Орхидея в мотоциклетном шлеме (сборник)

– Да, – говорю, читая ее имя на бэйджике. – Спасибо, Настенька…

Она еще больше покраснела и убежала к стойке за заказом.

А я чуть-чуть успокоился.

Закурил сигарету, повернулся к Лике, посмотрел ей в глаза.

Вроде – серьезные.

– Значит так, – говорю, – девушка. Во-первых, – давай на «ты», согласна?

Кивает, смотрит с интересом.

– Во-вторых, давай попытаемся отодвинуть все наши игрища в сторону. Деньги, насколько я понимаю, тебе и на фиг не нужны. И так все в порядке. Да и поешь ты – тоже вряд ли. Разве что с пьяных глаз в караоке…

Улыбается.

Загадочно поднимает левую бровь.

– Петь в караоке – пошлость, – отвечает. – Сашке, что ли, звонил?

– Ему, – говорю, – родному. Вот только извини, но что ты на меня так уж по-взрослому запала – тоже ни в жизнь не поверю. Хотя бы потому, что ты – девушка явно прагматическая, а на той вечеринке, где мы с тобой пересеклись, – я, извините, с Машкой был. А моего отношения к ней только слепой, наверное, не заметит…

Усмехнулась, достала из моей пачки сигарету, повертела ее в длинных, сильных, ухоженных пальцах.

– Так все-таки, – чиркаю зажигалкой и даю прикурить, – что надо-то?!

Затягивается.

Смотрит в окно.

Там идет грязноватый московский снег.

Вечер.

Сумерки.

Чуть попозже, когда совсем стемнеет и разгорятся рекламные огни, Тверская снова станет праздничной.

Как всегда.

А пока – обычная центральная магистраль насмерть усталого мегаполиса.

– Догадливый, – усмехается.

Она красиво курит.

На щеках при затяжке – такие сверхсексуальные ямочки.

Хоть сейчас на обложку модного журнала.

Хотя, по нынешним временам, фото с сигаретой на обложке не пройдет.

Политкорректность, блин.

– Не жалуюсь, – отвечаю. – Так все-таки, чего надо-то?

– Ничего, – пожимает плечами. – Просто поговорить…

Я хмыкнул.

Из-за «просто поговорить» целый месяц телефон не выклянчивают. К тому же – такие вот барышни.

Такие привыкли – по первому свистку.

Но промолчал.

Если надо, сама скажет…

– Понимаешь, – вздыхает, – мне просто нужно кому-то выговориться…

Тут уже я за сигаретой полез.

– Я, – спрашиваю, – что, похож на психоаналитика?! Да и ряса поповская, если честно, меня совсем не прикалывает…

– Да нет, – вздыхает и отточенным движением кладет подбородок на тыльную сторону своей ладони.

Красиво получается.

Ага.

– Ты не похож на психоаналитика, – прикусывает нижнюю губу хорошо отполированными зубками. – И ряса тебе, скорее всего, будет не к лицу. По крайней мере, в этом свитере и джинсах ты мне больше нравишься…

– Спасибо, – усмехаюсь. – Так тогда в чем дело-то?!

Докурила, аккуратно затушила бычок в пепельнице.

Ну, а мне наконец-то принесли виски.

Вместе с кофе.

Нда…

– А дело в том, – тянется за новой сигаретой, – что ты производишь впечатление человека, сумевшего разорвать круг. Мне это важно.

Хмыкаю.

Делаю маленький глоток ледяного скотча.

Потом, чуть погодя, – крепкого и горячего кофе.

Неплохо.

– Это, – говорю, – не так, девочка. Ничего я не разорвал. Не получилось. Просто чуть-чуть растянул. Раздвинул.

Задумалась.

– Жаль, – говорит. – Но хорошо, хоть раздвинуть удалось. Легче ведь стало?

– Да Бог его знает, – отвечаю. – С одной стороны – вроде полегче. По крайней мере, дышать свободней стал. А с другой – любой силикон острее чувствовать начал. Напрягает.

Как она на меня посмотрела!

– Это, – обиженно тычет холеным пальцем в соблазнительно прорисованную под тонкой тканью блузки грудь, – между прочим, никакой не силикон. Самый что ни на есть натурпродукт. Если хочешь, можешь проверить. Сейчас допьешь, расплатишься, – пойдем, номер в гостинице снимем. Я там тебе такой силикон покажу – разом про свою замухрышку забудешь…

– А вот это, – обижаюсь, – ты напрасно. Я – не про номер в гостинице. Его мы, может, и снимем. Запросто. От такой роскошной бабы, как ты, только полный козел и импотент отказаться может. Я – про Машку. Никакая она не замухрышка.

– Ну, может, и не замухрышка, – соглашается. – Обычная худая нервная девица. Я таких знаешь, сколько перевидала?! Руки, правда, и глаза красивые. А так – ничего особенного. Вот ты можешь мне сказать, что ты в ней нашел?! Ты не обижайся, – просто любопытно…

– Да сам не знаю, – пожимаю плечами. – Просто – моя женщина. И всё.

– Точно – всё? – прищуривается.

Задумываюсь.

– Да нет, наверное. Не всё. Просто, в отличие от многих других, она – живая. Хоть иногда и притворяется, что наоборот. Несмотря на все свои заморочки.

Молчит.

Курит.

В глазах – слезы.

– А я?! – спрашивает.

Тоже помолчал немного.

– Сейчас, – говорю, – ты тоже живая. Пока плачешь…

– А вообще? – спрашивает.

– А не обидишься?!

Молчит.

Слезы уже по щекам побежали.

– Обижусь, – шепчет.

– Вот в том-то, – говорю, – все и дело…

Помолчали.

Я дал ей прикурить очередную сигарету.

– А знаешь, – говорит, – я не хочу с тобой в номер. Давай лучше напьемся. Ага?!

Посидел, подумал.

– Предложение принимается, – говорю. – Только давай не здесь. Поедем в наш паб, там – хорошо. А здесь даже цветы искусственными выглядят…

Улыбнулась сквозь слезы:

– Тогда купишь мне по дороге живые, ладно?

– С удовольствием, – говорю.

– А Машка твоя, – спрашивает, – не приревнует?

– Ты даже не представляешь, – вздыхаю, – как бы я обрадовался, если бы приревновала…

Мы расплатились и вышли на улицу.

Снег так и не перестал идти, наоборот, начал падать крупными новогодними хлопьями.

Тверская уже вовсю переливалась огнями, и в их искусственном свете мир выглядел красивой рождественской открыткой, отпечатанной на очень качественной бумаге в отличной финской типографии.