Орленев
Шрифт:
ловиям задачи драматизм здесь не полагался, а у него оп был.
За полгода до начала сезона 1893/94 года журнал «Артист»
сообщил читателям, что в труппу театра Корша «приглашен на
зиму на роли водевильных любовников провинциальный актер
г. Орлепев, служивший перед этим в Вильно и Ростове-на-Дону»1.
Ближе к августу, уже накануне открытия сезона, имя Орленева
замелькало
ления. Это не была платная, апопспая хроника, Корш не тратил
на нее денег, хотя дорожил каждым упоминанием о его театре и
его актерах и при всей прижимистости не жалел средств на ре¬
кламу. Но ведь не только ему нужна была газета, но и он нужен
был газете.
В ансамбле большой распространенной столичной газеты девя¬
ностых годов, строившей свое благополучие на тираже, театр по
необходимости занимал видное место, потому что как-никак это
была область духа, придававшая облагораживающий и ничуть не
обременительный элемент «идеализма» пизменнейшему практи¬
цизму ее издателей, и потому еще, что это был интригующий мир
кулис с его тайнами, драмами, блеском моды, славы и свободой
отношений, такой заманчивой для интеллигентного мещанства и
просто мещанства. Конечно, здесь имелся в виду театр всерос¬
сийски известный, с громкими актерскими именами. Коршевская
труппа в тс годы нс отвечала этим требованиям, по где-то к ним
уже пробивалась. Это было серьезно поставленное театральное
дело, и его свет в конце лета 1893 года коснулся Орленева. Семь
лет назад бездомным бродягой он уезжал из Москвы, теперь он
вернулся если не триумфатором, то по крайней мере человеком,
нашедшим призвание.
Его связь с Москвой никогда тте обрывалась. Раз в году,
обычно в дни великого поста, когда в столицу съезжались актеры
со всей России в поисках ангажемента на будущий сезон, он по¬
являлся на этой бирже талантов и репутаций. Управление биржи
помещалось в центре, но се филиалы стихийно возникали в раз¬
ных уголках города, в трактирах, закусочных, номерах заштатных
гостиниц, где останавливались неудачливые, но неутомимо пред¬
приимчивые антрепренеры, снова собиравшие труппы для никому
не ведомых Мозырей и Кобеляк. Орленев был непременным уча¬
стником этого всероссийского актерского торжища, хотя недо¬
статка в контрактах не испытывал. Бывал он в Москве и в лет¬
ние месяцы, и однажды вместе с первой женой, с которой потом,
уже в начале девятисотых годов, расстался (была любовь, как
в старых романах, с одного взгляда, с похищением, с погонями,
были неземные чувства, и вдруг все, как то не раз случалось
у Орленова, внезапно кончилось, и кончилось навсегда), долго
жил на даче в полной близости к природе — неблагоустроенной,
запущенно-дикой,
совсем не дачной.В один из приездов в Москву он встретился с отцом и не
вспомнил старой обиды; их отношения легко возобновились, и
ничто уже их не омрачило до самого конца. Николай Тихонович
за эти годы очень сдал, его коммерция окончательно провалилась,
и, если верить А. А. Туганову, товарищу Орленева коршевских
лет2, и Татьяне Павловой,— простившись с магазином на Рожде¬
ственке, он стал буфетчиком в Охотничьем клубе. По тогдашним
понятиям такая перемена судьбы была катастрофой, но неудач¬
ливый купец держался с прежним достоинством, как будто его не
задели житейские невзгоды. И, может быть, он выбрал Охотничий
клуб — один из центров театрального любительства в Москве, где
Станиславский сыграл свои первые знаменитые роли,— чтобы
хоть таким образом быть поближе к театру. Нетрудно предста¬
вить себе чувства Николая Тихоновича, когда он узнал, что Корш
пригласил его блудного сына в свою труппу.
Церемония приглашения была несложной: одна из премьерш
труппы, Романовская, знавшая Орленева еще с мальчишеских
лет, представила его Коршу, доброе слово замолвил его ровесник,
рано выдвинувшийся в провинции актер Григорий Ге,— больше
ничего Коршу и не требовалось. Его театр сравнивали с вокзалом,
актеры, как транзитные пассажиры, появлялись и уходили, на¬
долго задерживались только немногие. Этот вечный круговорот
по огорчал антрепренера, он не заботился об ансамбле и сыгран¬
ности труппы. Его театр был театром актера в его «особости»,
актера самого по себе. Почтеннейший Федор Адамович жадно
искал таланты, нс думая о степени их отделки, и демонстрировал
их публике как свое открытие. Он не любил длительности, повто¬
рений, неподвижности, хотя с отчаянным педантизмом оберегал
традиции своего театра, вроде еженедельных премьер по пятни¬
цам или контрамарочных дней по понедельникам. Ему нужны
были постоянные перемены, мелькание имен, рекламно-газетный
темп — новые актеры, новые авторы, новые пьесы. Как крупный
делец и игрок, он шел ради этого на риск и чаще всего вы¬
игрывал.
При первой встрече Орленев не произвел большого впечатле¬
ния на Корша, на таких лошадок тот не ставил. Для амплуа ге¬
роя — «первого сюжета» труппы — этому дебютанту не хватало
авантажности, «фактуры», внушительности, сама судьба отвела
ему место где-то в конце афиши. И все-таки Орленев заинтересо¬
вал Корша — что-то в нем было особое, выбивающееся из ряда.
Природа по-своему хорошо позаботилась о молодом актере: все
в нем было соразмерно, даже контраст между спокойными, как
бы обдуманными движениями и стремительной, чуть нервной,