Орион взойдет (с примечаниями переводчика)

– Неужели ты полагаешь, что эта цель достойна нового полета?

– Конечно, и этот был просто великолепным.

– И я так думаю, правда, досуга у меня было немного.

– И у меня тоже; всякие дела, теснота, запашок, неподходящая еда, горе с туалетами, все недостатки невесомости - но все равно чудесно.

По-моему, мы хорошо справились с делом... И точно рассчитали орбиту.

Но обратный полет должен пройти куда легче.

– Именно. Возможно, нам потребуется небольшая коррекция курса или две, но, по-моему, нас ждут три выходных дня. Правда, придется решать, что делать дальше и куда садиться.

– У тебя есть на этот счет соображения?

– Боюсь, что нет. Нам нужна страна, в которой мы не будем считаться преступниками и где у нас не конфискуют корабль. Мейка? Оккайдо?

– Они слишком податливы - если маураи надавят... я же тебе говорила. А что ты думаешь о каких-нибудь отсталых районах где-нибудь в глубине континента?

– Я подумывал об этом, - нерешительно сказал Иерн, - но чем более я овладеваю управлением, тем более убеждаюсь, что мы не сумеем сесть без помощи с Земли. Полный экипаж наверняка мог бы спокойно приземлиться в азиатской степи или в африканской саванне, хотя я бы не стал рисковать даже при всем своем безрассудстве. Мы с тобой не вправе идти на риск. Одному мне не хватит информации, я также не могу передавать тебе указания в достаточно быстром темпе... словом, с двигателем без экипажа не справиться. Ну а в атмосфера даже самые важные параметры я смогу только прикидывать на глаз. А наш космический корабль, как самолет - с точки зрения аэродинамики более всего напоминает кирпич.

Словом, будет превосходно, если мы сумеем нормально опуститься на самое лучшее и самое освещенное посадочное поле в мире.

Роника вздохнула.

– Угу... Эй, не надо кривить рот, иначе я буду крутиться вокруг, пока ты не улыбнешься. В худшем случае сдадимся маураям. Уж они будут обращаться с нами прекрасно, учитывая все, что мы сделали для них.

Судя потому, что я слыхала, Океания - вовсе неплохое место для жизни.

Быть может, мы даже сможем уговорить их построить собственный "Орион".

Или-кто знает?
– быть может, когда мы вернемся к Земле и установим радиоконтакт, то сумеем найти страну, которая будет рада принять нас на наших собственных условиях.

– Быть может... Но скорее всего их биологи вырастят гигантского мотылька, который сумеет летать между планетами.
– Иерн вздрогнул. Его ногти, бледнея, впились в спинку сиденья, за которое он держался.

Роника потянулась к нему.

– Эй, милый! Что с тобой?

Не видя Земли, он выдавил, глядя перед собой:

– Да. Сперва я был слишком утомлен, захвачен всем пережитым... и только сейчас понял: мы вполне можем разбиться или сгореть при спуске... ты погибнешь.

– О-о-о!
– Она взлохматила его волосы.
– Давай-ка покончим с этим франсейским благородством! Я знала, что делаю, и никогда даже на миг не желала ничего другого. Нет, конечно, я не стремилась умереть до срока пока мы с тобой не состарились и не одряхлели. Если же нам не дано - лучше быстро, крак!
– и навеки вместе. Мы псе на целые световые годы прожили лучшую жизнь, чем большая часть людей способна даже представить. Так что не жалей меня.

– Ну...
– Он поцеловал ее. Они оторвались от кресел я поплыли обнимаясь.
– Роника, знаешь, ты у меня - самое величайшее чудо во Вселенной.

В лунном свете, затопившем потемневшую кабину, он увидел, как опустились ее веки, как раздулись ноздри, как приоткрылись губы.

– В таком случае, - произнесла она с придыханием, - отправляемся в грузовую секцию, там больше места. Я придумала, как можно любить в невесомости.

2.

Восемь сотен лет оставался на месте Скайгольм, лишь сдерживая напор стратосферных ветров; короткие испытательные полеты производились после замены маршевых двигателей; но никто из живущих не помнил подобного события. И перелет аэростата над ледяной короной планеты сделался песней отваги, изобретательности и воли. Сам Джовейн с трудностями сталкивался редко... и лишь выслушивал рассказы утомленных людей, устало тянувших слова. Так он узнал, что неопытный рабочий Эймей Роверто Авелар оступился при неожиданном порыве ветра, пока бригада его меняла сдутую панель оболочки, и не сумел распутать стропы парашюта; знал, что неопытная летчица Катарина Папетоай, возвращаясь из разведки, промахнулась мимо посадочного фланца и попала в турбулентный вихрь, сбросивший ее небольшой реактивный самолет под извергавшее горячий воздух отверстие. Знал и Джовейн, что погибших тут же сменили добровольцы, что инженеры-электронщики и рабочие лихорадочно чинили системы, перенапрягавшиеся более чем положено; что пилоты сражались просто с чудовищными силами, учитывая масштаб объекта; что навигаторы, бормоча под нос ругательства, корпели над приблизительными и неточными картами; что священники проповедовали, а горстка мужественных актеров-любителей увеселяла общество и поддерживала в нем моральный дух. Зная обо всем этом, он, со своей стороны, издавал приказы, раздавал поощрения и отличия; но ничто не было для него реально, он словно затерялся в аэростате. Континент, за ним удивительно зеленый Англеланн, и еще блеклая земля Скотоланн, потом море, бурное и сумрачное, там, где оно не было диким и зеленым; серо-синие скалы, стиснувшие фиорды, внутренние ледники, не знаваше конца и края. Потом Землю затянули облака, а после наступления темноты на небе среди высыпавших звезд, не соответствовавших времени года, дрожало северное сияние, но его, как всегда, подгоняла цель; ожидало свершение, а Скайгольм плыл навстречу своей судьбе.

Но настало время наконец остановиться и ему.

– Общая проверка, - приказал Джовейн.
– Боевые расчеты по местам.

Дежурить по трехвахтенной схеме.
– Джовейн не ощущал возбуждения и был полон решимости, невзирая на всю усталость. Под Скайгольмом внизу лишь облака от края до края мира. Навигаторы могли только заключить, что аэростат находится примерно над целью с отклонением плюс-минус пятьдесят километров. Солнце застыло на сине-черном небе.

Неважно. Клубящаяся внизу белизна должна когда-нибудь разорваться, и он сумеет увидеть цель. Но сам он - как всегда - неуязвим и всемогущ.

Субарктический день в это время года короче, чем дни на остальной части планеты; но он будет удлиняться, становиться дольше, чем летние дни в Домене, и наконец он сможет поддержать огонь все двадцать четыре часа. Джовейн не рассчитывал пробыть здесь так долго. К наступлению солнцестояния он намеревался выжечь и разрушить всю область расположения Ориона. Врагу придется сдаться задолго до этого.

Джовейн направился в центральный пункт управления. Маттас сопровождал его. Реви Сирайо был уже там - представитель правительства, которому помогал Скайгольм в этой войне. Втроем они стояли в центре округлого помещения посреди пультов с приборами и инструментами, за которыми следили внимательные техники. На экранах - внизу, по бокам, сверху - застыли изображения мира. Слышался легкий шелест, слабый запах озона наполнял атмосферу, палуба слегка вибрировала под ногой.

– Начинайте, если готовы.
– Огромная значимость этих слов отозвалась в мозгу Джовейна.

Ударили рукотворные перуны - ярче молний, рожденных природой; возмущенный воздух метнулся назад, разряжаясь.

Главный техник снял наушники и повернул кресло.

– Режим удовлетворительный, сэр, - доложил он, - радароскопы зафиксировали у Земли достаточную плотность потока.

– Хорошо, - сказал .Джовейн.
– Ожидайте.
– И от неприятных загогулин на экранах осциллографов он отправился в свой привычный кабинета жалея, что Маттас и Реви последовали за ним. "Зачем они явились сюда?

Ради любопытства? Чтобы как-то поучаствовать? Или из страха? Почему это сделал я сам?"

Прибыв в кабинет, он приказал подготовить радиоразговор с Землей и связать его по интеркому с директором Ориона. Потом поглядел через стол тот, что из Высокой Миди - на всех остальных.

– Ну, - проговорил Джовейн. Его знобило, по коже бегали мурашки. Он почувствовал влагу под рукавами своего мундира. "Фейлис, - подумал он, - но она осталась где-то в бесконечной дали".

Однако решимость, что отправила Джовейна в это предприятие, не оставила его. "Я сделаю это ради нее, человечества, Геи, ради славы (нет, лучше не думать об этом), ради здравого рассудка и справедливости. Время ужасное, и наши действия должны вселять ужас".

– Ну, - повторил он.

– Вы хотите, чтобы я предъявил им ультиматум?
– предложил Реви.

– Нет, - возразил Джовейн, - благодарю вас, но... Капитан здесь я.

Конечно, если вы захотите добарить что-нибудь...

– Как я сообщал вам ранее, сир, любое промедление может восприниматься ими как свидетельство нашей нерешительности, - сказал невозмутимый маурай.
– Я надеюсь, что вы не будете колебаться.

– Пусть это будет нелегко, - согласился Маттас, качая головой на каждом слове.
– Вам придется производить массовые разрушения. Но не забудьте, это рана от хирургического ножа. Гея все исцелит.