Ошимское колесо

Мертвецы не умирают, и чтобы их остановить, нужно рубить им конечности. Вот только, как бы ты не твердил этого себе, когда кто-то из этих сволочей в нечестивой ярости набрасывается на тебя, ты… протыкаешь их. Это инстинкт. Пусть напишут это на моём надгробии: "Убит инстинктом".

Однако вопреки здравому смыслу в тот миг, когда мой меч по рукоять вошёл в грудь покойника в районе гнилого небьющегося сердца, голод испарился из его глаз. Под тяжестью покойника я столкнулся со стражником за моей спиной, но с помощью того остался на ногах и умудрился вытащить клинок, когда мой враг – теперь уже простой труп, вроде тех, что лежат спокойно и ждут, когда станут скелетами – завалился набок. Следующая мёртвая тварь набросилась на меня в тот же миг. Повторяя свою ошибку, я рубанул по её шее, и чудо повторилось – тварь упала, вцепившись в рану на остатках горла, из которой лилась холодная кровь. Казалось, меч Эдриса Дина вибрирует в моей руке, словно живой. Я рискнул глянуть на клинок, пронзив им завывающий рот очередной пытавшейся меня убить мёртвой женщины – стройной девушки, которая могла быть даже симпатичной за всей этой сажей, кровью и смертоносным голодом. По всей длине моего меча кровь мертвецов цеплялась за текст, выгравированный на стали. Оружие некроманта – инструмент его ремесла – видимо с тем же успехом обрезало струны, заставлявшие труп двигаться, с каким обрезало струны, которые заставляли живого человека плясать танец своей жизни.

– Берегись!

У меня не было времени раздумывать о своём открытии. Мужчина, умерший в самом расцвете сил, бросился на меня, наткнулся на мой клинок и свалил меня на землю. Меня никогда не сбивала с ног гончая, но думаю, это примерно так же ужасно. Мой мир наполнился звуками рычащей твари. Покойник был намного сильнее меня, и, не будь на мне кольчужного сюрко, он уже отрывал бы мою плоть от костей. Чьи-то руки меня схватили и потащили по мостовой, хотя я не знал, в какую сторону, поскольку потерял ориентировку. Я почти надеялся, что тянут меня в сторону кучи мертвецов, где я по крайней мере могу ожидать быстрой смерти.

В следующий миг я понял, что это как лежать на колоде мясника: вокруг меня взмывали и падали мечи. Я слышал и чувствовал удары клинков по плоти. Я сопротивлялся, холодная кровь лилась вокруг меня, и спустя время, которое показалось мне вечностью, сильные руки подняли меня на ноги.

– Маршал! – Ренпроу сжимал мою голову, осматривая на предмет ран, а мой теперь уже безрукий противник дёргался на земле возле нас. Звуки битвы бушевали поблизости – не лязг стали по стали, или треньканье тетивы, а только крики живых и мёртвых и глухие удары по мясу. – Маршал! Вы меня слышите?

– Что? – я осмотрелся. Со всех сторон плотно сбились стражники – резервы, которые прибежали по длинной круглой дороге парапета стены. Высоко над нами продолжалась война на истощение, мертвецов медленно выталкивали с точки, где они влезали на стену, но настоящая битва разворачивалась передо мной. Всё больше мёртвых непрерывным дождём падало со стены, приземляясь на гору тех, кто после падения уже не мог нападать. Человека такое падение всё равно бы убило, но армию Мёртвого Короля оно не замедляло, и теперь уже недавно задушенные стражники вставали против своих старых товарищей.

– Где резервы? Чёрт возьми! Нам нужна Седьмая! Нам нужна дворцовая стража!

Я позволил Ренпроу увести меня назад через наши ряды. Наше присутствие привлекало мертвецов, но нам не хватало людей, чтобы остановить их. Некромант мог приказать им разбежаться по городу. Вероятно, здесь их держало лишь желание хозяев убить офицеров и командиров защиты Вермильона.

– Дарин? Где Дарин? – Я стряхнул Ренпроу. – Где Баррас?

Ренпроу встретился со мной взглядом, дёрнувшись, когда мимо промчались ещё несколько стражников, которые спешили присоединиться к драке. Он смотрел на меня с мрачной решимостью.

– Маршал, между этим городом и катастрофой стоит лишь ваше командование. Вам нужно сосредоточиться на общей картине…

Я тут же схватил его за горло.

– Где мой брат? – выкрикнул я ему в лицо.

– Принц Дарин пал. – Задыхаясь, проговорил капитан. – Помогая вытащить вас.

Я отпустил Ренпроу и наклонился вперёд, согнувшись пополам, как от удара в живот – хотя меня не било ничего, кроме правды.

– Нет.

Глубоко во мне течёт красная ярость, так глубоко, что не заметишь и следа от неё, даже если месяц за месяцем будешь проводить в компании со мной. Но всё же, она там есть. Эдрис Дин запалил её в тот день, когда проткнул ножом живот моей матери. Он забрал храбрость того мальчика, его гнев, его отчаяние, и одним ударом отделил их от меня, связав во что-то новое – во что-то более тёмное, горькое и смертоносное. И все годы своей жизни я жил на поверхности, под которой текла эта неизвестная и нежданная алая ярость, украденная у меня.

– Нет! – Та старая ярость поднялась на поверхность из своих глубин, и я ей обрадовался. Я бежал назад через ряды своих людей и приветствовал её рыком, которым гордился бы даже сам Снорри – так приветствуют старого друга.

Меч Эдриса Дина, тот самый клинок, который сформировал мою жизнь, отправлял мертвецов в могилу так же легко, как и живых. Но была и ключевая разница: мертвецы не боялись людей с мечами. Поэтому их легче убивать. Я бегал среди них и размахивал мечом, используя каждую унцию мастерства, вбитого в меня учителями фехтования по настоянию бабушки, и каждый урок, полученный с тех пор с каждым нежеланным событием. Люди Вермильона клином следовали за мной, и с каждым ударом я ревел имя своего брата. Я отпинывал мертвецов от жертв, отрубал их руки, перерезал глотки, рубил и резал, пока мой клинок не стал тяжёлым, словно свинец, и предательские конечности, из которых вытекала сила, не начали мне изменять.

Мёртвая женщина ухватила меня за ноги, а другая вцепилась мне в левую руку, пытаясь вонзить зубы мне в локоть. Кольчуга сдержала укус, и человек с копьём пробил мёртвой женщине голову, хотя от этого она не ослабила хватку. Меня обхватили сзади сильные руки и потащили назад среди моих людей. Не в силах сопротивляться, я рухнул в чьи-то объятья. На миг мир потемнел, свет факела и лампы потускнел, в ушах грохотал стук моего сердца.

– Дарин? – выдохнул я воспалённым горлом между глубокими вдохами. – Баррас?

Я моргнул, и зрение прояснилось. Люди вокруг меня были из Седьмой. Ренпроу стоял и смотрел на меня сверху вниз, из чего я понял, что лежу на спине. Видимо, я вырубился, но понятия не имел, сколько пролежал без сознания. Я снова моргнул. Возле капитана Ренпроу стояла кузина Сера. Её лицо, обрамлённое плотным кольчужным капюшоном, перепачкалось сажей. За спиной кузины маячил её старший брат Ротус – стройная фигура закована в доспехи, на лице обычное кислое выражение.

– Где мой брат? – требовательно спросил я, садясь и задыхаясь от боли в отбитых лёгких.

Капитан наклонил голову, на его щеке виднелись три параллельные рваные полосы. Я проследил за его жестом и увидел Дарина, усаженного у Аппанских ворот. Его лицо было намного бледнее обычного.

– Баррас? – спросил я, поднимаясь.

– Кто? – Сера протянула руку, чтобы помочь, но я оттолкнул её.

– Баррас Йон, сын вьенского посла. Он женат на Лизе де Вир, – ответил Ротус, всегда готовый поделиться фактами, даже посреди сражения.

– Мой меч! – крикнул я, а потом обнаружил его в своих ножнах. – Так где Баррас, чёрт бы его подрал?

Капитан Ренпроу покачал головой.

– Я его не видел.

Я встал на колено около брата напротив осматривавшего его лекаря.

– Как… – слова застряли в горле, я прокашлялся и попробовал снова. – Как ты, брат?

Дарин поднял руку, словно она была очень тяжёлой, и приложил к шее, разорванной ногтями мертвеца. Раздавленная плоть была багровой от крови – как под кожей, так и над ней.

– Бывало… и лучше. – Болезненно прошептал он.

Я посмотрел на лекаря, седоголового военного врача в заляпанных кожаных доспехах с перекрещенными копьями Седьмой. Он покачал головой.