Осень матриарха

В Динане - два владыки, вечно соперничающих: некое подобие римских трибунов.

Рутен - это бессменный президент, в чьих жилах кровь известной певицы по имени Мария, великого писателя-деревенщика, скандального фаворита последних царей. Тоже триада, хоть и разновременная, но значимая. Бахарь с отлично поставленным голосом, неуёмный сочинитель - кажется, не пользуется сворой белых арапов, то бишь референтов, для составления своих речей. И всенародный любимец, что отчасти настораживает... но в сторону, в сторону!

Грубые мужчины, горы мяса, женщины извилистой повадки, которым нужно специально приспосабливаться к своим худшим половинам, чтобы угодить и через угождение управлять. Ни одна динанская женщина - и в особенности она сама - до такого не опускались.

Телесную и поведенческую норму представляет здесь статистическое большинство. В Динане - группа, отобранная по принципу элиты.

В этой стране улучшенная копия Татьяны не живёт - сосуществует. Отношения с соседями по лестничной клетке (лифтовой нет и не предвидится) - вежливые без доверительности, но с лёгким перерастанием в теплоту: она умеет создавать, распознавать и поддерживать такие, практика у неё не столько и не сугубо динанская, сколько международная. Но с такими кумушками и кумовьями, как в граде Мозговитске, она не имела дела и на Юге Буэнос-Айреса. Типичная шашель (вроде бы род не тот, но неважно): грызёт с равномерным хрустом и испражняется позади своих же путей.

Собрать документы для обмена оказалось несложно: крепкая единая власть, что воцарилась на огрызках давнопрошедшей демократии, хочет нравиться и не заинтересована в отдельно взятой бюрократии. Новая квартира оказалась, по первой прикидке, не очень дурна, то есть удобств раза в два больше, чем Та-Циан соглашалась терпеть в Лэн-Дархане или Вард-ад-Дуньа. Всё своё, всё в одной куче. Даже в баню-хаммам спроста не выйдешь, хоть имеются неподалёку - почти копия настоящих, с мраморной плитой-лежанкой и бассейном. Даже в публичный туалет - вокруг полно бесплатных, гипермаркетовских - заворачиваешь с нарочито рассеянным видом. Собственно, динанское воспитание сказывается: у нас (у них) не особо принято, чтобы птица гадила в своём гнезде, тем паче задирала хвост выше головы.

Её предшественница была такой же интроверткой с любовью к дальним прогулкам, но в то же время - заядлым домоседом. По нужде преодолевая природную замкнутость, обретала несколько суматошную манеру изъясняться. "Надо кончать с манерой общаться афоризмами, - подумала её сменщица, - а впрочем, пошло оно всё здешнему богу в задницу". Ибо не соседям уличать в подмене - тем более Та-Циан постаралась по мере возможности выбрать новое окружение. Несложное дело, если тебя обучили следить за всем и вся, в том числе за тем, кто куда переезжает.

Её собственный переезд отмечался рекордно малым числом вещей (и несколько большим количеством полупустых коробок). В двухкомнатной квартире только прихожая и кухня обросли кое-чем солидным. Но не обувью: ей надоело, что из-за тесноты в прежнем коридоре туфли приходится ставить наискосок, словно автомашины на бесплатной парковке. И всем визитёрам ясно, сколько там вас гостит, постоянных и временных, - хоть в комнаты не заглядывай. Так что было решено: покупаем спецнабор для холла, комбинацию "сервант-плита-мойка-столик-всё-выстроено-как-на-плацу" для кухни тире столовая, чтобы сгрудить туда всю бытовуху, - и низкий прощальный поклон вещизму.

Остальные мебеля заключались в паре ортопедических матрасов на рамках (один, правда, слегка косил под эроскую суфу с вычурной спинкой, валиками и резными подлокотниками), компьютера со специальным вертящимся стулом, другого кресла, несколько более ярко выраженного, пары сундуков годов примерно тридцатых прошлого века и множества пуфов, подушек и витринных столиков "из Икеи". Та-Циан не удержалась - привезла самую любимую шпагу: не дареная предку королём Франциском Первым, как у Атоса, поскромнее и слегка замаскирована под декоративное или игровое оружие. Предтеча ради такой возможности нарочно тусовалась некое время с толкиенистами.

"Теперь можно потихоньку-понемногу возвращаться к самой себе, - подумала Та-Циан про себя, но очень внятно.
– И следить за окрестностями".

Первое правило ловца: не рыскай по чужим кварталам. Не пытайся охватить необъятное. Мозгова - столица, подобная гигантскому лаптю, разношенному на чей-то мощный тыл, или болоту, откуда она в своё время выступила, как Венера - из грязевой ванны. Сделай из себя маячок для тех, кто нужен, и жди.

Здешние жители всегда любили кошечек и собачек, думала она, мягко ступая по замёрзшей до хруста осенней земле и скукоженным листьям. В смысле не только подкармливать, но и разбирать по рукам. Татьяна Афанасьевна (в смысле что прежнее "я") несколько лет описывала в инете золотисто-карюю бирманку, которая жила в соседнем подвале. В руки животина не давалась, еду благосклонно принимала, а очередному своему выводку - простые были зверьки, непородные - надавала по мордахам за неуместное любопытство к человеку.

В Турции есть такое кладбище, где откровенно хозяйничают кошки. Там понастроена уйма отдельных домиков, сооружены кормушки, и то и дело тебе попадается вальяжная тварь, что разлеглась рядом с тюрбо, обвив столбик надгробия пышным хвостом. Это очень нравится тем, кто прогуливается и отдыхает в здешних загробных садах - ибо мёртвых в Турции не принято бояться.

Но кошка - животное самостоятельное, как и волк. Волки живут семьёй, в стаю сбиваются лишь для охоты или безопасности. Их родич собака нуждается в стае психологически. Для одной жизни - в горе и радости, в сытости и нужде.

В стае абсолютно себе подобных.

Но эти твари переимчивы. И когда размякшие тётки и дядьки приносят в дом щенка или подросшую собаку, первое, что они этим делают, - заменяют им родную, прирождённую, предназначенную ему стаю на другую. Присваивают. Воруют, грубо говоря: даже если речь идёт о спасении.

В той же Турции, правда - былых времён, до ожесточившей народ мировой бойни, - принято было устраивать на улице поильни и кормушки для четырехлапых бродяжек, навесы для тех, кто собирается родить потомство. Их вера не позволяет им держать пса в доме (такой запрет, шокирующий кое-кого из христиан перестроечного замеса, действует и в православии), и оттого они с таким пониманием относятся к его нуждам.

Наверное, это извечная приспособленность ловца: думая о своём, не шарь глазами по сторонам - привлечёшь не то внимание.

Вот некто в актуальном верхнем платье - пальто с "перьевыми" аппликациями и кепка в виде бровастой птичьей головы с козырьком-клювом, из-под которой глядят седые локончики - дремлет на скамье, когда тебя заносит на станцию метро, а потом, когда ты садишься в поезд и по ошибке выходишь не на своей остановке - ба! Дамочка возникает почти рядом!

Пренебреги. Слишком всё напоказ и аляписто. Делай то и так, что и как тебе нужно, бей в незримый барабан и не бойся беды. Вон та девочка лет семнадцати как раз пробирается сквозь толпу с раскрашенным африканским тамтамом под локтем.

Смотри чётко перед собой. Обычные люди ничего не знают ни о той, ни - тем более - другой стороне. Догхантеры с кэтхантерами догадываются, но их гнев и их подлость, обходя виновных, неизбежно поражают одних невинных. Впрочем, речь идёт не об этих сомнительных категориях, поправляет себя Та-Циан. Лишь о предречённых генами свободе и несвободе.

Сторожевой механизм, самой природой встроенный в мозг, весьма чуток к раздражителям нужного тебе рода. Оттого Та-Циан, двигаясь к своему жилью буквально на полуавтомате, буквально упёрлась в умилительную парочку, что свернулась в клубок рядом с мусорной загородкой из профнастила. Похоже, этих детей никто не успел обучить, что кошка с собакой - извечные враги, и они обоюдно грели друг друга телом. Чёрный котик с белоснежной салфеточкой на груди и перчатками на передних лапках - и годовалый щенок-метис, грязно-серый с жёлтой мордой и такими же пятнами по всему телу. Щенок трясся словно от чумки.