Орфей
Шрифт:
– Да, Миш, виноват. Имею дешевые купеческие замашки. Может, к психоаналитику сходить? Поможет?
– Горбатого могила... Шеф, чем вам так дорог нынешний клиент? Я ведь кое-чему у вас все-таки научился. Может, конечно, понимаю не все и скорее всего не пойму никогда, но основное правило усвоил. Служите кому-то, а я служу вам...
– Повторяешься. Миллион лет назад это уже звучало.
– Ничего, про хорошее и повториться не грех. Но раньше все было проще. Нужно было только найти, и потом все случалось само собою. Не надо было устраивать какие-то Территории, стаскивать туда отобранных. Самое сложное,
– Ничего, миллион лет назад. Ты продолжай, Миша, продолжай. Светловолосый Мишкин собеседник смотрел на солнечный диск, не мигая.
– А теперь все усложнилось. Я не спрашиваю - почему, но, шеф, теперь приходится умирать вам. Я же не слепой и не дурак, пусть это даже правда истинная про ваши, как вы говорите, "куклы", сменные тела, верно? Но я же вижу, что вы умираете по правде.
– И тебе своего шефа-нелюдя по-человечески жалко, да?
Мишка стряхнул сигарету в пепельницу на витой ноге.
– Да. Жалко Ну и что? И никакой вы не нелюдь. Просто...
– Ну? Что - просто? Простота, Миша, хуже воровства. Представляешь, как наши подслушивальщики извертелись? Самое главное мимо ушей проплывает.
– Не давая Мишке ответить, он сказал; - Наш нынешний клиент по имени Игорь - это чрезвычайно важная фигура. Они все там, в своем Крольчатнике, да? Не знал, что такое название выдумали. Они все там важны и нужны, но он - особенно. Чем он там занимается? Там ведь, по-моему, кто-то внедрен? Что докладывает?
– Да чем ему заниматься? Отдыхает. С девицей тамошней сошелся. Звереет потихоньку. А чем он важен? Для вас? Или секрет? Или я не пойму? Вы скажите, шеф, я ведь не обижусь.
Не отрывая заслезившихся, по-видимому, от солнца глаз с некой невидимой точки на горизонте, удивительный Мишкин собеседник сказал вроде невпопад:
– Жара. Духота. Помяни мое слово, Миша, еще выйдет эта жара боком. А все свалят на погодные явления. Этот парень очень нужен вам. Я еще не знаю точно, почему и в чем именно выразится его необходимость. Я не знаю, откуда в нем взялось это его чрезвычайно важное свойство.
– Вы? Не знаете? Быть не может. Какое свойство?
– И тем не менее, Миша, даже я могу чего-то не знать. Но узнаю. Он все вспомнит. А еще ему предстоит очень дальний путь.
– Засмеялся коротко. Дальний путь. Они все там не слишком нормальные. Немножко лошади... Спасибо тебе, Миша, за сочувствие, но ей-Богу, это совсем не страшно - умирать. Возвращаться - страшнее... О! Гляди, нам шашлык несут. Пойдем, стану тебе цеу давать...
Прожевывая ароматные куски, тезка Мишка спросил:
– Все-таки, шеф, зачем вам столько золотых побрякушек? Вы - тонкая личность, эстет, а ходите с набитыми рыжухой карманами.
– Если я скажу, что для работы требуется, ты ж все равно не поверишь?
– Почему?
– Мишка честно задумался и даже перестал жевать.
– Может, и не вникну, но на веру приму. Коньячку бы, шеф, а?
– Алкоголик Э-э ..
– Официант, сразу уловив суть просьбы, когда была показана пустая посуда, устремился к буфетной тумбочке - А парень этот нужен вам, Миша.
–
Да, я понял, вы говорили. Нам - это...– Вам - это вашему Миру. Когда-то он был и моим. Существуют гораздо более красивые Миры, а я почему-то до сих пор люблю этот... Брось чавкать! Ну?
– Да. Извините. Я слушаю вас, Михаил Александрович.
***
Вот так впервые рядом с упоминанием моей персоны было произнесено слово "Мир" с большой буквы. Все-таки, что бы потом ни говорилось мне или обо мне, считал и продолжаю считать собствен ную персону слишком незначительной для такого соседства. Я не кокетничаю сейчас. Перевозчику, конечно, виднее, но я позволю себе остаться при своем мнении. Это не исключает самой глубокой благодарности, которую я испытываю к нему. И не я один.
А тогда кончались последние дни моего неведения. Я ни о чем таком знать не знал. Жил себе в Крольчатнике, привычно держал свой камень за пазухой, скелет в шкафу, тревогу в узде и... ну что оставалось мне делать? Отдыхал. Как уж получалось.
***
– Ах, легко мне, Игорек, сейчас, так, знаешь... легко. Спасибо, миленький.
– Как груз с души, а?
– Дурачок миленький. Вовсе не "как груз". Не смей так говорить. У женщин это совсем по-другому.
– Вот удивительно. И как это у женщин, расскажи. Представления не имею. Или уже забыл.
– Дурачок. У женщин это... Ну вот ты говоришь, книжки писал. Вот напишешь ты книжку, хорошую-прехорошую, интересную-преинтересную, чтоб все тебе завидовали, потому что так не могут. Бывало у тебя так?
– Нет. Так ни у кого не бывает. И не будет. И слава Богу. Не написать никому такой книжки, чтоб прямо все-все завидовали.
– А сказки?
– Ну разве что сказки. Только это самое трудное.
– Хочешь, я тебе про травки расскажу, я ж темная, только про травки и знаю, чему меня бабушка научила. Вот смотри, уже рассвело, видно. Это толокнянка, медвежье ушко, "ува урсу" по-латыни. Она от воспаления мочевого пузыря. У тебя не воcпаленный мочевой пузырь? А за седьмым номером я нашла...
– У коттеджей есть номера?
– Должны были быть когда-то. Если от Ворот считать, твой - четвертый, мой - одиннадцатый. Это ж какие-то бывшие дачи.
– С таким-то забором? С такими Воротами и такими порядками?
– Не всегда же здесь были такие порядки... Ну, я не знаю, я так думаю просто. Смотри, а это девятисил, хотя правильно - девясил, но я его называю, как бабушка называла. Он и от живота, и от кашля, и от всего...
– Не боишься, увидят нас тут?
– Кому видеть, они дрыхнут до полудня.
– Если ты не хочешь пустить меня в дом, отчего мы не можем пойти ко мне? Почему вы такие закрытые? Уж друг от друга-то. Почему вы...
– Почему ты так много задаешь вопросов? Зачем?
– Сдаюсь. Дурная привычка. Слушай:
I have six honest serving-men,
They taught me all I knew
Their names is What, and Why and When,
And How, and Where, and Who
[Киплинг Р. "Шесть слуг"]
– Ух, ты, мой умненький. Что это?
– Это детский стишок. Я читал его в пятом классе на вечере английского языка. У нас была прекрасная англичанка. Учителей иностранного или ненавидят, или любят до безумия. Они какие-то особенные... Мы любили.