Осень матриарха

Курс был, скажем так, интенсивный, оттого и не особо запомнился: в кошмарах одно хорошо - наутро ты их почти не помнишь. Одно скажу: именно тогда во мне прорезались способности к фехтованию. По типу мензурного - знаете, когда студенты с душою прямо геттингенской отважно зарабатывают себе наличные шрамы. Типа на личность, то бишь в физиономию. Такой экзамен на звание храбреца: не сморгнув, выдержать прямой удар в защитные очки. И защитить себя у меня получалось недурно, хотя сильно в этом усердствовать опасно: используешь приёмы ведь на автомате, инстинктивно, а это может при случае выдать. Я не боялась такого; и стать против мужчины, даже вооружённого подобным динанским каратэ-до, не страшилась тоже, хоть уж в последнем случае моё дело было полный швах. Ну и недюжинный талант к математике во мне проснулся. Именно - к созданию шифров, которые не сочинит и не распутает ни одна шифровальная машинка, потому что основаны они вовсе не на мужской логике, а на женском отсутствии оной. Естественно, с принимающей стороны должен сидеть такой же с ума свихнутый, как и с передающей.

Ладно. Дом кое-как залатали и продали другому авантюристу. Вернулась я на прежнюю стезю, и стали мы с Майей-Реной усердно играть почти что самих себя: даму полусвета, которая держит открытый дом, и её то ли наперсницу, то ли домоправительницу. Девушки для услуг и юноши для охраны (и наоборот, что кому угодно) вмиг отыскались, когда назрела очередная смена декораций. По счастью, потом их не тронули: чем хороша гражданская война в Динане, так это малой степенью обоюдного каннибализма.

– А чем плоха?
– спросил Дезире. Он взбил позади себя вышитые подушки, облокотился на Рене, который в свою очередь налёг на резное перильце дивана, и сидел теперь будто в парчово-джинсовом гнёздышке.

– Чем плоха? - повторила Та-Циан.
– Самый дерьмовый вид междоусобиц, когда на твоей стороне выстроились в шеренгу паршивцы, что, бывало, доводили тебя до слёз в воскресной школе, а напротив пришпоривают коней бородатые дядьки, гулявшие на твоей свадьбе.

"Второй. Не эдинерской, а горной, но вроде как с тем же человеком. И вообще либо картинки поменялись местами, либо вариант бытия не тот", - оборвала себя.

– Не думайте, что мы обе получились такие все из себя Маты Хари. И Бабетта не шла на войну, и радистка Кэти не стучала на ключе: рацию ведь засечь проще простого. Имена были не паспортные - оно понятно, это как нынешний сетевой ник. Я - Каэтана, Царица города Гаэты, моя подружка - Цехийя, Золотинка. Чтобы позвучнее вышло. Кстати, никакого секса мы более не практиковали - тем более храмового. Слишком высокое происхождение я на себя всклепала. От легендарных исландских викингов Стуре-Ланки.

И никого мы выдать не могли - легенда, однако, гласила, что на моём вороту повисли сто или двести воинов Зеркала...

Рене на одном инстинкте повернулся к одному такому стеклу - словно желая убедиться, что исправно отражается в нём...

– ... которых я могла заложить - но не заложила, хоть и требовали с применением силовых методов. Чушь полнейшая.

– На последних словах заёрзал уже Дези.

– В чём дело - никак перебрали духовности? - холодновато спросила Та-Циан.
– Там сортир с эксклюзивными приспособлениями. Типа низовой контрастный душ Шарко.

Слушатели просто застыли от такого цинизма.

– Нет, - покачал головой насквозь положительный Рене.
– Он удивляется, как вы можете здесь спать - ведь из зеркал выступают призраки.

"А у меня их, по вашим представлениям, должна быть целая свита".

– Я сплю с закрытыми глазами, - ответила Та-Циан.
– А надколотые зеркала и завешивать необязательно, чтобы не пропускали ненадобного. Они же порченые. Сами по себе закрытые.

И с ехидцей улыбнулась.

– Как нас отследили - сама не пойму, - продолжала далее со вздохом.
– Мы обе были не слишком опытны, но попросту не успели сотворить ничего выдающегося. Я передала связному наших "красных мантий" записку - так, как это обычно делают, через тайник, никого не слыша и не видя. Думаю, кэланги попробовали её расшифровать и сломали зубы. По легенде, над этим билась армия дешифровщиков, пока не решили, что будет куда проще...

– В общем, если кто слышал, что нас поместили в главный эдинерский централ, называемый "Замок Ларго", - то была чистая правда. Что вначале меня, с моим действительно неплохим происхождением, не хотели трогать - верно. К тому же помочь моим палачам с шифром могла одна я.

Но вот что вместо меня и на моих глазах пытали Майю, признанную мою любовницу, - дремучий бред. Она...

Та-Циан зажмурилась, сморщила лоб, поднесла пальцы к вискам.

"Чёрт, будто цыганская игла внутри черепа. Это парочка пелеситов, что ли, так кормится? Ну, если так - выдержу. И не без известного удовольствия, потому что червяку на крючке висеть и ждать, пока его заглотнут, - тоже сладость не особая".

– Её не то чтобы насиловали - просто пользовались в открытую. Майя могла выдержать эскадрон гусар летучих и не сломаться, - продолжала она ровным голосом.
– Мало кто может заподозрить в хрупкой и гибкой служанке Тергов - силу, почти равную неотёсанной мужской, и выносливость вдвое большую. Их ведь берут в работу лет с четырёх. Однако никто и не думал оказывать ей уважение. В том смысле, что уронила себя и священное достоинство ремесла. Извлекая из него побочную прибыль, ни в коей мере Рукам Бога не предназначенную. Непонятно, как почитание божества, пускай даже такое извращённое, могло соединиться в их сознании с оголтелым пуританством. Хотя уж мне-то эти особи свою веру не исповедовали.

Ну вот, потом был пущен слух, что меня привязывали или приковывали к стене. Я же сама его и пустила - отчасти это было правдой, разве что цепи были необычные. В смысле не давали отвернуться. Вернее, я понимала, что не дадут. Только самое ужасное было - некое извращённое удовольствие. Палачи не ставили целью причинить моей подруге боль. Они лишь многократно повторяли то, что я хоть однажды хотела бы проделать сама, но не осмеливалась.

И когда Майя ушла - не от шока, теперь я понимаю это, - впала в своего рода эйфорию, опьянение, близкое наркотическому...

– Эндорфиновый кайф? - спросил Рене.
– Сабпейс?

Юнцы переглянулись.

– Потеряла сознание. Я тоже - почти. Тогда все вышли, остался один тюремный врач. Общая реакция на эти слова: такой же убийца, как и концлагерные. Потом он же наблюдал за паскудным действом. Ну да: примерно как я.

Лет ему было, кстати или не очень кстати, около пятидесяти. А целью было - проверить, выдержим ли мы кое-что посерьёзнее сегодняшней... предварительной беседы.

Вот тогда и состоялся некий судьбоносный разговор, который источники передают практически без искажений.

Я спросила:

– Ты можешь сделать так, чтобы моей зазнобе не дожить до завтрашнего позора?

То есть уже настоящей пытки, без притворства и сантиментов. Хотя, возможно, одной лишь моей, а Майя-Рена послужила бы зрительницей.

Чем он сам за такое заплатит, меня вовсе не интересовало: каждый решает за себя. Я тоже. Пускай и он тоже.

– Мне привести вон её в чувство, сэнья?
– спросил он в ответ. Будто понял, какие подспудные мысли кроются за моими словами: если он, и я, то ведь и она имеет такое же право.

Я не произнесла ни "да", ни "нет". Я сказала:

– Сначала дай ответ, а после можешь спрашивать. Лишь так принято у благородной крови.

– Разумеется, смогу, - ответил он. - У девицы и без того всё на тонкой струне повисло.

А потом сказал - нет, не повторил прежнего вопроса:

– У тебя есть чем заплатить, помимо врождённого аристократизма?

Они ведь знали. Да и мы не прятались под масками, чтобы не усложнять себе работу. Оттого и презирали меня почти как Майю-Рену - вышла из касты, попрала устои. Но и достоинство моё не притесняли. Если ты дворянка, то имеешь право делать что хочешь и твёрдо стоять на этом. Но уж тогда на самом деле будь крепче того камня, что служит опорой земле.