Ощепков

«Только совершенномудрый может быть повелителем шпионов»… Снова никто не смог услышать резидента, который, похоже, один понимал, какую грандиозную задачу он предлагает решить, и знал, какими способами можно это сделать. Впрочем… не совсем так. Действительно, такого человека не было среди руководства разведывательным отделом 17-го Приморского корпуса, а вот среди рядовых сотрудников — был. Маршрут-агент Иванов (знать бы, кто этот человек: многим ему обязана наша разведка, но подлинное его имя неизвестно до сих пор) встретился в Александровске с Ощепковым, шокированным ответом Бурлакова. Результатом встречи стал рапорт, который маршрут-агент взял на себя смелость написать Аркадию:

«…Считаю своим гражданским долгом указать на неправильную и вредную для дела точку зрения, изложенную в вашей инструкции тов. Ощепкову от 28 сентября с. г. Отказ удовлетворить просьбу т. Ощепкова о высылке ему кинопроектного аппарата и картин, а также предложение поступить на службу к японцам стоит в полном противоречии с данной ему задачей и знаменует собой связывание по рукам и ногам этого отважного и талантливого разведчика, на редкость мастерски владеющего японским языком, преданного и любящего свое дело.

Кинематография — это самый верный и надежный способ для проникновения в среду военной жизни японской армии, тогда как должность переводчика герметически закупоривает человека на весь день с 10 до 5 вечера между четырьмя стенами одного только учреждения. Что касается службы переводчика в самой Японии, то это в отношении военных или правительственных учреждений вовсе невозможно, так как в Японии нет надобности в переводах на русский язык. С другой же стороны, в японской армии существует обычай, обязывающий владельцев кинематографов устраивать для солдат льготные киносеансы. Такое положение вещей дает широкую возможность тов. Ощепкову вести точный учет всех частей, бывать в штабах и фотографировать разные приказы, табели, условия охраны, орудия, военные корабли с их артиллерией, проникать в запретные для посторонних лиц районы, как, например, Ныйский залив, вести широкие знакомства, появляться в нужное время в различных местах, маскировать свои личные средства к существованию, если будет необходимо, — вести жизнь, превышающую сумму постоянного содержания, и вообще успешно выполнять все возложенные на него поручения…» [181]

181

Там же. С. 39–40.

Завагентурой разведотдела корпуса Леонид Бурлаков рапорт прочитал и передал по команде начальнику отдела: «…Доношу, что со слов прибывшего марш-агента Иванова, имевшего связь с резидентом “Д. Д.”, подтверждается необходимость снабжения “Д. Д.” кинокартинами и кинопроекторами, так как благодаря этой маскировке работа “Д. Д.” будет продуктивна в смысле выявления дислокации японских войск… “Д. Д.” по собственному почину и за свой собственный счет выписывает от частных лиц 11 программ кинокартин и производит зарядку аккумуляторов…» [182]

182

Там же. С. 41.

Не менее двух месяцев длилась эта переписка Никольска и Александровска, часть которой в зашифрованном виде проплывала мимо глаз японской полиции. Наконец в октябре 1924 года судьба резидента «Д. Д.» была решена. До наступления зимы он должен был покинуть холодный Сахалин, на котором родился и вырос, вернуться на материк и снова отправиться на остров — но уже на другой, на тот, где прошла его юность, где он стал спортсменом и, главное, патриотом.

Глава одиннадцатая ШПИОН ПО КОНТРАКТУ

Кем и когда окончательно был решен вопрос о создании в Японии резидентуры советской военной разведки, неизвестно. Учитывая, что характеристика на Ощепкова, где он был отнесен к «сменовеховцам устряловского толка», датирована 26 октября 1924 года, можно предположить, что готовилась она ко времени его прибытия с Сахалина в Центр, то есть в штаб… Кстати, штаб чего? 17-й Приморский стрелковый корпус (в книге Лоты — 17-я Приморская армия), агентом разведотдела которого оформлен был Василий Ощепков как резидент «Д. Д.», в январе 1924 года убыл на Украину [183] . На Дальнем Востоке летом 1924 года был сформирован 19-й корпус со штабом уже не в Чите и Никольске-Уссурийском, а в Хабаровске [184] . Начальником разведотдела корпуса был назначен уроженец Оханского уезда Пермской губернии (откуда родом была мать Ощепкова) Анатолий Федорович Заколодкин — бывший царский поручик военного времени (то есть получивший военное образование в годы войны и не считавшийся кадровым военным) и «свежий» выпускник восточного факультета Военной академии РККА [185] . Резидентура на Северном Сахалине вместе с двумя делами, заведенными на «Д. Д.», и заведующим агентурой Аркадием была временно передана штабу 1-й Тихоокеанской стрелковой дивизии, остававшейся в Приморье.

183

РГВА. Ф. 900. Д 851 (1922—940 гг.).

184

Там же. Ф. 902. Д. 30 (1924–1927, 1933 гг.).

185

Лурье В. М., Кочик В. Я. ГРУ: Дела и люди. М., 2003. С. 154.

Позже уровень профессиональной подготовки Ощепкова в дзюдо, его склонности и желание заниматься борьбой станут хорошо известны военному командованию. Но в октябре 1924 года Леонид Бурлаков, так и не разобравшийся толком, кем является его резидент, записал в характеристике: «Хорошо развит физически, а потому имеет большую склонность к спорту и как борец небезызвестен в Японии. Кажется, имеет первый приз за борьбу. Имеет большую склонность к разведработе, на которой довольно изобретателен и смел. К систематической работе непригоден и небрежен. С людьми общителен и быстро завоевывает расположение. Как качество Ощепкова можно указать на его правдивость и честность. Конечным своим стремлением Ощепков ставит изучение Японии в военно-бытовом и политически-экономическом отношении…» [186] Почему-то кажется, что есть в этой характеристике что- то пренебрежительное, начальственное, хотя именно так, наверно, пишутся все характеристики? Так или иначе, документ этот вместе с другими был представлен руководству военной разведки в Приморье — возможно, во Владивосток, а может быть, и в штаб корпуса в Хабаровске, точно это неизвестно. Вероятно, это произошло одновременно с прибытием туда Ощепкова. Сахалин резидент оставил под предлогом лечения жены и необходимости закупки новых кинокартин [187] . Тем более что картины, и не только, действительно были нужны. Вопрос один — на что их покупать?

186

Лукашев М. Н. Сотворение самбо: Родиться в царской тюрьме и умереть в сталинской… С. 4.

187

Там же.

С требованиями относительно материального содержания и возмещения расходов командование с Василием Сергеевичем согласилось, но не полностью. Между ними были заключены «условия» разведывательной деятельности — своеобразный контракт, в соответствии с которым глава резидентуры № 13, то есть японской, получил регистрационный номер 1/1043 в Разведывательном управлении Красной армии [188] . Псевдоним «Д. Д.» Ощепкову, видимо, сохранили, добавив еще и цифровое обозначение [189] , а вот денежное содержание нового резидента срезали на четверть относительно того, которое он получал на Сахалине. Разведчики, никогда не бывавшие в Японии, решили, очевидно, что жизнь там дешевле, чем в Александровске, и, одобрив размер денежного довольствия Ощепкова в 300 иен в месяц, предложили покрывать возникающие расходы из средств, заработанных самостоятельно, с помощью кинопрокатного дела. При этом кинопроектора «Пауэрс», который просил Василий Сергеевич, чтобы получить возможность продолжить киносеансы в расположениях воинских частей и покрывать все те же расходы, ему тоже не выдали, как не выдали и средства на его покупку. Не знакомы были командирам Ощепкова наставления Сунь-Цзы, далеки они оказались и от Кун-Цзы — Конфуция, говорившего когда-то: «Мастер, желающий хорошо сделать работу, прежде всего должен заточить свои орудия».

188

Алексеев М. «Монах» с черным поясом. С. 66.

189

По поводу назначения псевдонимов и цифровых номеров М. Алексеев сообщает: «Следует оговориться, что каждому агенту присваивался (помимо псевдонима) и цифровой номер. Встречались случаи, когда резиденты (а это была их прерогатива), позиционируя агента, ограничивались одним цифровым номером. Каждый резидент, принимая агентурную сеть, если не распускал ее, то начинал работу со смены псевдонимов и цифровых номеров агентов… Подобная чехарда не раз ставила в тупик Центр, который гадал “на кофейной гуще”, что за личность скрывается под тем или иным номером. И догадка далеко не всегда соответствовала действительности. Что скрывалось за увлечением менять номера — своеобразное понимание правил конспирации, желание запутать противника? А на деле удавалось поставить в тупик только собственный Центр». См.: Алексеев М. «Ваш Рамзай». Рихард Зорге и советская военная разведка в Китае: 1930–1933 гг. М., 2010. С. 286.

Ощепков понял, что теперь он сам себе мастер, искать орудия разведывательного труда и затачивать их ему придется самостоятельно, и покинул территорию Советского Союза, перебравшись в Харбин — центр русской эмигрантской жизни в Китае. Там он остановился по адресу Стрелковая, 25, в доме у своего однокашника по семинарии Исидора Незнайко — будущего главного переводчика с японского в Управлении Китайско-Восточной железной дороги, блестящего знатока языка и «секретного связиста», то есть связного, советских спецслужб [190] . Остановился, очевидно, один, хотя официально он был к тому времени женат.

190

Подробнее о И. Я. Незнайко см.: Куланов А. Е. В тени Восходящего солнца. С. 143–156.

Сама по себе история с первыми двумя вступлениями Василия Ощепкова в брак и одним его разводом до сих пор окутана тайной, которую современная российская разведка считает государственной. Но кое-что в этой истории разобрать можно. Осенью 1923 года, оформляя анкету секретного сотрудника, Ощепков в графе «семейное положение» написал ту самую — странную на первый взгляд, вводившую многих исследователей в сентиментальный ступор фразу: «Холост и одинок». С помощью А. П. Чехова мы выяснили, что «холост и одинок» означало не тоску именно нашего героя по семейной жизни, а отсутствие уз брака в обоих случаях — и на материке, и на острове. Спустя ровно год, находясь в Маньчжурии, он внезапно обратился в Харбинское епархиальное управление с просьбой расторгнуть его брак с гражданкой Журавлевой Екатериной Николаевной, и просьба его немедленно была удовлетворена. Женился он на Сахалине, будучи уже в разведывательной командировке, — об этом есть два упоминания у М. Н. Лукашева [191] . Внезапно влюбился, а потом столь же внезапно разлюбил? Такое, конечно, вполне возможно — разведчики тоже люди, и никто от этого не застрахован. Вот только характеру того Василия Сергеевича, которого мы знаем по редким, но все же сохранившимся воспоминаниям учеников и родственников, такая поспешность в сердечной страсти не очень соответствует. Совсем другая картина вырисовывается, если предположить, что Екатерина Николаевна Журавлева была родной сестрой однокашника Ощепкова по семинарии, тоже сахалинца Гавриила Николаевича Журавлева, а женитьба на ней понадобилась Василию для получения японских документов, необходимых для въезда в страну. Он приехал на Сахалин из Дальневосточной республики — временного государственного образования на территории Приморья, «буфера» между Японией и Советской Россией. На выезд в Японию для граждан ДВР существовали серьезные ограничения, включая предоставление доказательств платежеспособности. По февральскому закону 1920 года о «системе предъявления наличных денег» каждый въезжавший в страну иностранец, при отсутствии у него японского гаранта, обязан был засвидетельствовать наличие весьма крупной суммы в любой общепризнанной валюте, эквивалентной 1500 японских иен, что гарантировало прибывающему нормальное существование хотя бы на первые недели или даже месяцы пребывания на островах [192] . Для сахалинцев же, чья родина теперь вся, полностью считалась территорией империи, наоборот, действовали существенные поблажки в этом вопросе. Вступив в брак с местной жительницей, Ощепков получал таким образом двойную гарантию благонадежности. И год спустя Харбинское епархиальное управление легко могло пойти навстречу кинопрокатчику, если он объяснил священникам, окормлявшим эмигрантскую паству, что необходимость заключения фиктивного брака вызвана страхом перед большевиками и желанием уехать подальше от них — в Японию. Так это или нет на самом деле, мы пока не знаем, как не знаем и девичью фамилию второй жены Ощепкова — это почему-то тоже государственная тайна. Известно только, что в 1924 году избраннице нашего героя, уроженке Сахалина Марии Григорьевне было всего 17 лет и что она была прелесть как хороша — это видно по ее фотографиям [193] . Василий и Мария обвенчались.

191

Лукашев М. Н. Сотворение самбо: Родиться в царской тюрьме и умереть в сталинской… С. 21, 24.

192

Подалко П. Э. Указ. соч. С. 235.

193

Там же. С. 24–25.

В Харбине Ощепков не только гостил у Незнайко и решал внезапные семейные проблемы. В этом маньчжурском городе, где русские все еще оставались большинством населения, располагались многие российские компании и в том числе кинопрокатная фирма Алексеева. Ощепков, до сих пор общавшийся с богатыми соотечественниками, имевшими не просто аппарат, а развернувшими полноценный бизнес с кинотеатрами, рекламой, доходами, только эпистолярно, смог теперь вступить в прямые переговоры с целью получения новых европейских и русских кинокартин, еще не демонстрировавшихся в Японии. Харбинские коллеги вроде бы согласились, но переговоры шли медленно — ждали прибытия новинок из Германии. Наконец договор об эксклюзивных правах был заключен. Фирма «Алексеев и К⁰» обязалась снабжать кинопрокатчика Ощепкова в Японии первыми и единственными копиями новых кинокартин [194] . По пути в Японию оставалось решить еще один деловой вопрос.

194

Лота В. И. Указ. соч. С. 43.