Осирис

Но Новак - как он говорил - был уверен в том, что в замене пилота с признаками интеллекта на интеллект уже явно искусственно происхождения нет ничего дурного.

Доверять же человеку - например себе самому - как капитану, обладающему абсолютной властью на корабле, он на месте Космического совета не стал бы. Несмотря на то, что коннектомы различных людей удачно прошли всесторонние тесты - в том числе и ресурсные. С того момента, как лишённые моральных оков исследователи запустили первые, далеко не самые удачные симуляции, и вплоть до того, как была смоделирована вся физиология человека с достаточной, почти неотличимой от действительности для самой модели точностью, прошли сотни тысяч субъективных лет симуляций.

Хорошо, что на первых этапах ещё не существовало юридически закрепленных прав разумных коннектомов. Иначе бы Новак, в том виде, в котором он присутствовал для самого себя сейчас, и не появился бы.

Так он говорил. Но как свидетель возникновения себе подобных, один из первых стабильных процессов, он предпочитал молчать о том, что действительно об этом думает. Хотя, кто знает, что он в действительности думал?

Даже удачно инсталлировав в машину Тьюринга в некотором роде искусственный интеллект родом из биологического "компьютера", полноценно читать мысли коннектома никто не научился. Даже имея на руках исчерпывающую характеристику его состояния. Речь не шла о простых желаниях и реакциях или общем направлении, или же тематике мысленного диалога: Новак орудовал слишком сложными абстракциями, каждая из которых требовала точной фиксации состоянии коннектома в однозначно определённый момент её обдумывания. На момент оправки корабля в полёт, само собой.

Капитан вовсе не был собственной посмертной маской - он мог учиться, формировать новые связи в своей нейронной сети. Это затрудняло изучение конкретных состояний его личности, но лишённый памяти - строящейся на изящной деградации и перестройке сети синапсов - коннектом, как член экипажа, был бы бесполезен.

А личность в какой-то мере и была памятью.

Многократные симуляции в ускоренном темпе, изучение стабильности поведения расширенных коннектомов не выявили проблем, мешающих Новаку и ему подобным выполнять функцию управления звездолётом. И не только.

Но Новак слишком хорошо знал историю космонавтики. Он мог, как голубой сверхгигант, излучать показную уверенность, но относился к заверениям о безотказности человеческих коннектомов скептически. Они подозрительно напоминали ему утверждения о надёжности первых фотонных двигателей и их топливных систем.

Приложив теорию надёжности к своему кораблю, самым ненадежным элементом системы он счёл человека. Себя. Но ему ответили, что для ответственного человека подобные переживания естественны, а альтернатив ему, как опытному капитану и одновременно с тем удачно собранной динамической модели коннектома, нет.

Страдал он или нет высокомерием, но Новак был достаточно умён, чтобы понимать, что он не единственный должен был задуматься об альтернативах. Самым простым и привычным способом повысить надёжность всегда было функциональное резервирование, но оно требовало ответственного элемента, принимающего решение по замене, переключению на резервный элемент.

Хотя, как уверяли капитана, он обладал абсолютной властью на корабле, даже над традиционно неотключаемыми, словно на термоядерных электростанциях, системами безопасности.

Постояв ещё в нерешительности - или задумчивости - Новак шагнул в новое помещение.

II

Заместитель капитана по внешней безопасности, словно олимпиец из гомеровского эпоса, возвышался посреди виртуальной битвы. Подобно укрытым туманом богам, направлявшим длани ахейцев или защитников Илиона, отражавшим разящую медь или на краткий, но фатальный миг ослепляющим её блеском противников своих героев, он боролся за исход сражения. Незримый для его участников, он был даже большим чем своенравный греческий бог - он бы командиром, до которого доводилась информация обо всех достижениях, положении каждого бойца. Любого из них он мог отправить на смерть или спасти. И они никогда, никогда бы не стали оспаривать его решения! А ведь даже не каждый представитель божественного племени мог похвастать подобным.

Кромсали здесь друг друга не люди, а бесчисленные дроны - зачищая чьи-то раздробленные ударной волной аннигиляционного взрыва позиции. Причём невероятно медленно, поскольку субъективное время военачальника бежало намного проворнее, чем на поле брани. Он, практически, мог быть одновременно в нескольких местах. И как бы быстро не бегал Ахилл...

– Капитан, - кивнул, развернувшись, рыжеголовый мужчина. Сражение застыло, несколько снарядов рельсовых пушек зависло в воздухе на удалении в пару километров от капитана и его собеседника... хотя любое расстояние здесь и было условностью. Замерли в воздухе и белые хлопья, отдаленно похожие на снег. Являвшие собой, в действительности, антоним слову "чистота".

– Хабис, развлекаешься?

– Поддерживаю себя в форме, капитан, - ответил человек. Огненного цвета были и его глаза. Он в отличие от капитана не брезговал персонификацией аватары.

– Ты же знаешь, единственное, что здесь уничтожается, - это наши запасы антиматерии. Такая симуляции требует значительных вычислительных мощностей, - без всякого порицания сказал Новак.

– Ничтожной доли от потребляемой двигателями энергии, - возразил Хабис.
– А успех миссии зависит, в том числе и от подготовки и морального состояния экипажа.

– Успех миссии?
– переспросил капитан.

– Капитан здесь вы, а не я, - в притворном - или нет?
– изумлении вздёрнул брови Хабис.
– Если вы желаете сэкономить антиматерию, то отчего никогда не пользуетесь гибернацией? Мы сами по себе потребляем ещё больше энергии.

– Почему не отключаюсь, хотите сказать?
– нахмурил брови капитан.

– До цели ещё сорок лет, - вкрадчиво сказал Хабис.
– Даже с учётом того инцидента вы - самый старый человек на корабле, поскольку ваше субъективное время совпадает со временем корабля.

– Я уже умер два раза, - пожал Новак плечами.
– К чему мне делать это в третий раз? Да ещё и совершая суицид? И это я говорю о том, что можно назвать "большой смертью", малую я переживал, - он выделил слово, - тысячи раз.

– Довольно любопытно. Мы, кажется, уже обсуждали это: если бы вы умерли, то этот разговор не состоялся бы.

Хабис ибн-Шахир на миг прикрыл глаза, и поле боя очистилось. Капитан и его военачальник теперь стояли в совершенно пустом помещении.

– Симуляция боя потеряла смысл, - пояснил он.
– Сражение в действительности нельзя поставить на паузу и обдумать тактику. Вырабатывать вредный в реальной ситуации опыт я не намерен...Так что с вопросами жизни и смерти?

– Симуляция...
– протянул капитан, - некоторые из ваших боевых машин оснащены слабым искином - для распознавания целей и действий при потере связи. Вы ведь могли сохранить их состояние? Затем запускать вновь и вновь...

– К чему вы клоните?

– Я самый старший здесь, причём по любой системе отсчёта, - сказал капитан.
– Когда я был при смерти - ещё на Земле, я не задумывался над тем предложением. "Вас заморозят, а затем вы очнетесь внутри симуляции" - так мне говорили. "Перенос сознания". Я согласился, хотя и не тешил себя иллюзиями по поводу предстоящей процедуры. Причём совершаемой над уже мертвым телом. А не над прекратившей своё существование личностью.