Орел и Ворон
Шрифт:
Я аж передернул плечами от услышанного, а Себастиан продолжил свой рассказ:
– Так вот то, что в Речи Посполитой приняли церковную унию, подчиняющую греческую церковь римским понтификам, – это полная заслуга иезуитов. И я абсолютно уверен в том, что сейчас подле каждого полководца ляхов, независимо от его веры, стоит по нашептывающему ему «нужные» решения иезуиту!
Непроизвольно коснувшись рукояти сабли, я с гневом прорычал:
– Ну, попадись мне кто из них под саблю, то уж я-то его на голову укорочу!
Рейтар зло усмехнулся и согласно кивнул:
– Только не забудь меня позвать, коли попадется!
Некоторое время мы едем молча, думая каждый о своем. Между тем лес начал редеть, чему
– Себастьян… Слышишь, Себастьян?
Немец лениво разлепил губы:
– Слышу.
– А правда ли, что у вас красивых баб по навету о колдовстве на кострах сжигают? И что делают это и католики, и лютеране, и прочие протестанты?
Фон Ронин изменился в лице, словно как я его жестоко оскорбил! Вспыхнул, нахмурился, налился краской… И не найдя что сказать в ответ, пришпорил бедную кобылу, послав ее вперед бодрой рысью!
– Смотри, немец! Ежели жена твоя правда столь красива, как ты ее описываешь, может, вам обоим на Руси обосноваться, а?! Примете православие, ты поступишь на службу царскую, она же тебе детишек нарожает… А то ить еще сожгут девку-то по навету!
Немец, отъехав шагов на тридцать, осадил Стрекозу, обратив на меня возмущенный и одновременно с тем испуганный взгляд. На мгновение возникло ощущение, что он чем-то подавился, но, как оказалось, рейтар просто возмутился да искал нужные слова.
– Слышишь, московит, ты поменьше языком молоти! А то беду накличешь!
Я равнодушно пожал плечами, так же как до того и мой спутник, после чего спокойно и рассудительно ответил:
– Дык я не со злым умыслом, я наоборот, как лучше тебе предлагаю сделать.
Ротмистр зло процедил в ответ:
– Как лучше? Да вся Московия кровью обливается! Ляхи, литовцы и черкасы ее заполонили, татары порубежье терзают! И сюда ты предлагаешь мне жену везти?!
Ну вот теперь пришел и мой черед осерчать!
– Сюда! Потому как долг мы свой ратный исполним, побив Сапегу и воров тушинских, так и остановится поток крови невинных! Иль ты собрался бежать до того, как супостата одолеем?!
Себастьян, чуть успокоившись, ответил уже не так резко:
– Коли бы собирался, так давно уже бежал бы. Нет! Раз я заключил договор найма, то я его выполню. Честь рода фон Ронинов не будет запятнана!
Я примирительно кивнул, также понизив голос:
– Ну вот и славно…
Мы уже миновали границу леса, въехав в обступившее дорогу с обеих сторон ржаное поле, когда справа, на некотором удалении, послышались истошные бабские крики и басистый мужской хохот. Сразу почуяв неладное, я приподнялся в стременах и разглядел впереди, шагах в двухстах, две телеги, вокруг которых замерло несколько всадников. Телеги откатили в низину, потому на глаза они сразу не попались… Также я обратил внимание на то, что в седлах остались трое наездников – среди них один черкас, судя по характерному чубу и бритой голове, а еще двое облачены в литовские кафтаны. И четверо лошадей замерли подле конных, но не заводные, а под седлами.
Сердце мое оборвалось, когда от телег послышался резкий треск одежды, а практически сразу за ним – отчаянный женский визг, который заглушил похабный мужской гогот. Что там происходит, стало понятно сей же миг, отчего в глазах у меня аж потемнело… И еще тяжелее стало, когда я услышал вопрос ротмистра:
– Семеро против двоих. Будем ввязываться?
Закусив губу, я обернулся к рейтару, готовый сорваться, но, судя по выражению его лица, тот не схватки с лисовчиками испугался (очевидно неравной!), а просто ждет моего решения. Это меня немного успокоило… Да, поручение у нас действительно очень важное. А схватка семерых против двоих вполне может обернуться не в нашу пользу! Это же не разбойный сброд из вчерашних крестьян –
это какие-никакие воины, пусть и душегубцы… Равного отряда могли бы и испугаться, но против всего двух ратников, наоборот, расхрабрятся…– Все равно ведь дорога наша только вперед. Заметят, так или иначе заметят.
Фон Ронин насмешливо вскинул бровь, но промолчал – промолчал о том, что у нас есть заводные кобылы и что мы вполне можем оторваться от преследования занятых бабой (или бабами) воров… Нет, вместо этого ротмистр потянулся к пистолям, стремительно завоевывая мое уважение:
– Как скажешь, сотник. Каков план – подскачем вместе да начнем палить?
Прежде чем я ответил, к женским крикам у телег добавился истошный визг второй жертвы, и я, подгоняемый им, быстро затараторил:
– Вдвоем не стоит. Ты выглядишь как шляхтич – сразу, даже если самопалы есть, палить никто не станет. Подскачи к ним, крикни что-нибудь приветственное, вроде «панове!», а потом стреляй с обеих рук по конным! После разворачивай лошадь и скачи назад, да как можно скорее. Я же следом за тобой побегу и схоронюсь во ржи поближе к развилке. И как только лисовчики меня минуют, я их в спину-то из лука и приголублю!
Себастьян только головой покачал:
– Будь по-твоему, Тимофей. Но чую, сгубит нас твое доброе сердце!
Я ответил, уже соскочив с Уголька:
– Смелых и Господь привечает!
Фон Ронин послал Стрекозу вперед легоньким ударом пяток, а я, выхватив из саадака лук, сгреб в охапку не меньше шести стрел из колчана, и со всех ног припустил за перешедшим на рысь рейтаром!
Будь что будет!
Конечно, за лошадью пешцу не угнаться, но поскачи я верхом, лисовчики обязательно бы заметили обоих всадников. Какая уж тут засада? Нет, можно было и вдвоем на ворогов налететь, вот только двое – уже какой-никакой, но боевой отряд, и вызовет большую настороженность, чем одинокий всадник. Да и потом, высока вероятность, что жертвы татей пострадали бы в схватке. Хоть от случайной стрелы или пули, хоть конь наступил бы копытом или кто саблей промахнулся… А прием с засадой – один из излюбленных ратниками засечной черты и поведанный мне отцом еще в отрочестве – наверняка даст нам преимущество!
Лишь бы только фон Ронина сразу-то не прибили…
Отстав шагов на пятьдесят от ротмистра, уже поравнявшегося с развилкой, ведущей к низине, я нырнул в рожь с дороги так, чтобы преследователи немца не смогли сразу разглядеть смятые мной колосья… Заполошно дыша, я воткнул в землю все шесть бронебойных «гостинцев», после чего дернул тетиву указательным пальцем правой, проверяя натяг. Вроде все хорошо…
Интересно, а Себастьян согласился бы на мою придумку, если бы знал, что учился я стрельбе из лука в далеком отрочестве и до настоящего мастерства мне даже тогда было ой как далеко? И что, взяв лук в руки уже перед самым нашим «паломничеством» к старцу Иринарху, я едва вспомнил, как увязывать ремешки-петли с тетивой хорасамским узлом?! После чего пару стрел выпустил, едва попав цель с тридцати шагов? а уж затем и выезжать пришлось?
Наверное, все же стоило взять пистоли – вон как фон Ронин лихо палит из них! Да только вот пистоли с их сложными колесцовыми замками я в жизни ни разу не держал. И потому родной лук, стрельбе из которого я все-таки учился, показался тогда лучшим выбором…
– Панове!!!
Громкий окрик рейтара оборвал мои мысли, заставив остро пожалеть, что я не могу видеть, что сейчас происходит у телег! Заодно некстати вспомнилось о калантарях и мисюрках, оставленных в седельных сумках наших заводных кобыл… Лисовчики что-то негромко ответили Себастьяну, а затем грянул выстрел! Спустя короткое мгновение – еще один; ему вторят злобные мужские крики и еще один истошный женский визг. Тревожно заржали лошади, послышался дробный топот копыт Стрекозы, уносящей ротмистра…