Ошибка творца

– Ну так, чуть-чуть, – прервал ее мысли несколько смущенный Федя. – Подкрасться, конечно, так, чтоб меня не услышали, не могу. Но посуду стал бить реже, это факт.

И оба задумались – каждый о своем. Маша размышляла, как бы потактичнее выяснить, отчего он расстался с Надей Шварц? До сих пор добиться от Феди, по какой причине произошел разрыв, никому не удалось, и Маше было очень любопытно – как же он нашел в себе силы распрощаться с такой красавицей и, главное, на каком основании? Кроме того, ей было интересно поучаствовать в игре – они уже нашли в корнях деревьев свернутый трубочкой «свиток» – артефакт, дающий подсказку к следующему этапу квеста. Аккуратно развернув прожженное в нескольких местах и старательно состаренное послание, Федя прочел:

Под сенью тихих струй, О мой кумир, ты скрылся, Любовь моя к тебе осталась горяча, Ее не осуждай и не руби сплеча…

– Вот же… – Ассасин расстроенно потер крупный нос картошкой. – Ну, и как это прикажете понимать?

Маша взглянула на листок, на котором, плюс к стиху, был неумело нарисован цветок вроде подсолнуха. Маша улыбнулась, передала «свиток» обратно юноше – он ей был интуитивно симпатичен, несмотря на свое мрачноватое амплуа: высокий, в тщетных попытках вырастить серьезную бороду на лице, – вместо бороды торчала нелепая поросль, с круглыми крыжовенного цвета глазами.

– Предлагаю взаимовыгодный обмен: я расскажу вам, где искать следующий артефакт, а вы мне – про ваши отношения с Надей Шварц.

– Хотите сказать, что вот так, с лету, все поняли? – подозрительно посмотрел он на Машу и еще раз внимательно прочитал стишок. Выражение лица у него осталось таким же озадаченным. – Ладно. Сдаюсь. Да, честно говоря, и рассказывать-то особенно нечего…

– Это акростих, – решила тут же выполнить свою часть сделки Маша и показала ему на первые буквы в каждой строчке. – Видите, получается «ПОЛЕ». Плюс рисунок цветка. У вас тут нет поблизости цветочного питомника?

– Вот же! – Он хлопнул себя по лбу. – Конечно! «Джардино Верде»! Там у них тюльпаны и эти… Забыл, как называются, – ирисы, вот!

– Значит, вам туда, – улыбнулась Маша.

– Совсем в другую сторону, – снова расстроенно почесал за ухом Федя. Они помолчали. Федя вздохнул: – Ладно, пойдемте, расскажу по ходу дела. – Он пнул трухлявый пень башмаком с пряжкой, явно позаимствованной с женских туфель 50-х годов. – Хотя и не знаю, что вам так интересно.

– Как вы стали встречаться? – Федя припустил в обратном направлении, и она едва за ним поспевала.

– Да как? Обычно. То есть мне-то казалось – чудеса. На нее же все глазеют, а она ко мне подошла и спросила, можно ли ей переночевать в нашей палатке? У меня палатка на двоих была с наемником Валхолла – Пашкой Стучковым. Я его, ясное дело, уговорил перекантоваться с ребятами из Тулы, дворфами. Ну, то есть гномами. А она пришла и…

– И?

– Принесла с собой бутылку вина. Мы ее распивали и смотрели на звезды. Август, тепло. В общем, вы понимаете.

– Понимаю, – кивнула Маша. – Это тоже была ее инициатива?

– Ну да, – смущенно сказал Федя. – Я б, если честно, сам подкатить не рискнул.

– А потом?

– А потом – как обычно. Кино, прогулки. Я ей даже жить вместе предложил. Но она отказалась – сказала, что не готова. – Он замолчал, вздохнул. – Я, конечно, по уши втюрился, чего там.

– Но ведь именно вы приняли решение расстаться? – внимательно посмотрела на него Маша.

– Донесли уже? – смутился Федя. – Не хочу об этом говорить.

– Надо, Федя, надо, – улыбнулась Маша. – Таков уговор.

Федя едва улыбнулся в ответ:

– Видите ли, она, по-моему, путала реальность с играми. А это – неправильно. Не всегда, конечно. Вон тут мы весной в полном обмундировании в онкологическую больницу к малышам ходили – праздник устраивали. Знаете, всякие побоища между троллями и дворфами, а я, как ассасин, их щекотал… Но это все равно – вроде костюмированного утренника. А вот когда человек в реальной жизни начинает вести себя как его персонаж… Все, крыша выехала, встречайте.

Маша нахмурилась, вспоминая бледного Никиту и его саблю:

– Вы хотите сказать, что Надя не чувствовала уже, где явь, а где игрища?

– Не знаю, – пожал плечами Федя. – Она просто постоянно говорила мне о моем предназначении как ассасина.

– Убивать? – нахмурилась Маша.

Федя кивнул.

– Я сначала думал, она просто так говорит, от нечего делать. А затем сказала, что я должен кого-нибудь убить на самом деле. Иначе никакой я не ассасин, а дырка от бублика.

– А вы?

– А я сначала отмахивался. Потом мы поскандалили. Я сказал – если тебе нужен убийца, то это не ко мне.

– А ей нужен был убийца? – сказала Маша совсем тихо, но Федя ее услышал.

– Похоже на то, – кивнул он и вновь занес внушительную пятерню, чтобы почесать в коротко стриженном затылке.

* * *

Маша вглядывалась в лицо Андрея: уставшее и какое-то задумчивое.

– Ее надо допросить, – сказал он ей, изложив до этого со всеми подробностями свою беседу с сестрой Нади Шварц.

– Андрей, ее надо задержать, – тихо ответила Маша. – Эта барышня вписалась в ролевые игры, чтобы найти людей легковнушаемых и склонных к трансформации действительности. Сначала она опробовала свои чары на этом Феде – добрейшем парне, который и мухи не обидит. А поняв, что промахнулась, стала приручать группу безработных – практически подростков, один из которых откровенно болен, а два других – крайне внушаемы. Она их приручила, возможно, она же и купила им по плащу с перчатками. – Маша подняла на него глаза, горящие праведным огнем. – Это ведь на самом деле она убила своего отца, а не Никита, Андрей!

– Тсс… Не гони лошадей, Марья, – накрыл ее руку своей ладонью Андрей. – Главного-то у нас нет.

– Мотив? – вздохнула Маша, а Андрей кивнул.

Отрывок из зеленой тетради

Высокий и стройный.

Высота седалища 52–53 % высоты тела.

Позднее половое созревание.

Длинный череп и узкое лицо.

Резко выступающий подбородок.

Бороздка под носом четко выраженная и узкая.

Розовые соски.

Если вы отвечали данному описанию (список, впрочем, был много длиннее), то вас можно было назвать истинным арийцем. Сам термин «ариец» был придуман вовсе не национал-социалистами. Его описал еще в середине XIX века француз де Габино в своем труде «Опыт о неравенстве человеческих рас». Он утверждал, что лучшие представители человечества белокуры и голубоглазы и водятся в Северной Европе. Понятно, что размножение таких чудесных людей нельзя было пустить на самотек. Как говаривал Генрих Гиммлер: «Любое расовое смешение уродует гармоничную картину расы. Нордическая голова, посаженная на восточное туловище, выглядит неэстетично». Итак, нордическая голова должна быть обязательно посажена на нордическое тулово, создавая «расу полубогов», и добиться этого, по мнению того же Гиммлера, можно было лет через 20–30. Что, согласитесь, смешной срок для такой высокой цели.