Оружие уравняет всех

Генный материал. Тогда ему было все равно, как это называется. Сейчас все перевернулось с ног на голову. А точнее, наоборот. Он понимал, откуда растут корни этой сентиментальности, которая готова взять за горло…

Он позвонил Каталину, отчетливо представляя его в зале прилета, не спускающего глаз с самолета французской авиакомпании.

– Ты видишь его?

– Да, – ответил Каталин, хрустя крекерами. – Он в двухстах метрах от вокзала. Десять минут назад от борта отвалил заправщик. Идет предполетная подготовка. Пара летунов осматривает самолет.

Секундная стрелка завершила второй круг и пошла на третий. Нико выждал еще минуту и снова позвонил пилоту. В этот раз на вызов ответила сама Вивьен.

– Привет, – поздоровался Нико. – Как наши дела?

– Не хочу сглазить.

– Ты же не цыганка. – Адвокат наконец-то сбросил напряжение. Он сказал одно, а подразумевал другое: «Ты же еврейка. Как ты можешь сглазить?»

– Через десять-пятнадцать минут к воротам, ведущим на летное поле, подъедут три автобуса. Будь начеку. Как только мои люди начнут выводить из автобуса детей, быстренько присоединяйся к ним. – Пауза. – Планы изменились.

– Что это значит? – Николаев заиграл желваками и до боли в пальцах сжал телефонную трубку.

– Я не смогу взять на борт взрослых, только ребенка.

У него отлегло от сердца. И снова он мысленно открестился от Вергельда, и его конкурентка автоматически превратилась в злейшего врага. При таком раскладе она, по сути дела, бросала «взрослых» в Чаде: не маленькие, выберутся. А путь в Камерун им заказан. Их фото развешаны на каждом столбе.

Как выбираться из Чада? Без геморроя – никак. Из Москвы в Нджамену и обратно прямых рейсов нет. Можно улететь в Париж – рейсы два раза в неделю. Но улететь можно только одному – только у Николаева открыта французская виза. Можно остаться здесь навсегда, зарабатывая на жизнь музыкой: вместо тамбурина и флейты услаждать слух мусульман-суннитов чарующими звуками скрипок.

Полдела. Это слово вернуло Николаева в реальность. Они сделали полдела. Ну, чуть меньше. Они почти вытащили девочку из этой чертовой страны, этого преддверия ада. Почти – придется еще подождать. Подождать и взрослым, и детям.

– У тебя есть соображения насчет взрослых? – спросил он.

– Только одно, – ответила Вивьен.

Чего она тянет? – не мог понять Нико. Он бы понял ее, если бы она вымогала деньги или искала выгоду. Ему казалось, он достаточно изучил эту женщину, чтобы при случае довериться ей. Достаточно – не означало всецело, поскольку Нико больше изучал характер ее работы, а точнее – миссии. По большому счету, он имел дело с целой организацией, чья благотворительность стала мировым достоянием.

– Ну? – поторопил он ее.

– Помнишь, в конторе Армана Ришпена ты спросил о конкуренции?

– У меня кончаются деньги на карточке. – Нико смягчил тон. Пожалуй, в этот момент он мог признаться себе: «Да я счастливчик, черт возьми!» Он не тянул Вивьен за язык, она сама вызвала его на разговор о конкуренте по имени Юлий Вергельд. В конторе Ришпена, а потом и в ресторане он сделал все, чтобы именно сейчас прозвучали эти слова. – Да, я помню, Вивьен.

– Запомни номер телефона Юлия.

– О него мы точили языки в ресторане? Я наводил о нем справки.

– Разумеется, ты наводил справки. Он сейчас в Чаде.

– Точно?

– Должен быть в Чаде, – поправилась Вивьен. Конкретно – в селении Квартану, это примерно в сорока километрах от Абеше. Больше ничем помочь не могу. Мы увидимся возле автобуса. Не выплескивай свои чувства наружу, прошу тебя, иначе провалишь дело, засыплешь и себя, и меня.

– Это само собой. А ты не сможешь сама позвонить Юлию?

– Я попробую, – неуверенно пообещала Вивьен. – Поверь, я сделала все, что могла.

«Я тоже, – мысленно признался Нико. – Я тоже».

Он занес номер телефона Вергельда в память телефона, когда Вивьен прервала связь. У него появилось необоримое желание позвонить Вергельду немедленно. На восемьсот миль вокруг он был единственным человеком, который мог переправить через границу и детей, и взрослых, черных и белых, и бегемота в придачу. Он бросил взгляд на часы. Уже через семь-десять минут к летному полю подъедут автобусы с детьми.

Нико быстрым шагом вышел из здания аэропорта и направился к машине. На ходу позвонил Каталину:

– Саша, быстро к машине.

– Наконец-то, – услышал он в ответ.

Адвокат сел на место водителя и бросил быстрый взгляд на Живнова. Тот покачал головой:

– Облом?

– Был бы облом, если бы вы работали на адвоката Николаева, а Николаев не работал на Интерпол.

– Я с самого начала говорил, что эта носастая шлюха продинамит нас, – высказал свои мысли вслух подоспевший Каталин. – Она прокатила бы нас и в том случае, если бы местный волшебник превратил нас в маленьких сопливых негритят.

Мэрион с тревогой посматривала на русских парней. Похоже, беспокойство передалось и девочке. Она отлично понимала и по-русски, и по-французски, но большинство слов не разобрала. Мэрион тронула адвоката за рукав, спросив:

– Что случилось?

Нико улыбнулся ей:

– Все нормально. Девочка сядет в самолет, а нам придется задержаться здесь на пару дней. Вот и они.

Из-за поворота показался джип с ооновской аббревиатурой и фургон с названием французской телекомпании. За ними следовал первый автобус с детьми и еще одна машина с журналистами. Замыкали колонну еще два автобуса и машина с военными.

Николаев обязан был отработать все до мелочей, чтобы не вызвать подозрений даже у Сюзон. Пусть вполглаза, но за ним будут следить внимательные глаза Вивьен. Он вышел из машины, открыл заднюю дверцу и помог девочке выйти. Она вцепилась в его руку, но смотрела только на Мэрион. Нико все свое внимание сосредоточил на колонне машин. И с этого момента время побежало – не остановить. Ни секунды на передышку. Нико потянул девочку за собой.

– Мэрион! – она уперлась, стараясь вырваться. Теперь Сюзон чувствовала угрозу, исходящую от белых.

Они стали привлекать внимание. Несколько человек, включая водителей на парковке, посмотрели в их сторону. Николаев мгновенное принял решение, отпустив девочку. Сюзон кинулась к машине и там попала в объятья опекунши.

– Мэрион, – Нико склонился над дверцей. – Тебе придется проводить Сюзон до автобуса. Я пойду рядом. Ну же, – поторопил он ее. Он не был знаком с предстоящей процедурой, однако разумно предположил, что сопровождающие детей тянуть резину не станут. Быстренько выйдут из автобусов, построятся, возьмутся за руки и прошествуют прямо до самолета. Вслед им зашуршат видеокамеры, защелкают фотоаппараты репортеров. Они будут похожи на ненасытных гиен, повиснут на воротах, протиснут головы между прутьев, щелкнут и прошуршат лишний разок. Похоже, Николаев сейчас возненавидел весь мир, проклял все профессии. Он шел в трех шагах позади негритянки, задыхался от запаха пота, которого не замечал в духоте салона, не узнавал себя и своих эмоций. В висках простучало: «Почему? Почему? Почему?»