчитал просто безумной фанатичкой, он нашел женщину под стать себе. с которой он мог идти рука об руку к их общей цели, к осуществлению воли Судьбы… Также его поразило то, как она берегла себя до сих пор, никому не дав сорвать цветок своей невинности. Да, Клеопатра, придя к нему, тоже была девственницей, но разница между этими двумя девушками была очевидна, ведь Наджара не стала бы предлагать себя даже за власть над всем миром… она могла довериться только мужу. И тем разительнее был контраст не только между Наджарой и Клеопатрой, но и между Наджарой и Зеной.

Последняя воевала с помощью своего тела не хуже, чем с помощью своих меча и шакрама. Она без каких-либо колебаний могла лечь в постель с мужчиной, если это нужно было для успешного осуществления ее предприятия. Зена часто использовала мужчин точно также, как он сам использовал женщин. А любила ли она хоть кого-то из них, или же ее чувства принадлежали только этой блондиночке Габриэль? Юлий сильно в этом сомневался, заодно не желая признаться себе в том, что его гложет вопрос: любила ли она его. Нет, нет, он не может ее любить, ведь они смертельные враги. И истинная любовь к нему уже пришла — сильная, возвышенная и целомудренная. Гай Юлий, отличаясь любвеобильностью, при этом всегда презирал доступных женщин или неверных жен, легко дававших себя соблазнить. Именно поэтому, когда давний политический противник Цезаря, Катон, прогнал из-за него свою жену, Гай почти не испытывал к ней жалости или какого-то чувства вины. Это было не в его духе. Может, это его и не красило, но он был таким, какой он был.

А вот его Наджара не была похожа на женщин, которых он знал до встречи с ней. Он мог бы сравнить ее с неприступной, хорошо укрепленной крепостью Востока, которую тем больше хотелось взять, чем сложней давалась эта победа.

Юлий еще предавался этим мыслям, когда дверь отворилась и вошла как раз та, о ком он только что думал — Наджара. Такой ему еще не доводилось видеть свою любимую советницу, разве что на поле брани. Прекрасные глаза ее метали молнии, а сама она сейчас напоминала разъяренную фурию.

— Я все знаю! — вскричала она. — Я думала, ты любишь меня, а ты оказался таким же обманщиком, как Габриэль! Предатель!

Юлий тяжко вздохнул. Женщины… Как они, все-таки, похожи между собой! А он-то думал, что Наджара из другого теста, но нет… вот уже и она укоряет его в предательстве, совсем как Зена! Но, с другой стороны, она ревнует его, а значит, ее любовь к нему искренняя.

— Наджара, милая, — примирительно заговорил он, — я, правда, тебя люблю, но… пойми, я — живой мужчина, а не статуя и…

— И стоило прийти этой египетской гадюке и раздвинуть перед тобой ноги, как ты тут же забыл все свои клятвы мне, впустив ее в свою постель! — продолжала неистовствовать ревнивица.

— Да, впустил в постель потенциального врага, чтобы усыпить его бдительность, — неожиданно спокойно проговорил Юлий, — и сделать вид, будто согласен на союз, предложенный мне им.

Наджара посмотрела ему прямо в глаза, и взгляд ее был тяжелым, обвиняющим даже без слов. Гай Юлий ощутил приступ дурноты. Ему было больно от одной мысли о том, что он может потерять эту удивительную девушку из-за какой-то нелепой ссоры… из-за того, что ощутил чувственный голод и не устоял перед чарами египетской сирены.

— Я могу доказать тебе свою любовь, — сказал он ей, и на сей раз голос его немного дрожал.

— Чем же? — холодно спросила она. — Я больше не верю словам.

— Но поверишь действиям, — Гай сделал небольшую паузу. — Я хочу дать тебе одно особое поручение, Наджара… — он подошел к столу и взял с него стакан с водой, немного отпив из него, и какое-то время молча стоял, прижав ладонь ко лбу. Не смотря на свою обиду, Наджара начала тревожиться о его здоровье.

В комнате стало темно из-за начинавшейся грозы. Громовые раскаты становились все ближе. Казалось, природа разделяла настроение этой пары.

— Ну так вот, — продолжил Цезарь, — меня что-то терзают подозрения, что Клеопатра сегодня… умрет.

— Умрет? — переспросила Наджара, и в сердце ее, доселе чистом, предательски вспыхнула радость.

— Умрет, — подтвердил ее любимый. — Скорее всего, она будет убита своей сестрой… каким образом не знаю.

Воин Света бросила на него странный взгляд.

— Ты хотел дать мне поручение… — напомнила она.

— Да-да, — закивал император. — я хочу, чтобы ты занялась этим делом, то есть помешала преступному замыслу Арсинои. Но, если ты не сможешь это сделать, не вини себя. Должно быть, так молодой царице было на роду написано, а ее сестру мы казним.

— Благодарю тебя за это поручение, мой император! — пылко, с заблестевшими глазами, отвечала ему Наджара.

Приблизившись к нему, легат взяла его тонкую патрицианскую руку и почтительно поднесла ее к губам, после чего со всех ног бросилась выполнять данное им ей приказание.

Юлий смотрел ей вслед, нежно и, вместе с тем, грустно улыбаясь.

«Вот, наверное, самое лучшее доказательство моей любви, которое я мог тебе дать, милая…», — думал он.

Голова болела ужасно, сдавило виски, а тело пробирала дрожь. Юлий не хотел, чтобы его хоть кто-нибудь видел слабым, а посему не стал звать своего раба Поску, надеясь, что сможет не допустить припадка с помощью силы воли. Увы, как известно, «дух бодр, плоть же немощна», и этот бой Цезарь проиграл. Черты его красивого лица исказились, и с пронзительным криком он упал на пол. Сознание его сузилось, и ему представилось, что он видит пламя, из которого выходит… Брут. Призрак бледен и страшен, одежда его залита кровью, а руки с загребуще шевелящимися пальцами протянуты к нему, Цезарю, словно для того, чтобы взять его.

— Ты… — шепчет Юлий. — Ты хотел моей смерти, но вместо того умер сам. В том нет моей вины, но я говорю тебе: прости меня, Марк!

Но призрак молчит и лишь смотрит на него пустыми глазами.

— Прости меня, Марк! — повторяет Цезарь. — Я любил тебя.

— Прости, Цезарь, — глухим голосом отвечает тень предавшего его друга.

— Нет, я хочу, чтобы ты простил! — молит Брута Цезарь.

— Прости, но ты должен последовать за мной! — звучат в ответ зловещие слова, и Юлий чувствует страшные ледяные объятия призрака.

…Вбежавший в помещение Поска нашел своего господина бьющимся в припадке падучей на полу и принялся хлопотать возле него. Когда возвратилась Наджара, Цезарь уже пришел в себя и читал свежие донесения.

— Мой Цезарь, — начала легат, придав своему точеному лицу скорбное выражение, сделавшее его еще красивее, — прости, но у меня для тебя печальные вести. Мне не удалось предотвратить убийство Клеопатры, и сейчас она уже мертва.

— Как это произошло? — деланно суровым тоном спросил император.