Орлы возвратятся в гнездо

Пыльная дорога сделала загиб обходя холм, и открыла мне вид на раскоп археологов. Он тянулся слева от дороги, со стороны моря. Разбитые на четкие сектора участки издалека были похожи на хозяйство какого-то безумного огородника. Росли на этой плантации согнутые человеческие спины, и - пардон - задницы. Именно эти части тел в избытке торчали из неглубоких траншей. Хотя встречались и стоящие на ногах граждане с лопатами.

Я уже знал, что лишенцы с лопатами, это типа салабоны в армии, - студенты археологических факультетов, которым доверяли самую черную работу: копать отсюда и до обеда... Работать негры, солнце уже высоко... Если же салага случайным образом вдруг натыкался на что-то ценное для науки, его тут же оттеснял старослужащий, какой-нибудь там прапорщик-аспирант, лейтенант-кандидат, или даже цельный генерал-профессор. Эти элитные землерои вооружались с совочком, кисточкой, и другими деликатными инструментами, которыми они орудовали с осторожностью саперов на минном поле. Какой-нибудь замшелый кусок глиняной плошки, они могли выкапывать снимая пыль по микрону, наверно лет десять, а то и больше. Я был уверен, что были археологи, которые так и умирали, не откопав до конца свою битую миску, - и передавали это почетное дело по наследству, указав в завещании любимого ученика, которому доверена честь довершить эпохальное деяние. Все это мало походило на работу археологов в веселых компьютерных игрушках, где любители древностей бегали по целехоньким древним храмам с двумя пистолетами, расстреливая бойких мумий, мда...

Отслужив срочку в разведке горных стрелков, и шлындая уже неделю на пляж мимо раскопа, я смог своим наметанным глазом отследить некоторые закономерности в работе археологов:

Там, где концентрация торчащих из ям задов была выше, - нашли и медленно откапывали нечто интересное. Там, где над задами с кисточками бегали ассистенты с фотоаппаратами и папками, совершалась бюрократия, которая увязывала находку с конкретным местом и глубиной копа. А если задницы из раскопов исчезали, и обращались в сидевших у палаток людей, - значит рабочий день у землекопов закончился, и я припозднился с пляжа. В такие моменты кто-нибудь из студентов у палатки обязательно брался за гитару, и ломким, срывающимся с рыка на писк, голосом вопил на всю округу песню 'орел шестого легиона', сражая сидевших округ очкастых девиц своей статью и мужеством. Так сказать, кифара Аполлона несла стрелы Амура... Ну, сегодня-то до этого было далеко, - солнце стояло в зените, и ученые кроты были на боевых постах, согласно расписанию.

При своем, хоть и любительском, но все же интересе, к античной истории, я узнал, что именно копали ученые почвоведы. Честно сказать, сделать это не составило особого труда. В округе об этом плюс-минус туда-сюда знали все, начиная от продавщиц в сельпо, и кончая моей хозяйкой - тетей Любой, у которой я снял комнату для дикарского отдыха. Причиной того была болтливость начальника экспедиции, профессора Люблин-Вяземского. Его любовь к археологии была столь всеобъемлющей и страстной, что остановив местного жителя под благовидным предлогом расспросить нет ли в округе каких-то известных местным развалин или преданий, профессор вскоре садился собеседнику на уши, и всласть трындел о неожиданном открытии... о новой странице в истории археологии Крыма... А-ла-ла-ла...

Что профессора не очень слушали, по преподавательской привычке его не смущало. Поскольку профессор был стареньким, еще сталинской эпохи, то даже местные разведенки, сбегали под благовидными предлогами, не вникая в темные дебри науки. Местные мужики, наоборот, услыхав о эпохальном открытии, сперва впадали в ажиотаж, и тут же предлагали профессору отметить переворот в науке по стописят! Увы, почтенный профессор был трезвенником, а посему и мужики устраивали скорые и позорные ретирады, спасаясь от нежданного просвещения.

Другое дело итальянцы и англичане! По каким-то причинам экспедиция была смешанной, и в таборе археологов присутствовали иностранцы. Трое крепких британцев рыскали по округе, опрашивая местных о местных легендах и старых развалинах. Нельзя было сказать, что им удавалось добиться сильно больших успехов чем у отечественного профессора. Зато в другой группе было два натуральных итальянца из всамделишней Италии. Черноглазые, галантные, с ослепительной на фоне смуглых лиц улыбкой, два на удивление молодых парня, вызывали у местных дам самые теплые чувства. В их присутствии женщины чувствовали неодолимую тягу к археологии, и ситуация меняла полюс. Теперь уже иногда самим итальянцам приходилось спасаться от местных разведенок. Местные мужики, конечно, питали к сынам солнечной Италии несколько менее теплые чувства, и за смуглость кожи за глаза звали их заморскими гастарбайтерами...

В общем, благодаря назойливым лекциям профессора, и неотразимой харизме сынов Италии, я без труда знал, что раскапывают адепты лопаты и кисточки. Некогда, - без малого две тысячи лет назад, - здесь, на берегу моря, располагался римский каструм, то есть военный лагерь легиона. Сперва образованный как временная стоянка, а потом ставший постоянным поселением. Во 2 и 3м веках, римские подразделения присутствовали в Таврике в большом количестве. Части 'Первого Италийского', 'Одинадцатого Клавдиева', а так же вспомогательные отряды и флот, торчали здесь столетиями. Основной штаб группировки был в Херсонесе, другие лагеря были раскиданы на важных точках, побережья и в глубине полуострова. Были известны, их стоянки в Балаклаве, Хараксе, других местах. Теперь вот еще и здесь...

Проблема археологов была в том, что призрачный древний лагерь некогда располагался на берегу, - которого теперь не было. За прошедшие века неумолимое море, подгрызло береговую линии, и обрушило часть сокрытых античных артефактов вниз с обрыва. А уж там волны раскатали их до полного исчезновения. Поэтому археологам досталась только часть древнего лагеря. Другая проблема была в том, что лагерь явно был нестандартным. Римляне вообще были фанатами стандартизации, поэтому их городки и военные лагеря были чем-то похожи на современную сеть идентичных отелей; - зайди ты в такой, что в Москве, что в США, что в Японии, ничего незнакомого ты там бы не встретишь. То же было и с римскими военными лагерями, - побывав в одном, ты знал что в каком месте искать в любом. Римский легионер мог быть пьян или испуган, но заблудится во время неожиданной тревоги он не мог по определению.

Но иногда от этой системы приходилось отходить. Порой это делалось из-за особенностей местности, или уже существующей застройки местных жителей. В чем была причина здесь - археологи пока не втыкнули. Поэтому профессор Люблин-Вяземский носился по раскопу как смерч, вознося к небесам молитвы, чтобы преторий лагеря оказался не смыт в море, требуя прояснить точную планировку, и атрибутировать наконец, вексиляция какого легиона некогда тянула лямку службы на этом берегу.

Несколько раз победа была близка. Какая-то студентка уже смогла обнаружить в земле черепицу от крыши, с легионным клеймом. По мере того как скребочки и кисточки освобождали черепицу из земли, профессор заливисто хохотал, и обещал уснастить студентку всеми мыслимыми и немыслимыми научными благами, вроде звания доктора наук и трех квартир в Москве. Вот уже обнажилась на черепице надпись 'LE(GIO)...'. Вот-вот должен был открыться и номер искомого легиона. Увы! Черепок оказался битым, и окончился сколом как раз на месте номера. Тогда профессор схватил подарившую ложную надежду студентку, и метнул её с обрыва в море, как Стенька Разин заграничную княжну... Короткий крик девушки затих, все застыли в ужасе....
– Так рассказывали студенты во время походов в сельпо местным. Врали конечно, собаки. Наговаривали на почтенного профессора. Не тот у него уже возраст, чтобы девок через голову бросать.

– А собственно, почему посторонние на площадке?!
– Вдруг вывел меня из задумчивости возмущенный голос, донесшийся с археологического раскопа.

Сперва я решил, что это кто-то обратился ко мне, (хотя я шел себе по дороге, и к раскопкам даже не приближался). Но повернув голову, увидел, что гроза обрушилась на другого. Точнее.
– на другую: Слева от меня на площадке стоял молодой археолог в панаме и шортиках, с выражением патрицианского презрения на лице. А грозной указующей рукой он тыкал... я узнал Ксанку. Девчонка, лет наверно десяти, две косы на белобрысой голове, долговязая и нескладная, как молодой олененок. Она жила с матерью в соседнем доме, в той самой деревне, где я снимал жилье. Девчонка была смешная, обстоятельная, и приставучая, - особенно к мужчинам; сказывалась безотцовщина. Где-то там её отец растворился, вскоре после рождения ребенка... Мать тянула одна. У меня, за несколько дней, уже Ксанка все разведала, а теперь стало быть решила окучить лагерь археологов - и наткнулась на отпор.

– Девочка, ты что здесь делаешь?
– Вопросил надменный археолог, взглянув на Ксанку, как на муху, упавшую в тарелку в разгар обеда.

От такого обилия взрослого авторитета, обычно бойкая девчонка сбилась.

– Я пришла, вот... про раскопки...
– пискнула она. И замолчала, потому что археолог в панамочке уже отвел взгляд, разорвал с ней зрительный контакт, дав понять девчонке свою ничтожность пред лицом взрослого, и окинул взглядом свое студенческое воинство.

– Эй, кто-нибудь - уберите ребенка с площадки!

– Дык, чего, Виктор Алексеевич?
– Беззлобно отозвался из ближайшей ямы какой-то вихрастый молодой студент.
– Она ж не мешает...

– Ты Максимов, лучше бы слои аккуратней снимал, - одернул суровый Панамочник.
– Не мешает... бродят всякие, а потом найденные артефакты пропадают.
– Панамочник, пошерудил своим носом вправо-влево, и наконец заметил меня.
– Эй, Молодой человек! Это ваша девочка?

Я оглядел это чучело в панаме. 'Молодой человек...'. Сам он был вряд ли сильно старше меня, года на три-четыре максимум. Я подумал, как ему ответить. Ксанка конечно была не моя. Но озвучивать я это не хотел. Нечего тыкать её в больное место.