Осенние сказки

Я посмотрела на Илана.

Он поднял голову и тоже взглянул мне в глаза, очень спокойно – так, что я поежилась и отвела взгляд. На лице его багровели синяки, губы были разбиты, и струйка крови засохла на подбородке. Но видно было, что досталось ему не сильно – так, для порядка, чтоб не забывал, кто он на свете. Остальное добавит хозяин, решили солдаты – и были, в общем-то, правы.

Я уже хотела сказать, что да, мальчишка сказал правду и пусть они отпустят его, и уже открыла рот, чтобы… но за воротами раздалось цоканье копыт, и во двор неторопливой рысью въехал Тейран. Спрыгнув с коня, он обернулся к нам – и удивленно приподнял брови.

Это что еще? Чему обязан?

Капрал обернулся, вздрогнул, выпрямился - и вновь принялся объяснять. Не так уж много времени понадобилось, чтобы Тейран все понял.

Нет, - медленно проговорил он, брезгливо глядя на Илана, - никуда этого человека я не отправлял. И вы достойны похвалы и уважения, капрал, потому что задержали беглого раба. Я благодарю вас за службу и сообщу вашему начальству, что вы достойны досрочного повышения. А вот это возьмите от меня, - и он, развязав кошель, сунул в потную ладонь несколько монет.

Благодарю, господин! – еще больше вытянулся капрал.

А теперь прошу вас уйти. Своего раба я накажу сам.

Тейран дождался, когда солдаты, бормоча благодарность, выметутся со двора. Потом, подчеркнуто не обращая на Илана никакого внимания, подошел ко мне и поцеловал в висок.

Тамира, иди к себе, - сказал он очень мягко. – Я разберусь здесь, и будем обедать. Иди, иди…

Захлопнув веер, я кинула на Илана быстрый взгляд и послушно ушла в дом. Но не стала подниматься в свою комнату, окна которой выходили в сад, а прошла по первому этажу в одну из гостевых спален. Отчего-то сняла туфли, бесшумно – словно брат мог услышать - подкралась к распахнутому окну и, прячась за легкой занавесью, выглянула во двор.

Тейран стоял возле связанного невольника и долго-долго изучающе его рассматривал. Неподалеку испуганной группкой толпились слуги. Я разглядела среди них Майти, Видгара и девчонку Сению – эта прижимала к губам кулачки, прячась за спиной поварихи, и, кажется, почти плакала.

– Значит, побегать решил?
– протянул Тейран негромко и лениво.

С брезгливой гримасой брат приподнял одним пальцем подбородок мальчишки. Илан дерзко мотнул головой, высвободился – и получил удар в живот, и охнул, согнувшись почти пополам.

Дрянь… - проговорил Тейран все так же негромко. – Поразвлечься захотел?

Илан отдышался, выпрямился. Показалось мне или правда презрение промелькнуло в его глазах?

Да пошел ты… - проговорил он негромко.

И добавил еще несколько слов, которые я не поняла.

Где ты взял одежду? – поинтересовался брат. – И как сумел снять кандалы? Кто тебе помог?

Илан молчал. В лице его не было ни страха, ни унижения. Он, связанный так, что опухли и побагровели кисти, в рваной и грязной рубашке, стоял перед хозяином так спокойно и прямо, что казалось – князь вышел к подданным, размышляя, говорить ли с ними или уйти, предоставив объясняться дружинным…

Молчишь? Сейчас заговоришь…

Тейран размахнулся и ударил его по лицу.

Илан опять сдавленно охнул – голова его мотнулась, но не произнес ни слова. Капельки крови покатились из ноздрей, пачкая грязную рубашку...

Брат брезгливо поморщился, вытер пальцы о рукав.

Ладно. Не понимаешь по-хорошему – будет по-плохому.

Он кивнул стоящему рядом Видгару.

На конюшню. Всыпать, сколько положено за побег, и сверх за наглость еще десяток. Потом, если не сдохнет, - на хлеб и воду на трое суток и заковать. А сдохнет – туда ему и дорога…

Слушаю, господин… - на лице Видгара мелькнуло мимолетное сочувствие. Он толкнул мальчишку кулаком в бок. – Пошли…

Я отшатнулась от окна.

Что ж, он ведь сам виноват. Никто не заставлял его бегать, да и знал он, на что идет – не маленький. Кто теперь ему судья? Раб должен работать, а не бегать, это всем известно. И я даже не пойду к Тейрану просить убавить наказание, потому что тогда все остальные будут думать, что им тоже можно… и какой тогда будет порядок?

Все правильно. И брат прав.

Отчего же мне так плохо-то… словно не его, а меня разложат сейчас на конюшне, словно плети ожгут мою нежную кожу, а не его, которому не привыкать…

Я долго мерила шагами комнату, сжимая кулаки так, что от врезавшихся ногтей стало больно ладоням. Потом, не выдержав, спустилась в сад. Миновала дровяной сарай, подошла к конюшне, осторожно прислушалась…

Свист плети доносился оттуда. Я закусила губы. Это очень больно?

Кажется, я стояла так и слушала целую вечность. И всего лишь однажды – у меня мурашки поползли по коже - послышался из глубины глухой, сдавленный стон.

Продам, - Тейран раздраженно мерил шагами комнату. – Продам, к бесам. К чему нам слуга, от которого одни неприятности. С солдатами теперь изволь объясняться… смотрите, мол, у советников короля рабы бегают – значит, такие хозяева хорошие, раз от них бегут. Зачем мне эти сплетни? Продам, пусть только на ноги встанет. Ск-котина… еще отпираться вздумал. Украл, говорит, одежду, а кандалы сам сумел открыть. Ну, я из него дурь выбью и правды добьюсь – посмеет еще мне дерзить…

Я, свернувшись клубочком на нешироком диване, с грустью наблюдала за братом. Продаст, в этом не было ни малейших сомнений. Когда Тейран принимался вот так бегать по комнате, это означало – зол не на шутку. И слова у него никогда не расходились с делом. Продаст. Я почувствовала вдруг страшную усталость. И правда, зачем нам такой невольник? Зачем мне эта игрушка, если… я неожиданно поняла, что уже не думаю об Илане как об игрушке. Зачем мне это все… эта маета, от которой болит сердце?

Тамира… - Тейран остановился напротив, пристально глядя на меня. – Что с тобой? У тебя усталый вид… давай отложим поездку?

Ничего, - беззаботно ответила я. – Все хорошо, брат, я правда устала немного... и никуда не поеду – передумала. Продавай, если хочешь, ты прав.

Я неторопливо встала и, поцеловав брата в висок, вышла из комнаты.

… Что с тобой, Тамира? Правильно спросил брат. Что с тобой, Тамира? Эти слова звучали в ушах – да так назойливо, не отделаться. Что с тобой, Тамира?

И вправду, что со мной? Почему при одной мысли о каком-то невольнике в сердце разливается теплая волна, а пальцы начинают дрожать? Тебе двадцать шесть лет, Тамира, а ты ведешь себя как пятнадцатилетняя дурочка, впервые увидевшая вблизи мужчину. Кто он тебе – жених, брат? Уж лучше бы брат, чем…

Проворочавшись полночи в постели, я не выдержала. Встала, накинула легкий пеньюар – вышитый, с кружевом, подарок брата, наскоро заколола волосы и, прихватив свечу, вышла из комнаты.

Я знала, где сейчас Илан – в дровяном сарае. Брат распорядился держать его там – чтобы других к побегу не подбивал. Босые ноги ступали по половицам неслышно и легко. Я вышла на крыльцо, и вокруг моей свечи тут же закружились неведомые ночные насекомые. Я отвела их рукой. Свеча подрагивала на сквозняке, вокруг метались тени.