Орхидея в мотоциклетном шлеме (сборник)

Сашка – языкастый, хитрованистый и слегка хамоватый егерь одной из любимейших моих рыболовных баз в верховьях Волги, на самой границе Московской и Тверской губерний, своими руками срубил в лесу часовенку.

И какую часовенку!

Загляденье!

Из ровных, тщательно ошкуренных бревен, одновременно и крепенькую как гриб, и – летящую, темную на фоне светлого северного неба.

Сам, на скудную егерскую зарплату, покупал лес, сам тщательно выбирал, сам рубил, сам шкурил.

И все – молчком.

Я б и не узнал, если б другие егеря не сказали.

Причем поставил ее так, что на машине – не подъехать. Только пешком, километров пять по тропинке в гулком сосновом бору.

Подальше от докучливых людских глаз.

Как он туда эти бревна таскал – просто ума не приложу…

Но – построил.

Стоит.

– Как тебе это в голову-то пришло? – спрашиваю, нарезая крупными ломтями дорогую по их меркам московскую колбасу на закуску.

Он в это время чеснок чистит да хлеб кромсает.

Отловились нормально, с десяток неплохих судачков завалили, можно и перекусить под сто грамм.

Ну, или не под сто…

Как получится…

– Да не знаю, – жмет плечами в ответ. – Торкнуло что-то…

– Нормально, – говорю, – тебя торкнуло…

Молчит.

Только посапывает.

…Нарезали, разлили по первой, выпили.

Я закурил, он бутерброд с колбасой себе наладил.

Вечер, речка.

Мы в лодке сидим.

За коряжник привязались, чтобы течением не унесло.

Волга – она такая.

Только с виду спокойная…

Сейчас перекусим, с часок на вечерней зорьке блесны помакаем, да можно и на базу возвращаться.

– Понимаешь, – говорит, дожевывая, – источник там. Ну, родник. В воде вроде ничего особенного, а журчит – хорошо. Я как-то кабана гонял, ну, и набрел на него. Попил водички, посидел, послушал. Хорошо. Ну, и дальше побежал…

Замолкает, потом начинает хлопать себя по карманам.

Протягиваю ему пачку сигарет и, пока прикуривает, – разливаю по второй.

– Ну, и что дальше? – спрашиваю.

– А ничего, – снова жмет плечами. – Потом еще раз туда пришел. И еще… Давай выпьем, что ли?

– Давай, – говорю.

Выпили, помолчали.

– Ну вот, – говорит через некоторое время. – Так и стал туда ходить. А потом думаю: чего-то здесь не хватает. Прикинул – церковка бы хорошо тут стояла. Душевно…

– Часовенка, – поправляю.

– А, ну да, – вздыхает. – В церкви поп быть должен постоянный. Значит – часовенка. Мне говорили уже, до тебя…

– И что, – спрашиваю, – так все сам и придумал?

– Ну, – отвечает, – сам. Кто ж мне подскажет-то?

– Нормально, – качаю головой.

– Вот и я так думаю…

Это он уже так.

Для поддержания разговора.

…Выпили по третьей, закурили.

– Значит, сам? – переспрашиваю.

– Сам, – отвечает.

– А ты хоть знаешь, – смеюсь, – что она у тебя получилась в полном соответствии со всеми канонами русского средневекового деревянного зодчества?

– Откуда мне знать, – удивляется. – Я и в Бога-то не верю…

Во как, думаю.

Ничего себе…

– Ладно, – говорю. – Давай еще по одной, да и пошли ловить дальше. Что-то мне подсказывает, что судак нынче вечером хорошо на бровках бить будет…

– Да похоже, – кивает. – Его погода…

Разлили.

Зажевали бутербродами с колбасой и свежим деревенским чесноком, и он, отвязав лодку от коряги, стал аккуратно выгребать веслами на стремнину.

Здесь, в коряжнике, мотор-то не особо заведешь, винт можно в две секунды убить.

Жалко.

А я ящик свой открыл, приманки смотреть.

Тут ведь тоже думать надо, что ставить.

Погода-то она хоть и его, судачиная, но и от рыбака тоже многое зависит.

Реку чувствовать надо.

Сижу, поролонки перебираю, волна плещет, в кустах подъязки играют, Сашка на веслах пыхтит.

Вечер как вечер.

Обычный.

Река как река.

А за поворотом, потом пять километров пешком по узкой лесной тропинке, журчит обычный лесной родничок и рядом с ним часовенка стоит свежесрубленная.

И откуда только, думаю, что берется…

Орхидея в мотоциклетном шлеме

Ресторан отеля «Хайят»

Беру бутылку «Наири», бокал, блюдечко с порезанным лимоном и выхожу на террасу. У этого ресторана на последнем этаже «Хайята» есть одно неоспоримое преимущество: свободный выход на оборудованную под летнюю веранду крышу и столики на ней.

Но мне сейчас плевать на столики.

Ставлю добычу прямо на перила, наливаю себе коньяку, закуриваю и смотрю на лежащую внизу старую Москву.

В голове – ровным счетом ни одной мысли.

Только глухой, гнетущий депресняк.

Плохо мне…

– Извините, извините, – щебечет сзади испуганно восточного вида официантка. – Это очень дорогой коньяк…

Поворачиваюсь, вскидываю удивленно бровь.

– Я что, – спрашиваю, – похож на человека, которому нечем заплатить за бутылку коньяка?

Смущается.

– Да нет, что вы. Но…

– А какие еще в такой ситуации могут быть «но»? – кривлюсь уголком губ. – Я – покупаю, вы – продаете. Лучше принесите-ка мне еще чашечку кофе. Двойной эспрессо, без сахара.

Еще больше смущается и убегает.

Наверное, хорошо любить восточную женщину.

Покорную, понимающую.

Млеющую от любого, даже самого незначительного знака внимания…

…Не знаю, не пробовал.

Подхожу к ближайшему столику и забираю оттуда пепельницу.

Просто швырнуть окурок вниз – скотство.

А до него нельзя опускаться ни при каких обстоятельствах.

Наливаю следующий бокал, закуриваю следующую сигарету. На улице становится прохладно.

Вечер.