Орфей

Внезапно я осознал, что все мои хвори куда-то испарились. Перестало звенеть в висках, стягивать и пульсировать заштопанные места под повязкой на голове, даже саднить на руках перестало. Я ошеломленно поглядел стертые до крови ранки остались, но не болели. Гордеев все стоял ко мне спиной, глядел на экран. Там, уезжая со съемок, артисты забывали Иисуса распятым на кресте.

– Зачем...
– Получилось хрипло, я откашлялся.
– Зачем было заставлять заново переживать это? Я чувствовал, что эти сны - неспроста. Испытывали удовольствие, заставляя меня? Не читали моего досье? Спросить не могли?

– Нет. Игорь, - сказал он, все не поворачиваясь, - у нас у каждого были свои потери, ведь так? Мне нужно было узнать о вас. Все, как было на самом деле, а не то, что сохранилось в записях. Я узнал. Благодарю и сожалею, что это должно было оказаться для вас нелегко. Больше я не буду, повторил он.

– Потери. И у вас?

– Да, - ровно произнес он.
– И у меня. Что касается формы, то сновидения обладают кататоническим эффектом. В частности, это и обусловливает такую глубину восприятия. Забыв о том, что окружает въяве, человек воспринимает сон подчас даже ярче, эмоциональнее. Некоторые обладают возможностью вызывать сны по собственному желанию. Сновидения, поправился он.
– Такие сны называются люстридными. К ним относятся и вещие, или сны-"проколы", которые либо дают информацию о событии, предвосхищая его в реально текущем вашем Времени, либо делают видящего свидетелем того, что происходит сию минуту, но разнесено с ним в пространстве.

Я криво усмехнулся - тоже, Кузьмич еще один, лекции читает.

– А вас попросят отсюда убраться, вы в курсе? Колдовство вуду готовят...

– Я знаю. Мы же были там вместе, я все слышал.
– Гордеев наконец отвернулся от экрана.
– Извини, что я тебя немножко поэксплуатировал. Мне надо было знать.
– Появившаяся было улыбка тут же исчезла.
– Никогда не говори о вуду небрежно, Игорь. Это не тот предмет, которым можно пренебречь. Лучше не упоминать совсем, чем относиться легкомысленно.

– Все, все, сэнсей. Слушайте, господин Гордеев, правда, убирайтесь, а? Спасибо за медицинскую помощь, даже если это колдовство. И до нескорого свидания. Дверь открывается наружу. У вас без меня много дел.

Он, конечно, и не подумал уходить. Он опять уселся в кресло, в котором я его увидел, едва разлепил глаза. Увидел, зажмурился от невозможности увиденного и еще минут десять притворялся спящим, лихорадочно думая и приказывая себе успокоиться. Ничего не вышло, как теперь поняли.

– Игорь, ты совсем мне никаких вопросов задать не хочешь?
– Похоже, это его и вправду удивило.

– Обойдусь.

– Расторможенная психика спящего может становиться своеобразным приемопередатчиком связи между Мирами.

– Не придуривайтесь выжидательно, господин Гордеев, меня этим бредом ночью пичкали. Я у Кузьмича шар прозрачный попрошу. Какой-нибудь, у него много. И штучек с гипнозом не надо бы. Эти вспышки, газоны, фиалки-хризантемы...

Я понял, что словами с ним не разойтись, и примеривался, чем бы ему въехать в башку потяжелее. Сбоку, чтоб увернуться не успел. Вот убедимся, читает он мысли, нет? Как назло, в спальне ничего подходящего не оказывалось. Ящиком от тумбочки? Легкий. Всей тумбочкой? Массивная, не размахнешься.

– Это был не гипноз, Игорь, - сказал он неожиданно мягко.
– Я просто проверял кое-что. Мне пришлось. Извини и за это. Я, конечно, могу уйти сейчас, и меня даже не придется гнать пинками. Но надо идти вместе...

– На фиг? Без меня к крестникам выйти боитесь? Они вас любят, не дрейфь. Жонглера и Мудреца. Молятся, что им райское спокойствие тут создано. Лодочником и Защитником.

Я с удовольствием заметил, как Гордеева передернуло. Чем-то я его достал. Чем бы, узнать. Я бы уж повторил, в гуманность играть не стал бы.

И одновременно снова начала пробуждаться неуместная симпатия к нему. Как тогда, в Доме. К нему? Вырвавшему меня из пусть мрачной, но тишины? Заставившему вновь пережить то, от чего бежал? Бросившему в тот же, а то и худший водоворот из угроз, требований, мистики, безумия? Отнявшему надежду когда-нибудь, не скоро, но в конце концов пережить и забыть? Уже почти сбывшуюся надежду...

Симпатия? К нему, такому? А ведь да. Я ведь только две вещи не перевариваю физиологически: открытое хамство и природную тупость. От первого отхожу или бью в морду, от второго тоже отхожу или бью. Но тупых, если, конечно, они не хамят, я перед этим жалею. Гордеев не подходил ни под одно из двух.

– Ладно, пошли. От вас не отвяжешься.

– Что? Нет, ты неверно понял. "Идти вместе" - скорее аллегория, чем руководство к действию. Как, кстати, вы здесь собираетесь дальше жить?

– Как жили. Старички подскажут, если я чего не доеду. У нас с этой ночи полное взаимопонимание. Они - чокнутые, я тоже скоро с нарезки съеду. Уживемся.

– Правдивый не вернется.

– Вот как? Ну, ничего. Лариса Иванна утешится с Бледным. Глядишь, меня в темном месте отловит. Притиснет к теплой стенке... Постойте, как так - не вернется? Он уж...

– Александр Андреевич Правдивый скончался через двадцать минут после выхода с Территории. Ничем не спровоцированный общий инфаркт.

Я сглотнул. Значит, когда мы говорили о нем... когда я читал его записку - уже. В коридоре продолжала ярко гореть лампочка.

– А это? Не от него? Фу ты, заморочили они мне... Я так и знал, что никакие это не чудеса! Пр-ридурки. Саня, Саня...

– Это от меня пока, - невозмутимо сказал Гордеев.
– Точнее, через меня от... но мы успеем об этом. Феномен Правдивого, как и твой, уникален. С ним работали уже три года. Рабочее название - "Светлый Круг". По-моему, что-то литературное, ты, может, вспомнишь, откуда. Состоял феномен в том, что в непосредственном окружении Правдивого у тех, кого он считал близкими людьми, повседневные бытовые проблемы вдруг начинали решаться сами собой. Это не только питания и обслуживания касалось, просто на Территории возможностей проявиться мало. Здоровье, например. С появлением Правдивого в Крольчатнике исчезли болезни и хвори. Простуды, насморки, такого рода. Мигрени. Ты-то при всех своих погружениях ничего не чувствовал на выходе. Потом, сразу после, как вне Крольчатника бывало.

– Погружениях?..

– "Накаты", называешь их ты. Ты думал, это я помогал? Впрочем, ты так не думал... Люди из Сектора... хотя ты этого и не знаешь... в общем, с ним работали очень плотно, пока я не вытащил его на Территорию. Тоже не без помощи одной из здешних контор. У вас теперь много...

Снова - "ваших", "у вас здесь". Кто вы, доктор Зорге? Начхать мне на тебя, кто ты там.

– А началось у Правдивого, между прочим, с глубочайшей личной трагедии. Он потерял всю семью, жену и трех дочек, в Сумгаите. Тогда и... Короче говоря, без Правдивого в Крольчатнике становится туго. Ну, да тебя это не касается.

– Снова вывезете?

– Зачем? Сам уйдешь. Сейчас пока рано. Сейчас тебе уходить отсюда пока не с кем. Подожди.

Говоря, Гордеев уставился невидяще в точку повыше моего правого плеча. Я встал, сходил набрал воды, принес стакан ему.

– Остыньте. В Крольчатнике очень нездоровая атмосфера. На глазах сходят с ума даже инфильтраты. Что это за термин - инфильтрант? То, что сегодня мне показывали во сне - вы или кто еще, - это что, действительно все так и происходило?

– Каждого из них ждет за Воротами неизбежное. Барабанов не мистифицировал тебя, а остальные не подыгрывали ему. Все так и есть.