Орфей

– Верно, счет времени у нас с тобой разный... Подошедший был, в отличие от импозантного собеседника, одет в джинсы и джинсовую же безрукавку со множеством карманов поверх легкой белой рубашки с коротким рукавом. И лишь внимательный взгляд рассмотрел бы, что белая рубашечка на нем очень дорогого натурального шелка, джинсы и безрукавка не с какой-нибудь вьетнамской вещевки, а из фирменного магазина "Райфл", что на Кузнецком, и цепочка тонкого плетения на груди, а также более крупного на запястье, не серебряные, а благородной платины. Только каскетка, насаженная чертом на морковные кудри, подкачала - была старой, тертой и местами рваненькой. Похоже, она служила талисманом.

– Растолстел ты, не говорил я тебе? Положение "нового русского" обязывает? Лопаешь кавиер половником?

– Какой я "новый русский", - махнул Рыжий рукой с белым перстнем на мизинце, - как был старым евреем, так и остался.

– Ну-ка, ну-ка, вот не знал.

– Чего вы вообще про меня знали.

– Э-э, а вот это ты мне уже говорил. Тот самый миллион лет или два года назад. Я ж злопамятный, думаешь, забыл? Нет, я все помню.

Рыжий моментально переменился в лице.

– Шеф, простите. Извините, если правда, я не хотел. Простите, Бога ради, не держите зла...

– Что ты, что ты, тезка, окстись, я же шучу. Ох, и побелел весь. Ну-ка коньячку. И я с тобой за компанию. Или ты за рулем не позволяешь?

– Да все я себе теперь позволяю...
– Рыжий, заметно побледневший, так что даже веснушки проступили, поднес ко рту большую рюмку и выпил одним духом. Его собеседник, налив себе в рюмочку с тонкой талией из бутылки, на этикетке которой красовался колокол, медленно смаковал напиток.

– Вахлак вы, Михаил, - сказал он.
– Кто ж "Шустовский" как паленую водяру глотает. Хватит, в конце концов, меня бояться. Тысячу раз тебе все объяснял. Подумаешь, бессмертный. Кстати, только на твой, человеческий взгляд. А на самом-то деле, и моей веревочке сколько ни виться...

– Вам бы, как мне, прибирать пришлось...

– Впервой тебе.

– Зато потом вот так сидеть и разговоры под коньячок разговаривать это впервой.

– И это не впервой, не ври. Было у нас с тобой уже дело, когда ты меня вместе с бензозаправкой сжег. Ничего же потом, в штаны не наделал, когда снова встретились?

– Там что! Нажал на кнопку - и Вася-кот. Вы, может, с другой стороны выехали. А тут сам ямку рыл, сам вытаскивал, сам земелькой присыпал. Сам потом от кровищи отмывался. Думаете, просто? Звали зачем? Я там еле на рейс попал, да из Быково неизвестно как бы добирался, если б не Геник. Я ему брякнул, он машину пригнал.

– Как твои мальчики, вникают?

– Вникают. Больше, чем им полагается, не вникнут. К дисциплине я их уже приучил.

– Ну вот, не прошли мои миллионнолетние назад уроки даром. А как это ты говоришь, еле на рейс попал? Что, снова с билетами напряг? И на коммерческие? По твоему удостоверению тебя хоть к пилотам посадят.

– Так не летает же никто. С керосином перебои. Весь шахтеры на путях выпили. Отстаете от нашей жизни, шеф. Отдаляетесь.

– Мне положено. На, съешь таблеточку. Для профилактики.

Зарозовевший вновь от коньяка рыжий Мишка принял белую овальную облатку, выскочившую из блестящего футляра. С сомнением оглядел, отправил в рот. Запил еще одной рюмкой.

– А я мальчикам по горсти из стандартной аптечки давал. Желтые такие, на случай атомной войны. Для шпаков.
– Он искоса поглядел на свое правое запястье, где на черном браслете помещался приборчик вроде обыкновенных часов.

– Я, конечно, извиняюсь, шеф, но...

– Сколько там, покажи.

– Глядите сами, двадцать один микрорентген.

– Да, для Москвы приемлемо. А ты чего хотел? Значит, так. Для глупых повторяю: рация на броневике! В смысле, объясняю в тысяча последний раз. Пока я здесь, - говоривший для убедительности легонько постучал согнутым пальцем в стол между заливным языком и салатом из авокадо, - засечь меня невозможно никакими методами. Вплоть до экстрасенсорных. На этом деле многие зубы поло

мали. Но это не значит, что от меня не идет. То, что ты видишь, с кем сейчас разговариваешь и коньячок пьешь, - муляж, "кукла", пирожок для начинки. Когда я решаю из этого пирожка - тю-тю, испариться, проку от него ровно столько же, сколько от змеиного выползка...

– Только выползок, говорят, если найдешь, к счастью, а если б меня в последний раз в лесу застукали, восемь лет гарантировано, сто два-два, если не три, - вклинился Рыжий.
– А то и семь-семь, "два топора". И без амнистии.

– Не перебивай начальство. Наряду с массой достоинств "кукла" имеет ряд недостатков. Во-первых, она краткоживущая. Как античастица, говоривший хохотнул, но получилось это у него отчего-то невесело. Во-вторых, повторяю, исходит от нее... м-м, ну, скажем, излучений всяких до такой чертовой мамы, что вы и половины не знаете, как назвать, а вторую половину и не уловите никогда. Однако самые примитивные виды энергий даже наловчились приборами вашими фиксировать. Опять-таки в моем случае - только постфактум, когда я ухожу.

Рыжий напрягся, наморщил лоб:

– Гамма-лучи, да?

– Там букет. Всего хватает. Вспомни, как ты себя чувствовал после нашей встречи, когда я тебя нашел. Теперь уже. Помнишь? Спасибо скажи, что я сразу догадался тебе "Ред Неск" сунуть.

– "Красная шея"... Непонятно.

– С ума сойти, каким ты сделался образованным тут, старый мой рыжий еврей. "Ред Неск" - это на армейском сленге рейнджеров, а так черт его знает, как он, этот препарат, обзывается. Но ведь главное - эффект, верно?

– У нашей спецухи тоже есть...

– Ну, если тебе нравится самому себе миллиметровую иглу всаживать... Я бы - слуга покорный, но не надо. О тебе ж забочусь, гуманные условия труда создаю. Как там нашего парня, не обижают?

Рыжий Мишка едва не подавился куском лососины. Эта привычка вдруг, посреди отвлеченного разговора, пробрасывать резкий вопрос по делу, появившаяся у того, кого Мишка называл своим шефом, еще ставила в тупик. Не привык пока Мишка к такой новой шефовой манере.

– Да вроде ничего... Я его до самого пропуска...

– Как случилось, что тебя тормознули? Долго они его крутили? О чем разговор был, знаешь?

– Никак нет. Виноват, шеф. Но они там недолго. Он все равно был... говорил - вроде, как стекло, соображает, а на деле-то, я же знаю, шина шиной. И я его до самого, значит, места потом. На Территорию я не хожу, вы знаете. Чтобы внутрь пройти, ксивы, какой вы меня снабдили, мало.

– Дурак. Упустил. А на Территорию никто войти не может, - отрезал Мишкин шеф.
– Туда вход не ксивой определяется.