Осенние сказки
Шрифт:
В тесной кухне настежь распахнуто окно, но табачный чад слоями висел в воздухе. Ежась от утреннего холода, Дайран зачерпнул ковшом воды из кадки в углу, жадно выпил. И поперхнулся от сдавленного кашля – Карис сидел в углу, мрачно глядя на него, в компании бутыли изрядных размеров.
– Что, не спится? – мрачно и хрипло спросил хозяин. – Садись, выпей.
Он пододвинул к капитану огромную кружку.
Дайран помотал головой.
– Не стану. И тебе не советую.
Карис захохотал зло и неприятно.
– Мне твои советы, приятель… сам знаешь где.
Дайран пригляделся к нему.
– Когда ж ты успел… - проговорил он почти сочувственно. – И зачем….
Что,
– Набрался, да? Перед девочкой не стыдно? – вырвалось у него.
Карис выдохнул тяжело и устало.
– Девочка, - пробормотал он про себя. – Я ведь ее помню – малявкой еще. Маленькая девочка с длинной косой; она умела оборачиваться уже в четыре года – маленькая такая птичка с серыми крыльями. И пела так чудесно. И так хохотала, когда я пытался ей уши надрать, а она у меня из рук улетала. Только перестала она оборачиваться, капитан… когда на глазах у нее погибли - мать, отец, два брата. Ваши тогда взяли их хутор в кольцо; не иначе, навел кто, потому что кому бы еще – там заклятия стояли, несложные, конечно, от чужака, но все же… Когда ее привезли ко мне, она была на зверька похожа, а не на птицу… на имя свое откликаться перестала. Одна выжила из всех – и то потому лишь, что не было ее там, она с утра в лес ушла за ягодами. Ей пятнадцать было тогда. С тех пор ни разу не видел я, чтобы она… вот тебе и Серая Птица – одно имя осталось. А… что ты знаешь про это, капитан…
Карис махнул рукой.
– Отца ее, мать, братьев - всех в одном костре сожгли. Война только началась тогда, семь дет назад. Вот и смекни, с кем война-то была, капитан… с нами или с ними? – он мотнул головой в сторону. – Видно, у вас там на Юге умные люди живут… тоже читать умеют… старые летописи.
Он снова приложился к бутыли.
– За одно судьбе спасибо говорю – что меня уберегла. Знаешь, от чего? От предательства. – Он впечатал кулак в столешницу. – Меня ведь пытали, капитан… и чего я под пыткой орал – не помню. Счастье, что сам не знал тогда, где девчонка скрывалась, а то бы… - он умолк.
Дайран подошел и выхватил у него из рук бутыль.
– Поди проспись, - сказал он жестко, едва сдерживая отвращение. – Ей тебя таким видеть радости мало…
Тупо болело слева – там, где сердце. Маленькую кухоньку заливали яркие солнечные лучи.
* * *
Этот день пути должен был стать последним для них. Завтра к закату, если все будет хорошо, они доберутся до Юккарома, и капитан Ойолла сдаст, наконец, пленницу с рук на руки Особому отделу. Вот только кто бы знал, как ему этого не хочется…
Они не стали останавливаться на ночлег в деревне, а, купив хлеба и молока, отъехали подальше, углубились в лес. Уже привычно разожгли костер. Ни Регда, ни Дайран не говорили об этом вслух, но ночевать среди людей им почему-то не хотелось.
Весь этот день Регда молчала. Дайран знал, почему. И мог только догадываться о том, что ждет ее завтра вечером и после. Он сам, своими руками отдаст ее на смерть. О, проклятье! Если бы он мог умереть за нее сам. Но не может… и присягу нарушить не может тоже.
Дайран уже не скрывал от себя самого, что он чувствует к этой чужой, в общем-то, девушке. И не знал, что делать ему с этим внезапно свалившимся чувством. После истории с Элис он поклялся себе, что никогда не доверится ни одному существу женской породы. А та, что смогла растопить лед, сковывавший его все эти годы, стоит по другую сторону разделившей их полосы. И от ее смерти (ну,
или не смерти – что, легче от этого?) зависит его возвращение домой. Было отчего хотеть напиться…Он сидел у костра, смотрел в огонь и молчал.
Этот вечер выдался ясным и теплым, не в пример всему прошлому пути. Регда сбросила свой темно-зеленый плащ; глаза ее поблескивали, как искры, летящие из огня, тускло отблескивало железо кандалов. Дайран не мог смотреть ей в глаза. Завтра… завтра…
Ладно, - он решительно поднялся. – Поздно уже. Давай я тебя перевяжу, и будем ложиться…
Стоит ли… - тихо отозвалась девушка.
Сноп искр выстрелил из костра. Небо было уже совсем черным.
Стоит, стоит…
Бинты, целебную мазь и немного продуктов им дал с собой Карис. Привычными движениями пальцы Дайрана втирали пахучий бальзам в уже совсем затянувшуюся ссадину, а сам он боролся с желанием приложить ее ладонь к губам – и больше не отпускать никогда. Затянув бинт, поднял голову – и увидел ее лицо. По щекам девушки бежали слезы.
Острая жалость сдавила его сердце. И что-то подсказало: не от страха или тоски эти слезы, от другого чего-то… чего?
Ну что ты плачешь… - пробормотал Дайран беспомощно.
Ты закончил? – спросила Регда, не глядя на него. – Надевай железо…
Успеется… - он повертел кандалы в руках и отложил в сторону. – Отдохни чуток…
Снова взял ее руку в свои, осторожно коснулся пальцами ее мокрых щек.
Ну не плачь… Пожалуйста, не плачь. Все обойдется…
Дайран… - Регда смотрела прямо на него, и глаза ее казались совсем черными. – Скажи, что мне делать?
А что…
Я люблю врага и не знаю, как сказать ему об этом. Дайран…
Медленно, медленно он поднес ее пальцы к своему лицу. И прижался к ним губами.
…. Как пела эта птица над головой! Захлебываясь, не умолкая ни на минуту… да и была ли она, эта светлая северная ночь, или едва догорел закат, сразу наступило утро? Дайран плавал в ленивой полудреме на границе сна и яви, и сердце его пело в такт с этой птицей, и золотые блики плясали в темноте перед закрытыми веками. Ладонь еще ощущала тепло и мягкость густых волос, рассыпанных по старому плащу – наспех сделанному ложу. Что нужно для счастья солдату?
Не открывая глаз, Дайран вспоминал, как они целовались ночью – отчаянно, неистово, до головокружения. Регда, оказывается, целовалась впервые в жизни, что немало его позабавило – лечить и хоронить умеет, а любить – нет. Но, впрочем, все это неважно, и он ласкал ее с самозабвением умирающего от жажды, добравшегося, наконец, до кружки с водой. Наверное, даже звезды завидовали им…
Какие у нее губы – мягкие, нежные, как лепестки цветков... Каким горячим и упругим стало враз ее тело... Он шептал ей нелепые и смешные признания – а она целовала его пальцы.
Я люблю тебя… Я тебя люблю…
Муж мой…
Я тебя никому не отдам…
Любимый…
Дайран протянул руку, чтобы погладить ее снова, но рука ощутила пустоту. Он лениво приоткрыл один глаз. Рядом лежит ее пояс, вышитый странным тревожным узором – ломкие линии, словно узор из трав. Ну, все ясно – одевается, наверное, в стороне или отошла умываться. Дайран тихонько погладил жесткие кожаные кольца.
Он не отдаст ее никому, никому. Он увезет ее в столицу, подаст в отставку, и они поженятся. Плевать, что скажут друзья и родичи – отец не осудит, а большего ему не нужно. Если будет надо, они уедут на юг и выстроят там дом. И у них родится дочь – маленькая девочка с такими же мягкими, как у Регды, волосами… и она тоже будет уметь оборачиваться – хоть птицей, хоть маленьким лисенком, какая разница…